Прощепростогобылосвязатьвоединосведения о движении эшелонов в
перехваченной радиограммеи этого "гостя" --железнодорожника,его мягкий
вильнюсскийакцент и выращиваемыетолькоподВильнюсомогурцы"траку",
обнаруженные на месте выхода рации в эфир.
И наконец, целлофановые оберткиот сала, предназначенного у немцев для
парашютистов и морских десантников.
Без труда выстраивалась цельная, вполне достоверная картина... В группе
-- четыре человека,и передачу с движения вели вчера двое других. Возможно,
тесамые, когоГролинскаявстретилас Николаевым и Сенцовымв темноте у
станции.
Железнодорожник, по всей вероятности, -- связник или курьер-маршрутник.
Он прибыл, очевидно,из Прибалтики и после контакта с Николаевым и Сенцовым
уехалв сторонуГродно, в томнаправлении, где, судя по тексту перехвата,
как раз велось систематическое наблюдение за движением эшелонов.
Ауходили они дваждычерезсоседний участок изпредосторожности: на
всякий случай, чтобы "сбросить хвост", если за ними попытаются следить.
Все легко и достоверно раскладывалось по полочкам, до того легко, что я
заставлял себя не делатьдо времени выводови критически относиться даже к
самым очевидным фактам и совпадениям.
Имелисьинебольшиепротиворечия,изних лишьодно обстоятельство
по-настоящему колебало все правдоподобное ивесьма убедительное построение:
целлофановыеоберткиониоставили навиду, в пепельнице,а те, когомы
разыскивали, люди бывалые, весьмаосторожные, этого, надо полагать, никогда
бы не сделали. Впрочем, и на старуху бывает проруха, чем черт не шутит...
Болеевсего мне хотелось посоветоваться с Поляковым, нодо следующего
утра,покаонневернетсявУправление,сделатьэтобыло,наверно,
невозможно.
Я подробно разъяснил пани Гролинской, чтоона должна предпринять, если
Николаев и Сенцовпоявятся у нее в доме или, может, встретятся ей на улице.
Затем распрощался,пожелав, чтобыЕжи вернулся живым и здоровым, и еще раз
попросил сохранить в тайне весь наш разговор. Она обещала.
СНиколаевым иСенцовым-- подлиннымиилимнимыми--требовалось
немедленноопределиться.Следовалосрочнопроверитьихпословесным
портретам, составленным Таманцевым, и по приметам-... Срочно!
x x x
Минут десять спустя мы мчалиськ аэродрому. Блинов,когдаясообщил
ему, что этих двухофицеровв доме нет, чтоони ушли ночью через соседний
участок,заморгалсвоимипушистымиресницами,какребенок,у которого
отобралиигрушкуилиобманули. Затем,вздохнув,полез в кузов итотчас
уснул.Аятрясся в кабине, систематизируя и переписывая с клочков бумаги
каракули Таманцева -- словесные портреты Николаева и Сенцова.
Изотделаконтрразведки авиакорпуса я позвонилпо "ВЧ" в Управление.
Поляков-- он устроил бы всебез меня -- находился где-товГродно, ия
продиктовал текст запроса дежурному офицеру.
Поляков-- он устроил бы всебез меня -- находился где-товГродно, ия
продиктовал текст запроса дежурному офицеру.
-- Кто подписывает? -- спросил он.
Этого я исамещене знал.Чтобы не беспокоить генерала, я попросил
соединить меня с его заместителем, полковником Ряшенцевым.
Тот выслушал меня и, чуть помедлив, сказал:
-- Есть свежееразъяснение,чтонеследует злоупотреблятьлитерами
"Срочно!"и"Весьмасрочно!". Применятьих надлежитлишьвэкстренных
случаях.Увасжеоснованийдляэкстренностияне вижу. Обыкновенная
проверка. Запрос я подпишу, но только обычный...
Я знал: на обычныйзапрос ответ может быть через трое или даже четверо
суток, что нас никак неустраивало. Мы не моглиждать, и я прямо сказал об
этом.
-- Ничем не могу вам помочь. -- Полковник положил трубку.
Тутя невольно позавидовал арапству Таманцева. Он в случаенадобности
мог не моргнувглазомдействовать отименихотьмаршала, хотьнаркома,
нискольконеопасаясьпоследствий,апотомещесобидой,еслине с
возмущением уставиться на тебя: "Ну и что?! Я же недля себя, адля пользы
дела!"
ЯопятьсоединилсясУправлением;не хотелось,но, как никрути,
приходилось обращаться к генералу.
-- Он занят, -- сообщил мне дежурный.
-- Доложите: по срочном делу, -- потребовал я. -- Алехин от Полякова.
Прошло,наверно, около минуты, прежде чем втрубке раздалсяокающий,
грубоватый голос Егорова.
-- Что там у вас? -- вроде с недовольством спросил он и,хотя я рта не
успел открыть, предупредил: -- Тише. Не так громко.
Я вспомнил,чтоуегоаппаратасильнаямембрана,и сообразил:в
кабинете кто-то посторонний и генерал не
желает, чтобы слышали, чтоя скажу. Темлучше: если там кто-то сидит,
небудет вопросов и разговора по существу дела -- поканет результата, они
неприятны.
Я началобъяснять,успел произнести каких-нибудь три фразы итутже
услышал,какподругомутелефонуонприказываетдежурномуофицеру:
"Поставьтемою подпись подзапросом, переданным Алехиным. Литер -- "Весьма
срочно!". Ответ в Лиду. Передайте без промедления!"
Властностивегоголосевполне хватилобынапятерыхгенералов.
Стальнаякатегоричностьибезапелляционность.Особенновпечатляюще
прозвучало "без промедления"и "весьма срочно". Указанияженасчетэтого
литера его будто и не касались, он даже не выслушал мои обоснования.
-- У вас все? -- спросил он меня затем.
-- Да.
-- Вы хорошо зацепились, надежно?
-- Как сказать... --неопределенно проговорил я; уменя защемилопод
ложечкой: полагаясь на Полякова,он,очевидно, невникал в обстоятельства
дела и считал,что мы ведем разыскиваемых и возьмем их сегодня илизавтра,
как только выявим их связи, а у нас практически ничего не было.