- Он ведь с Зыхом и с аббатом. Или ты забыл, что Зых посулился, коли случится драка, нас обоих выгнать из Згожелиц. Не будь этого, я бы уж
давно переломал тебе все ребра.
- Либо я тебе! - отрезал Чтан, сжимая могучие кулаки.
И глаза у них зловеще засверкали; однако хлопцы тотчас сообразили, что теперь им, больше чем когда бы то ни было, надо держаться вместе.
Они не раз уже дрались, однако после драки всякий раз мирились, - жить они не могли друг без друга и всегда скучали врозь, хоть и разделяла их
любовь к Ягенке. Теперь же у них был общий враг, и оба они чувствовали, что соперник этот для них очень опасен.
Помолчав с минуту времени, Чтан спросил:
- Что делать? Не послать ли ему вызов в Богданец?
Хотя Вильк был умнее своего товарища, однако на этот раз и он не знал, как быть. К счастью, на помощь им пришли била, которые застучали
вновь, возвестив начало обедни.
- Что делать? - переспросил Вильк. - Идти к обедне, а там пусть будет, что бог даст.
Этот разумный ответ успокоил Чтана из Рогова.
- Может, господь бог наставит нас, - заметил он.
- И благословит, - прибавил Вильк.
- По справедливости.
Войдя в костел, Вильк и Чтан с благоговением отслушали обедню и приободрились. Они не потеряли присутствия духа даже тогда, когда после
обедни Ягенка в притворе снова приняла святую воду из рук Збышка. У ворот они в ноги поклонились Зыху, Ягенке и даже аббату, хоть он был врагом
старого Вилька из Бжозовой. Правда, на Збышка они глядели исподлобья, но не выдали себя ни единым звуком, хотя сердце у них щемило от муки,
гнева и зависти и Ягенка никогда не казалась им такой красавицей, сущей королевной. Лишь когда поезд тронулся в обратный путь и до них издали
долетела веселая песня причетников, Чтан, отфыркиваясь, как лошадь, отер пот со своего заросшего лица, а Вильк, скрежеща зубами, проговорил:
- В корчму! В корчму! Горе мне!..
Тут они вспомнили, отчего им в прошлый раз стало легче, ухватились опять за камень и в ярости покатили его на прежнее место.
Меж тем Збышко ехал рядом с Ягенкой, слушая песни причетников аббата, однако, когда поезд проехал с версту, он осадил вдруг коня и сказал:
- Ба! Совсем позабыл! Я ведь хотел заказать службу о здравии дяди.
Придется вернуться.
- Не возвращайся! - воскликнула Ягенка. - Пошлем человека из Згожелиц.
- Нет, я ворочусь, а вы меня не ждите. С богом!
- С богом! - сказал аббат. - Езжай!
И лицо у него повеселело, а когда Збышко скрылся из виду, он неприметно подтолкнул Зыха и сказал:
- Поняли?
- Что?
- В Кшесне он, как бог свят, будет драться с Вильком и Чтаном, а я только этого и хотел и к этому клонил все дело.
- Они парни храбрые! Еще ранят его, что тогда?
- Как что? Коли он будет драться за Ягенку, как же ему потом думать про дочку Юранда? Не она, а Ягенка станет тогда его госпожой, а я
только этого и хочу, - он мой родич и пришелся мне по сердцу.
- А как же с обетом?
- Да я тотчас его разрешу! Разве вы не слыхали, что я сам посулил ему это?
- Ума палата, всегда-то вы найдетесь! - ответил Зых.
- А как же с обетом?
- Да я тотчас его разрешу! Разве вы не слыхали, что я сам посулил ему это?
- Ума палата, всегда-то вы найдетесь! - ответил Зых.
Аббат, польщенный похвалой, подъехал поближе к Ягенке и спросил:
- Ты что нос повесила?
Она склонилась в седле и, схватив руку аббата, прижала ее к губам.
- Крестный, вы бы послали песенников в Кшесню.
- Зачем? Перепьются они в корчме - и только.
- А может, помешают ссоре.
Аббат бросил на нее быстрый взгляд и вдруг резко сказал:
- Да хоть бы его там и убили!
- Тогда пусть и меня убьют! - воскликнула Ягенка.
И все горе, все сожаления, которые накопились в ее груди со времени разговора со Збышком, излились вдруг в потоках слез. Увидев, что Ягенка
плачет, иббат обнял девушку рукою так, что укрыл ее чуть не всю широченным своим рукавом, и заговорил:
- Не бойся, доченька, ничего не бойся. Они могут там поссориться, но ведь и Вильк с Чтаном - шляхтичи, не станут они нападать на него все
вдруг, на поединок вызовут, как рыцарский обычай велит, ну, а уж он-то с ними справится, хоть бы и с двумя сразу драться пришлось. Что ж до
дочки Юранда, то одно скажу тебе: ни в одном лесу не растет дерево для их ложа.
- Коль она ему милее, так и я его не хочу! - сквозь слезы сказала Ягенка.
- Чего же ты тогда хнычешь?
- Боюсь за него.
- Вот уж подлинно бабий ум! - со смехом воскликнул аббат.
Тут он нагнулся к уху Ягенки и сказал ей:
- А ты, девушка, про то подумай, что, и женится он на тебе, все равно ему не раз драться придется, - он ведь шляхтич.
Нагнувшись еще ниже, он прибавил:
- А женится он на тебе, как бог свят, женится, и в самом скором времени!
- Где уж там! - возразила Ягенка.
А сама тотчас заулыбалась сквозь слезы и глянула на аббата так, будто хотела спросить, откуда же он это знает.
Меж тем Збышко, вернувшись в Кшесню, проехал прямо к ксендзу, так как в самом деле хотел заказать службу о здравии Мацька; уговорившись с
ксендзом, он направился прямо в корчму, где надеялся застать молодого Вилька из Бжозовой и Чтана из Рогова.
Он и впрямь застал там обоих. Народу в корчме было полным-полно, пила тут и шляхта, знатная и мелкая, и мужики, и даже несколько захожих
штукарей показывали всякие немецкие штуки. Однако в первую минуту Збышко ничего не мог разглядеть, так как окна в корчме, затянутые воловьими
пузырями, пропускали мало света; только когда слуга подбросил в печку сосновых щепок, Збышко увидел в углу за братинами пива волосатую рожу
Чтана и суровое, гневное лицо Вилька из Бжозовой.
Тогда он медленно двинулся к ним, расталкивая по дороге толпу, и, подойдя вплотную, с такой силой ударил кулаком по столу, что грохот пошел
по всей корчме.
Вильк и Чтан вскочили с мест и, сдвинув наперед кожаные пояса, хотели уже схватиться за мечи, но не успели они это сделать, как Збышко
бросил на стол перчатку и, говоря в нос, как было в обычае у рыцарей при вызове на бой, произнес следующие, совершенно неожиданные, слова:
- Коли кто из вас или других рыцарей, присутствующих здесь, станет оспаривать, что панна Данута, дочь Юранда из Спыхова, - самая прекрасная
и самая добродетельная девица на свете, то я вызову его на поединок, конного или пешего, до первого коленопреклонения или до последнего вздора.