Подобно
старикуСуворову, я непризнаюсолдата,которогоможно застичь врасплох
нежданным вопросом; солдат должен отвечать так же, как идет в атаку, -- живо
и весело.У меня может недостать хлеба, денег,милосердия, но ещене было
случая, чтобы мне недостало умения ответить, когда меня спрашивают. Товарищи
мои, еслии не все были столь же находчивы, не уступали мне встойкости, и
могу сразу жесказать, что вту пору следствие так ничего и не добилось, и
тайнасмертивоеннопленногоГоглаосталасьнераскрытой.Таковыбыли
французские ветераны! Однако я буду несправедлив, если не скажу, чтото был
особый случай; приобычных обстоятельствахкое-кто мог и споткнуться,его
моглизастращать ивынудить к признанию;на сей же раз всех наснакрепко
связывалоне только простое товарищество,нои общаятайна,все мы были
соучастниками в некоем тайном заговоре, равно стремились его осуществить, и,
раскройсяон,все одинаковопонесли бы наказание. Нетнуждыопрашивать,
каков был этот замысел: лишь одножеланиеможет зреть вневоле, лишь один
замысел может бытьтам взлелеян. Имысль, что наш подземныйход уже почти
готов, поддерживала нас и вдохновляла.
Как я уже говорил, из схватки с тюремными властями я вышел победителем;
следствие скоро зашло втупик и заглохло,как глохнет песенка, когда никто
ее не слушает, и всеже я был разоблачен; послетого, как меня защитил мой
же противник, я сам разоблачил себя,можно считать, сам во всемпризнался,
едва ли не сам поведал причинунашей ссоры и тем уготовал себе в будущем на
редкостьопасноеи неприятноеприключение.Это случилось на третьеутро
после дуэли, Гогла былвсееще жив, и тут пришло время давать урокмайору
Шевениксу. Ярадовался этому занятию не оттого,что он много мне платил --
понатуре он был скуп, ия получал от него всего каких-нибудь восемнадцать
пенсов в месяц, -- но оттого, что мне пришлисьповкусуего завтраки, а в
какой-томере и онсам.Как-никаконбыл человекобразованный, всеже
прочие,скем мне доводилосьбеседовать,если ине держаликнигу вверх
ногами, не задумываясь, вырывали из нее страницы, чтобы разжечь трубку. Ибо,
повторяю,товарищимоипопленубыливсе,какнаподбор,люди
невежественные, ив Эдинбургском замке узники более просвещенные ничемуне
обучали остальных,как в некоторых других тюрьмах, куда человек вступал, не
зная грамоты, авыходил обогащенныйзнаниями, годный для вполнесерьезных
занятий. Шевеникс был хорош собой -- шесть футов росту, великолепная осанка,
правильные черты лица, необычайно ясные серые глаза-- и для чина майора на
удивление молод. Казалось бы, придраться не к чему и, однако, впечатление он
производил неприятное. Быть может, он был не в меру чистоплотен, от него так
и разило мылом. Чистоплотность --отличное свойство, но я терпетьне могу,
когдау мужчиныногти сверкают, словно покрытые лаком. И, право же, он был
уж чересчур сдержан и хладнокровен. Этому молодому офицеру, видно, чуждбыл
юношескийжар,стремительностьиживостьвоина.
Отегодоброты веяло
холодом, доходящим дожестокости; его неторопливость выводилаиз терпения.
Возможно, делотут было в его нраве, столь противоположном моему, но даже в
те дни, когда он был мне весьма полезен, я всякий разприближался кнему с
недоверием и осторожностью.
Я, как обычно, просмотрел его грамматические упражнения и отметил шесть
ошибок.
-- Гм, шесть,-- сказал он,поглядевв тетрадь.--Весьма досадно.
Никак эти правила мне не даются.
-- Полноте, -- сказал я, -- вы делаете отличные успехи!
Вы, конечно, понимаете, я нехотелегорасхолаживать, но французский
языкему не давался-- такова ужбыла егонатура. Дляэтого,ядумаю,
требуется некий душевный жар, а он погасил свой огонь мыльной пеной.
Майор Шевеникс отодвинултетрадкуупражнений,оперсяподбородком на
руку и поглядел на меня суровыми ясными глазами.
-- Мне думается, нам надо побеседовать, -- сказал он.
-- Весь к вашим услугам,-- отвечал я, номеня пробрала дрожь, ибоя
знал, о чем он поведет речь.
-- Вы уже не первый деньдаете мне уроки, -- продолжал он, -- и у меня
сложилось о вас недурное мнение. Я склонен считать вас джентльменом.
-- Вы не ошиблись, сэр, -- отвечал я.
-- И я также не первый день у вас передглазами.Незнаю, что вы обо
мне думаете, но, полагаю, поверите, что я тоже человек чести, -- сказал он.
-- Мнене требуется никакихзаверений,это очевидносамо собою,--
отвечал я с поклоном.
-- Отлично, -- сказал он. -- Так что же вы думаете о случае с Гогла?
--Вы слышали вчера, как я отвечал суду,--начал я. -- Я проснулся,
только когда...
-- Да, разумеется, я слышал вчера, как вы отвечали суду, -- прервал он,
-- и яотлично помню, что вы проснулись,только когда... Я могуповторить
весь ваш рассказ почти слово в слово. Но неужели вы полагаете, что я хоть на
минуту вам поверил?
-- Так ведь если я повторю вам это сейчас, вы все равно не поверите, --
отвечал я.
--Возможно,я ошибаюсь, там будет видно, -- сказал майор, --но мне
кажется, чтовы не станете повторять это сейчас. Мнекажется, чтопрежде,
чем покинуть эту комнату, вы кое-что мне откроете.
Я пожал плечами.
--Так вот слушайте,-- продолжал он. -- Вашипоказания, разумеется,
сущий вздор. Но я посмотрел на это сквозь пальцы, и суд сделал то же самое.
-- Весьма вам признателен! -- сказал я.
-- Корочеговоря, вы не можетене знать, что произошло,-- продолжал
майорШевеникс.--Всявашакоманда"Б",несомненно,знает. Ия вас
спрашиваю:какой смыслразыгрыватькомедию и повторять небылицы, еслимы
друзья? Ну же,мой дорогой, признайтесь, что вашакартабита, и саминад
этим посмейтесь.
-- Я слушаю вас, продолжайте, -- сказал я. -- Вы принимаете случившееся
чересчур близко к сердцу.