"Иничего в нем нет подозрительного",-- огорченноразмышлял Андрей,
глядя на лейтенанта.
Рядомсловоохотливыйстаршинанеумолкаярассказывалмолоденькому
авиатору:
-- Двадцатьседьмую перебросили вБелосток.Вот этогород!Правда,
центр побит, ноженщины! --Старшинавосторженнопочмокал губами; только
теперь Андрей заметил, что тот навеселе. -- Это с нашей Дунькой раз,два --
и в дамки, --заявил он убежденно.--Аполькине-ет! Обхожденьице дай,
ласку,подходец. Разные там: падам донужек шановни пани, пшепрашем, пани,
цалуюрончики...* И еще вагон всякийгалантерейности. Не раз вспотеешь.А
иначе -- напрасные хлопоты. Это тебе не наша Дунька: погладилпо шерстке --
изамурлыкала!Не-ет!..Обхождениедай!Подходецтонкийтребуется,с
виражами! А так запросто не прошелестишь...
Капитан-артиллерист(емутольконамылилилицо) обернулсяиугрюмо
посмотрелнастаршину;тот,незаметив,продолжалрассказыватьоб
особенностяхобхаживанияженщин вПольше,окаком-то Березкинеиз6-й
истребительнойио случае, которыйпроизошел с этимлетчиком,когда он,
хлебнув "послеполетные" за всю эскадрилью, отправился с аэродрома в Белосток
и спьяна "пустил пузыря"**.
Старшина совершенно не умел молчать. Оставив Березкина,он заговорил о
новых, толькочтополученных истребителях "ЯК-3". Если о некоторыхдругих
самолетахонбылвесьманевысокогомненияиназывал ихне иначекак
"дубами", "гробами" и даже "дерьмом", то о новых истребителях он отзывался с
похвалой и всячески расписывал их достоинства:
----------------------------------------
*Падам донужек шановни пани,пшепрашем, пани, цалую рончики...--
Падаюк ножкампрекраснойпани,прошупрощения,пани,целуюручки...
(польск.).
** Пустить пузыря- потерять ориентировку, заблудиться.
---------------------------------------------------------------
--... Устойчивы, поворотливы,в управлении -- какперышко! Но главное
-- скорость!Не машина -- молния! Как-нибудь шестьсотпятьдесят, аэто не
семечки --абсолютноепревосходство! И в маневре бесподобны. Ручку на себя
--в небетает.И вооружениеусилено.Скажи мне:естьунемцев такая
машина?.. И не снилась!..
"Вотзвонарь!--сдосадой подумал Андрей. --Нучто его, за язык
тянут, что ли?"
--Прыщичектутувас,--виноватоулыбаясь,сообщилчернявый
лейтенанту,неосторожно задевего бритвойоколоухаизаметив капельку
крови.
--... Из Тринадцатой и Двадцать пятой тоже поехали за новымимашинами.
Нагонятэтих "ЯКов" или, может,"ЛА-7" получат -- и немцам неба не видать.
--... Из Тринадцатой и Двадцать пятой тоже поехали за новымимашинами.
Нагонятэтих "ЯКов" или, может,"ЛА-7" получат -- и немцам неба не видать.
Точно! Это тебе не сорок первый год...
Отстранивбрившуюеготолстуюпарикмахершу,капитан-артиллеристс
мыльной пеной на лицеи салфеткой на груди поднялся в этотмиг из кресла и
шагнул к старшине.
-- Встаньте! -- потребовал он.
Старшина, непонимая,поднялся,планшеткаболталасьу голенищего
щегольских сапожек.
-- Трепач! -- вдруг резко сказал, вернее, выкрикнул капитан. -- С вашим
языком не в авиации служить, а коров пасти!.. Идите отсюда!..
Мастера обернулисьна шум;веськрасный, старшина еще какое-то время
продолжал стоять, затем медленно прошел к выходу и, поймав участливый взгляд
смазливойпарикмахерши,остановилсявполоборотаудвериипопытался
улыбнуться: улыбкаполучилась растерянная и неестественная; вся развязность
и бойкостьсразу слетели снего.Постояв так секунды,онвышел. Младший
лейтенант --летчик, скоторымон говорил,-- покраснел каккумач;все
молчали.
-- Вы мне йодомпомажьте, -- негромко промолвил внаступившейтишине
старому мастеру лейтенант; он менее других обратил внимание на это небольшое
происшествие, онбыл занят осмотром порезаи заметно тревожился. --А то,
знаете...
-- Не извольте беспокоиться, -- услужливозаметил чернявый. -- Сделаем
в лучшем виде...
Капитан-артиллерист снова сел в кресло и, подергивая
головой и нервнопоправляя салфетку у воротника, с возмущением говорил
в это время парикмахерше:
-- Трепется и трепется. Как баба! Противно слушать!..
-- И верно!Мы, женщины, кудакакразговорчивы, -- вдруг нек месту
певучим голосом сказала парикмахерша, игриво и весьма глупо улыбаясь. -- Все
от простоты нашей, откровенности!.. И страдаем всегда за это...
--Ужвы откровенны!-- мрачно и сраздражениемсказал капитан. --
Трепачишка чертов! Сопляк!.. -- Он никакНе мог успокоиться. -- Знаю я вашу
простоту, -- он похлопал себя по шее, -- на своей шкуре испытал!
И, проведя ладонью по выбритойщеке, темже злым, возбужденнымтоном
спросил:
--Вы думаете,онлетает?.. Писарюга какой-нибудь!Или на аэродроме
самолетамхвосты вертит.А я вгорячахпромашкудал:его, разгильдяя,в
комендатуру отправить надо было!..
Между тем лейтенанту приложили к лицу горячую салфетку -- компресс.
-- Язавами,-- поднимаясь,напомнил Андрейсержанту.--Сейчас
п-приду...
28. ВОТ И ВТОРОЙ!
Выйдяизпарикмахерской,лейтенант,подстриженныйипохорошевший,
взглянулна часы,закурили неторопливойпоходкойнаправилсяв сторону
станции. Андрей на значительном расстоянии следовал за ним.
Как и большинствоегосверстников,лейтенант с откровенным интересом
поглядывал на встречных девушек и молодых женщин; остановился у афишикино,
прочитал, попытался заговоритьс худенькой блондинкой, впрочем, безуспешно.