- Мы народ крепкий. Оно попервоначалу хоть и нет удобств, да и голода нету. Велели мы вола зарезать да пару овец, вот мяса у нас и
вдосталь.
Бабы мучицы да яиц принесли, маловато, правда, ну, а все-таки хуже всего у нас с утварью.
- Я велела нагрузить для вас две телеги. На одной везут две постели и утварь, а на другой - всякий припас. Лепешки, муку, сало, сушеные
грибы, бочонок пива да бочонок меду - всего понемножку, что только нашлось в доме.
Мацько, который всегда был рад любому прибытку, погладил Ягенку по голове и сказал:
- Спасибо и тебе, и твоему батюшке. Как разживемся, все отдадим.
- Что вы! Да разве мы немцы, чтоб дареное отбирать назад!
- Ну, тогда вдвойне спасибо. Говорил твой батюшка, что очень ты у него хозяйка хорошая. Так это ты цельный год одна заправляла всем в
Згожелицах?
- Да пришлось!.. Коли вам еще что понадобится, так вы кого-нибудь из слуг пришлите, да потолковей, чтоб знал, чего надобно, - а то приедет
еще такой дурень, что и знать толком не будет, зачем его послали.
Тут Ягенка стала украдкой поглядывать по сторонам; заметив это, Мацько заулыбался.
- Кого это ты ищешь? - спросил он.
- Да нет, никого!
- Я Збышка пришлю поблагодарить тебя с батюшкой за подарок. Ну как, пришелся тебе Збышко по вкусу?
- Да я не присматривалась!
- А ты присмотрись, вот он и сам идет.
От водопоя в самом деле шел Збышко; увидев Ягенку, он ускорил шаг. На нем был лосиный кафтан и круглая поярковая шапочка, какие надевают
под шлем, волосы, ровно подстриженные над бровями, не были убраны под сетку и золотыми кудрями рассыпались по плечам; Збышко шел скорым шагом,
рослый, пригожий, прямо оруженосец из знатного дома.
Ягенка совсем от него отвернулась, желая показать, что она приехала к одному только Мацьку; но Збышко весело поздоровался с нею и, взяв ее
руку, поднес к губам, несмотря на сопротивление девушки.
- С чего это ты мне руку целуешь? - спросила она. - Разве я ксендз?
- Не противьтесь! Это такой обычай.
- Да коли б он тебе и другую руку поцеловал за то, что ты привезла, - вмешался Мацько, - и то не было б много.
- Что привезла? - спросил Збышко, озираясь и ничего не видя, кроме вороного коня, стоявшего на приколе.
- Телеги еще не приехали, скоро будут, - ответила Ягенка.
Мацько стал перечислять все, что девушка привезла, ничего при этом не пропуская; когда он вспомнил про две постели, Збышко сказал:
- Да я бы и на шкуре зубра поспал, но спасибо вам за то, что и про меня не забыли.
- Это не я, а батюшка, - краснея, ответила девушка. - Коли вам на шкуре лучше, что ж, никто не неволит...
- Я привык на чем придется. На поле боя случалось спать с убитым крестоносцем в головах.
- Неужто вам случилось убить крестоносца? Да нет, вряд ли!
Збышко вместо ответа рассмеялся.
- Побойся ты, девушка, бога! - воскликнул Мацько. - Ты его совсем не знаешь! Ничего он другого не делал, только немцев бил, так что стон
стоял.
Он готов драться на копьях, на секирах, как угодно, а уж коли завидит издали немца, нет ему удержу, так и рвется в бой.
В Кракове он даже
хотел напасть на посла Лихтенштейна и за это чуть не поплатился головой. Вот он какой молодец! Я тебе и про двух фризов расскажу, у которых мы
захватили и людей, и такую богатую добычу, что половины ее хватило бы на выкуп Богданца.
И Мацько стал рассказывать о поединке с фризскими рыцарями, а затем и о других приключениях, которые с ними случались, и о других подвигах,
которые им пришлось совершить. Из-за стен и в открытом поле бились они с самыми славными рыцарями, какие только живут в чужих краях. Бились с
немцами, бились с французами, бились с англичанами и бургундцами.
Случалось бывать им в таких жестоких битвах, когда кони, люди, оружие, немцы и перья - все мешалось в кучу. А чего только они при этом не
навидались! Видали они и замки крестоносцев из красного кирпича, и литовские деревянные городки и храмы, каких здесь не встретишь во всей
околице, и города, и дремучие леса, где по ночам жалобно стонали изгнанные из капищ литовские божки, и всякие иные чудеса, и, когда дело
доходило до драки, Збышко всегда был впереди, так что самые славные рыцари не могли на него надивиться.
Ягенка присела на бревно рядом с Мацьком и, раскрыв рот, слушала рассказ старика и так вертела головкой то в сторону Мацька, то в сторону
Збышка, точно она была у нее на шарнирах; при этом глаза девушки все с большим восхищением останавливались на молодом рыцаре. Когда Мацько
наконец кончил, она вздохнула и сказала:
- И какое это счастье уродиться хлопцем!
Но Збышко, который, слушая рассказ Мацька, тоже все приглядывался к Ягенке, думал, видно, о другом, потому что неожиданно сказал:
- Какая же вы красавица!
То ли с досадой, то ли с грустью Ягенка ответила:
- Уж будто вы краше не видывали.
Збышко, положа руку на сердце, мог сказать ей, что не много случалось ему видеть таких красавиц: она просто кипела здоровьем, силой и
молодостью. Старый аббат не зря говорил, что Ягенка схожа и на сосенку, и на калину. Все в ней было красиво: и стройный стан, и широкие плечи, и
точеная грудь, и алые губы, и быстрые голубые глаза. И оделась она в этот раз получше, чем в лесу на охоте. На шее у нее были красные бусы,
шубка, крытая зеленым сукном, была раскрыта на груди, юбка домотканая в полоску, сапожки новые. Даже старый Мацько обратил внимание на красивый
наряд девушки и, с минуту поглядев на нее, спросил:
- Что это ты разрядилась, как на престольный праздник?
Но она вместо ответа крикнула:
- Едут, едут!..
Когда телеги въехали во двор, она побежала навстречу, а за нею последовал Збышко. К большому удовольствию Мацька, телеги разгружали до
самого заката; каждую вещь старик рассматривал по отдельности и при этом знай похваливал Ягенку. Уже совсем смерклось, когда девушка стала
собираться домой. Когда она хотела сесть на коня, Збышко неожиданно подхватил ее, и не успела она слово вымолвить, как он поднял ее вверх и
усадил в седло. Ягенка зарумянилась, как алая зорька, и, повернувшись к нему лицом, сказала вполголоса:
- Какой же вы богатырь!..
Не заметив в темноте ни румянца ее, ни смущения, Збышко рассмеялся и спросил:
- А зверей вы не боитесь?.. Ведь уж ночь!
- На телеге лежит рогатина... подайте мне ее.
Збышко пошел к телеге, достал рогатину и подал ее Ягенке.