-- Разговоры! -- отрезал старший лейтенант.--Пока не будет лопатки,
отсюда не уедем!
От еды Андрей отказался, хотя со вчерашнего ужина кусочка в рот не брал
ибылпо-настоящему голоден.Что ж, сам виноват,а теперьнепозорься,
терпи. Представителю вышестоящего командованиянесолидно кормитьсячужим
пайком, тем более за счет подчиненных. Несолидно и совестно.
Чтобызаглушить чувствоголода, он в дваприема до отвала напился из
ручья и вытер рот рукавом. Чертс ней, со жратвой!.. Его всерьез заботило и
удручало, что осмотрена почти вся роща, а лопатки нет. Как же так?
Онзадумался,но,заметив,чтобойцысмотрятнанего,поспешил
улыбнуться. "Какбы худо ни шло дело, -- наставлял его Таманцев, -- никогда
неподавай виду.Особенно посторонним. Держись бодро-весело.Тебеволком
выть хочется, а ты: ля-ля, ля-ля -- мол, жизнь прекрасна и удивительна!"
Бойцы, поев,курили. Андрей тем временем отозвал старшего лейтенанта в
сторону.
--В-в нашем р-распоряжении еще ш-шесть, от силы семь часов, -- сказал
Андрей. -- Лопатку надо найти в-во что бы то ни стало!.. В-вернуться без нее
мы не можем, не имеем п-права! Вы это п-понимаете?
-- Понимаю!
-- 3-закончите край рощи и начинайте по новой, -- Андрей показал рукой,
-- п-поперек... Главное -- никаких п-пропусков... Д-дистанция полтора метра,
неболее.Боюсь,чтов-вашилюдинеосозналивсюв-важность,
ответственность...
-- Осознали, -- заверил командир роты; он оглянулся и негромко спросил:
-- А она точно должна здесь быть?
Соображая, как лучшеответить, Андрей строго, неодобрительно посмотрел
на него.
--Ипочему ейпридаетсятакоезначение?..--продолжалстарший
лейтенант. -- Непонятно!
-- В-выменя удивляете, --огорченнозаметил Андрейивзглянулна
командира роты с жалостью, какнанеполноценного: онприпомнил, что точно
так в подобной ситуации ответил одному прикомандированному офицеру Таманцев.
Впрочем, ничего иного Андрей и не мог сказать. Он и
сам понятия не имел, для чего нужна, для чего так необходима Полякову и
генералу эта злосчастная лопатка.
49. ТАМАНЦЕВ
Когда начало светать, мы снова укрылись на чердаке; я приказалЛужнову
до двенадцати наблюдать, а затем разбудить меня.
В который уж раз мне снилась мать.
Яне знал, гдееемогила и вообще похороненали она по-человечески.
Фотографии ее уменя не было, и наяву я почему-то никак не могпредставить
ее себе отчетливо.Восне же она являлась мне довольночасто,я видел ее
явственно, со всемиморщинками икрохотным шрамом наверхнейгубе. Более
всего мне хотелось, чтобы она улыбнулась, ноона только плакала. Маленькая,
худенькая, беспомощно всхлипывая, вытирала слезыплаткоми сноваплакала.
Совсем каквпорту, когдаещемальчишкой,салагойя уходилнадолгов
плавание,или в последнийраз на вокзале,передвойной,когда,отгуляв
отпуск, я возвращался на границу.
Маленькая,
худенькая, беспомощно всхлипывая, вытирала слезыплаткоми сноваплакала.
Совсем каквпорту, когдаещемальчишкой,салагойя уходилнадолгов
плавание,или в последнийраз на вокзале,передвойной,когда,отгуляв
отпуск, я возвращался на границу.
От нашей хибарыв Новороссийскене уцелело и фундамента, от матери --
страшно подумать -- не осталось ни могилы, нифотокарточки, ничего... Жизнь
у нее была безрадостная, одинокая, и со мной она хлебнула... Как я теперь ее
жалел и как мне ее не хватало...
Соснамимнечертовскиневезло.Мать,выматывая изменядушу,
непременно плакала, а Лешку Басоса -- он снился мне последние неделине раз
-- обязательно пытали.Его истязали у менянаглазах, я виделинемог
ничего поделать, даже пальцем пошевелить не мог,будто былпарализован или
вообще не существовал.
Мать и Лешка представлялись мне отчетливо, а вот тех, кто его мучал, я,
как ни старался, не мог разглядеть: одни расплывчатые фигуры, словно без лиц
и внеопределенном обмундировании. Сколько ни напрягаешься, а зацепиться не
зачто:нисловесного портрета,нипримет и вообщеничего отчетливого,
конкретного... Тяжелые, кошмарныеэто сны -- просыпаешься измученный, будто
тебя выпотрошили.
ПоследвенадцатиясменилЛужнова.Какондоложил,ничего
представляющего интерес за утро не произошло.
Его доклад следоваловыразить одной лишьфразой: "За время наблюдения
объектникуда не отлучалсяи в контакты ни с кем не вступал". И если бы он
был опытнее, я бы этим удовлетворился. Ноя заставил его последовательно, с
мельчайшими подробностями изложить все, что он
видел.СсамогоначалаяприучалегоиФомченкосмотреть
квалифицированно, ничего неупуская, инакаждом шагувнушал им сознание
важностинашегозадания.С прикомандированными всегда следует вестисебя
так, будто от операции, в которой они с тобой участвуют,зависит чуть ли не
исход войны.
Вполденьяоколо часа рассматривал в бинокльСвирида. Он сиделна
завалинке,починялхомут,сшивалпокрышку,а потом какие-тосыромятные
ремни.
Выражение лица всевремязлое, недовольное. Жена, появлявшаяся не раз
из хаты, явноего боялась. Он не сказалей ни слова и даже не смотрел в ее
сторону, но проходила она мимо вроде бы с опаской.
Вдвижениях Свиридачувствоваласьсноровка,и времени даромонне
терял. Хозяйственный мужик, загребистый. Возле хаты -- два здоровенных стога
сена;огородтянетсябезмалогонасотнюметров;весьхлеб убранв
аккуратные копешки, небось еще бесхозного у старика Павловского прихватит. И
дров в поленницах запасено не на одну зиму.
Сослов Паши я знал: как и многие хуторяне,всюсвоюскотину Свирид
держит у родственников, вдеревне.