– Ты посмотри, как он уставился на ту парочку. Будто глазами их сожрать хочет.
Долговязый парень с седой прядью на темени и впрямь неотрывно смотрел на мужчину и женщину, мирно ужинавших за угловым столиком. Мужчина был хорошо упитан и лыс, как колено. Узел галстука распущен, верхняя пуговица рубашки расстегнута, красноватая лысина поблескивает, как полированный шлем.
Спутница лысого толстяка была настоящей красавицей. Брюнетка с бледным, чувственным лицом и темными губами. Одета она была в легкий черный плащик.
Лысый толстяк уминал карпаччо из сырой семги (семьсот двадцать два рубля за порцию), запивая его белым бургундским вином (пятьсот рублей за бокал). Красавица ничего не ела, а в бокале, который она держала в длинных, бледных пальцах, была простая вода.
– Ну и что тут такого? – пожал плечами бармен. – Может, у него анорексия и он ненавидит толстяков.
– Анорексия? – Официант возмущенно вытаращил глаза. – Да я ему уже три порции флорентийской говядины с кровью притащил! И он их все умял! Один!
– Три порции? – удивился бармен, разглядывая долговязого брюнета, который продолжал таращиться на толстяка. – По шестьсот пятьдесят рублей каждая? Да вся его одежда стоит в пять раз меньше.
– И я о том же. – Официант снова перевел взгляд на толстяка и красавицу. – Шикарная женщина, – завистливо протянул он.
– Точно, – согласился бармен. – Богиня! Погоди-ка. – Он наморщил лоб. – А ведь я ее знаю. Ну точно – знаю. Это же Наталья Литовцева!
– Какая Литовцева?
– Та самая – жена Литовцева!
– Владельца заводов и судов?
– Ну!
– С ума сойти.
Между тем толстяк вытер руки салфеткой, достал из кармана бумажник, скользнул взглядом по счету, который уже лежал на столе, и небрежно отсчитал несколько купюр. Потом сунул бумажник в карман, и оба – толстяк и его спутница, – поднялись из-за стола.
Едва они зашагали к выходу, как долговязый брюнет вскочил на ноги.
– Так я и знал! – тихо выругался официант и ринулся ему наперерез.
Преградив беглецу дорогу, он резко проговорил:
– Уважаемый, надо заплатить!
Брюнет быстро достал из кармана пачку купюр и сунул ее в руку официанта. Двинулся было дальше, но вновь был остановлен.
– Уважаемый, это слишком много! – крикнул официант, ухватив долговязого на рукав. – Возьмите сдачу!
И тут толстый господин обернулся. Увидев долговязого брюнета, он слегка побледнел, затем нагнулся к Литовцевой и что-то быстро прошептал ей на ухо. Она кивнула и быстро устремилась к выходу, а толстяк снова обернулся, вскинул ладонь и дунул на нее.
С пухлой ладошки толстяка сорвались три мерцающие молнии и, подобно голубым стрелам, устремились к долговязому. Однако тот проделал немыслимый по своей ловкости и быстроте пас, и молнии, словно отразившись о невидимую стену, изменили курс и рикошетом сбили кадку с пальмой.
Долговязый одним прыжком настиг толстяка, оба сцепились и закружили по залу в невероятном танце. Лопнула лампочка в настенном светильнике, потом еще одна, а затем целая канонада хлопков гулко прокатилась по залу ресторана. Где-то громко взвизгнула женщина, кто-то выругался.
На мгновение противники расцепили объятья, и толстяк предпринял еще одну попытку бежать, но долговязый налетел на него как коршун. Оба шатнулись к окну и, взорвав витрину дождем сверкающих стеклянных брызг, вылетели на улицу.
И вот тут начался полный переполох. Завизжала сигнализация машин, закричали люди.
Толстяк вскочил на ноги первым. Стряхнув с плеч осколки, он быстро что-то прошептал. В то же мгновение от толстяка отслоилась призрачная фигура. После этого сам толстяк ринулся прочь, прямиком к Манежной площади, а его призрачный двойник, растопырив руки и плотоядно рыкнув, преградил дорогу долговязому брюнету, тоже вскочившему на ноги.
Долговязый не растерялся. Он вытянул правую руку, и в свете уличных фонарей сверкнуло узкое длинное лезвие.
Шагнув к двойнику, долговязый несколько раз быстро и ловко махнул ножом. Призрачная грузная фигура распалась на части, а долговязый перепрыгнул через тающие, похожие на сгустки слизи останки двойника и бросился вдогонку за толстяком.
Толстяк шагал удивительно быстро. Какой-то подвыпивший парень, двигавшийся навстречу, попытался сунуть ему в руку рекламную листовку, но толстяк, не останавливаясь, схватил его руками за голову, с хрустом свернул парню шею и отшвырнул в сторону.
Настигнув беглеца возле подземного перехода, долговязый прыгнул ему на плечи и сбил с ног. Затем перевернул на спину и занес над толстой шеей сверкающий клинок.
Однако к месту сражения уже подоспела милиция. Один из милиционеров сбил долговязого с толстяка и наставил на него пистолет.
– Брось нож! – хрипло дыша, крикнул милиционер. – Ну!
Толстяк неожиданно резво для своей внушительной комплекции вскочил на ноги, повернулся и побежал к Красной площади.
– Вы не понимаете! – прорычал долговязый, яростно сверкая глазами. – Он уйдет!
Милиционер снял пистолет с предохранителя.
– Стой спокойно, мужик, и все будет хорошо! – холодно отчеканил он.
Секунду долговязый брюнет стоял неподвижно, а затем выкрикнул что-то на непонятном гортанном языке, повернулся и бросился вдогонку за толстяком.
– Стой! – хором крикнули три милиционера.
Но долговязый не остановился. На бегу он подхватил с земли оброненный нож, и в этот миг милиционеры открыли огонь.
Пистолеты залаяли в их руках, как рассвирепевшие псы. После четвертого выстрела долговязый брюнет споткнулся и упал на асфальт. Из простреленной спины полилась блестящая в свете фонарей кровь. Мужчина попытался встать, но снова упал. Милиционеры опустили стволы и бросились к нему.
Между тем недалеко от Иверских ворот происходило что-то невероятное. Толстяк остановился, широко раскинул руки, словно пытался обнять небо, и громко что-то крикнул на непонятном языке.
Послышался шелест крыльев, и к толстяку стали слетаться воробьи. Их было много – десятки, потом сотни. Птичий вихрь яростно закружился вокруг толстяка. Милиционеры, туристы и прохожие остановились и раскрыв рты уставились на невиданное зрелище.
Сквозь невообразимый шум сотен воробьиных крыльев послышался хрипловатый смех, а затем голос из центра этого воробьиного смерча что-то гортанно крикнул. Слова были незнакомые, но почему-то сержанту милиции показалось, что сказаны они на очень древнем языке.
И вдруг серый смерч распался – воробьи резко рванули в разные стороны, как осколки бомбы. Прошло несколько мгновений, и они уже исчезли, упорхнули, улетели туда, откуда появились. Лишь перья темными хлопьями осели на асфальт.
Милиционеры и многочисленные зеваки обескураженно уставились туда, где еще минуту назад стоял толстяк. По толпе пробежал легкий гул. Один из милиционеров сглотнул слюну и хрипло спросил:
– Где он? Куда он подевался?
– Не знаю, – ответил ему другой и опустил пистолет, надобность в котором явно отпала.
Асфальт был усеян птичьими перьями. Чуть поодаль, возле водостока, валялись две воробьиные тушки, выглядевшие так, словно их пропустили через центрифугу. И больше ничего.
И тут толпа загалдела громче, словно все присутствующие разом проснулись от спячки и сбросили оцепенение. Засверкали вспышки фотоаппаратов.
– Всем отойти! – крикнул милиционер. – Это место преступления! Сержант, помоги!
Но сержант лишь махнул рукой, повернулся и побрел к коллегам, которые стояли возле окровавленного тела долговязого брюнета.
3
Каждый врач, практикующий больше десяти лет, наверняка помнит хотя бы один случай, который с большим основанием можно назвать чудом.
Один из коллег заведующего хирургическим отделением Ивана Ивановича Загорского своими глазами видел, как человек встал с кушетки и пошел в туалет с куском арматуры, торчащим у него из головы. Другой лечил пациента, у которого легкие были сдавлены в лепешку. Пациент не только не задыхался, но и порывался позвонить жене и крыл врачей отборным матом, пока те вставляли ему дренаж.
У самого же Загорского подобных чудес в рабочей биографии не было. Вплоть до вчерашнего дня. И теперь Загорский был взволнован. Сидя в ординаторской за чашкой крепкого кофе и постукивая пальцами по столу, Иван Янович размышлял… Случай экстраординарный и потянет, как минимум, на полновесную статью в "Медицинском вестнике". Это для начала, а потом. Потом, пожалуй, можно замахнуться и на диссертацию.
От приятных размышлений Загорского отвлек резковатый, низкий голос:
– Иван Иванович?
Он поднял взгляд и посмотрел на вошедшего сквозь круглые очки в золотой оправе. Гость был высоким, крепким, рыжеватым мужчиной, одетым в джинсы и серый свитер.
– Капитан Вершинин, убойный отдел, – представился он. Красные "корочки" мелькнули перед глазами доктора и снова исчезли в кармане. – Я звонил вам по поводу вчерашнего пациента.
– А… да-да… – рассеянно проговорил Загорский. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Капитан Вершинин сел.
– Кофе? – предложил доктор. Гость мотнул головой:
– Нет, спасибо. Как он?
– На удивление хорошо.
– На удивление? Доктор улыбнулся:
– Простите, как вас по имени-отчеству?
– Егор Александрович.
– Егор Александрович, пациент потерял два литра крови, у него задеты артерии, пробита селезенка, повреждено легкое. Не говоря уже о сломанных костях.
– Так бывает, когда подставляешься под пули, – сказал Вершинин. – Считайте, что он еще легко отделался.
Доктор качнул головой:
– Я не о том. Когда его привезли, я думал – не жилец. Но операции прошли на редкость успешно, и он уже четыре часа дышит самостоятельно.
– Это хорошо?
– Для человека, сердце которого не билось почти две минуты, очень. Если так пойдет и дальше, то через день, максимум два мы его переправим в терапию.
– Хотите сказать, что он выздоравливает как-то уж очень быстро?
– Пожалуй, что так.
Несколько секунд капитан обдумывал слова доктора, затем сказал:
– Могу я с ним поговорить?
– Почему бы и нет? Но не больше пяти минут. Состояние больного стабильное, однако кто знает.
– Пяти минут будет вполне достаточно, – заверил его Вершинин. – Кстати, он ничего о себе не говорил?
Хирург покачал головой:
– Нет. Только назвал свое имя, сразу после того, как вышел из комы. Но я не уверен, что верно расслышал.
– И что это за имя?
– Гармата.
Вершинин наморщил лоб:
– Гармата? Хирург кивнул:
– Да.
– Гм. – Капитан Вершинин озадаченно нахмурился. – Венгерское, что ли?
– Не знаю. Возможно, он просто бредил. В любом случае, у вас есть возможность спросить об этом у него самого.
Капитан уже поднялся на ноги и хотел было повернуться к двери, но вдруг замер как бы в нерешительности или в раздумье. Загорский поправил очки и вопросительно посмотрел на него:
– Что-то еще?
– Доктор, скажите. а у этого парня. у него все органы на своих местах?
– Что? – Загорский нахмурился и вновь поправил очки. – Простите, я не понял.
– Я хотел сказать – все ли у него в порядке с внутренними органами? Ну, знаете. бывает, что у человека сердце с правой стороны. Или там селезенка. не там, где нужно.
Загорский усмехнулся:
– Да нет, у этого парня все на месте. А почему вы спрашиваете?
– Как вам сказать. – Капитан явно смутился. – В последние дни в Москве творится что-то странное.
– Что? О чем вы?
Несколько мгновений капитан молчал, потом, слегка усмехнувшись, проговорил:
– Ни о чем. Забудьте. Значит, у меня есть пять минут?
– Да.
– Я попытаюсь уложиться.
Вершинин повернулся и зашагал к двери.
Поморщившись от пиликанья мониторов, капитан поставил возле кровати стул и сел на него. Он внимательно посмотрел на пациента и представился:
– Я капитан Вершинин из убойного отдела. Как вас зовут?
Пациент не ответил. Его отсутствующий взгляд был устремлен в потолок. Капитан глянул туда же и увидел многочисленные отверстия в звукопоглощающем покрытии. "Должно быть, через эти отверстия улетучиваются из реанимации души умерших", – мелькнуло у него в голове.
Пациент между тем не проявлял никаких признаков заинтересованности визитером. Седая прядь была похожа на застрявшее в волосах белое перышко.
Капитан кашлянул в кулак и заговорил снова:
– Вы сказали врачу, что вас зовут Гармата. Это так? Пациент продолжал молчать. Капитан решил зайти с другого бока:
– Вы помните, что произошло вчера вечером? Вы устроили драку в ресторане. Перебили стекла и пытались перерезать человеку горло.
Черноволосый незнакомец повернул к капитану свое неестественно бледное лицо с резкими и жесткими чертами и хрипло осведомился:
– Вы поймали авгура?
– Кого?
– Мага авгура, – повторил пациент.
– Вы имеете в виду толстяка, которого пытались убить?
– Да.
Капитан Вершинин нахмурился и покачал головой:
– Нет. Ему удалось сбежать.
Пациент что-то тихо пробормотал на странном языке и вновь опустил голову на подушку.
Капитан Вершинин помедлил, а потом уточнил:
– Если мне не изменяет память, в Древней Греции авгурами называли магов, предсказывающих судьбу по полету птиц.
Пациент не ответил. Облизнув потрескавшиеся губы, он сухо произнес:
– Они нашли Ключ.
– Кто "они"? – не понял Вершинин. – О ком вы говорите?
Пациент помолчал. Затем сказал голосом по-прежнему хрипловатым, но твердым и не терпящим возражений:
– Сегодня я уйду. И вы не должны меня задерживать.
Вершинин приподнял бровь:
– Вот как? "Не должен"?
– У меня много работы. А у вас слишком мало сил, чтобы противостоять им в одиночку.
Капитан усмехнулся:
– Может быть, и мало, но уж, во всяком случае, больше, чем у вас. А теперь просветите меня: с кем вы собираетесь воевать?
Мужчина не ответил. Он отвел взгляд и снова уставился в потолок. Капитан Вершинин подождал немного и, поскольку пациент хранил молчание, заговорил сам:
– Человек, с которым вы дрались, – он ваш знакомый?
Ответа не последовало.
– Драку зафиксировали несколько видеокамер, – сказал капитан. – Отпираться или играть в молчанку бесполезно.
Пациент и на этот раз не произнес ни слова. Капитан Вершинин вздохнул:
– Что ж. Тогда начнем с начала. Назовите мне ваши имя и фамилию.
Но тут глаза пациента закрылись, бледное лицо оцепенело, черты заострились. Монитор сорвался на монотонный писк.
Капитан вскочил со стула и бросился к двери. Выбежав в коридор, Вершинин крикнул:
– Скорей сюда! Ему плохо!
Две медсестры и проходивший мимо врач бросились к палате. Когда они вбежали, кровать, на которой несколько секунд назад лежал пациент, была пуста.
– Где он? – недоуменно спросил врач, уставившись на Вершинина.
Вершинин не ответил. Он облизнул сухим языком пересохшие губы и вытер выступивший на лбу пот.
4
Студент Московского университета Андрей Вершинин оправил пиджак и посмотрел в зеркало. Из зеркала на него глянул худощавый, темноволосый парень со спокойными серыми глазами и узким подбородком, которому, по мнению самого Андрея, не хватало твердости.
Старший брат Андрея, Егор, сидел за столом и, дымя сигаретой, изучал какой-то документ.
– Ты куда-то собрался? – спросил Егор, не отрывая взгляда от документа.
– Пойду прогуляюсь. – ответил Андрей.
– Уж не с Мишкой ли Давыдовым?
– А что?
Егор отложил документ и посмотрел на младшего брата:
– Слушай, а не пора ли тебе взяться за ум?
– За ум?… Может, и пора. Вот только зачем?
– Затем что ты уже взрослый человек и должен стать достойным членом общества, в котором живешь. Благополучие государства создается совместными усилиями живущих в нем граждан.
Андрей насмешливо приподнял бровь:
– Да ты философ. Вот только философия твоя попахивает наивным романтизмом. Поверь мне, брат: от нас с тобой в этом мире ничего не зависит. Что касается меня, то я просто хочу прожить свою жизнь так, чтобы не было мучительно. скучно.
Егор недовольно прищурился:
– И что же ты хочешь от жизни? К чему стремишься?
– Чего я хочу? – Андрей усмехнулся и дернул плечом. – Ну, тут все просто. Чтобы работа была не напряжная. Это раз. И чтобы оставалось время на развлечения. Это два.
– На карты и вино?
– Хотя бы и так. Егор покачал головой:
– Это все влияние Давыдова. Поверь мне, этот раздолбай плохо кончит. И ты тоже, если будешь идти у него на поводу.
– Мы все плохо кончим, Егор. Одни раньше, другие позже. И давай закроем эту тему, пока я не расплакался от жалости к миру.
Егор вздохнул и сказал:
– И все же я не хочу, чтобы ты угодил из-за этого балбеса в неприятности.
– Слушай, кончай уже изображать отца.
– Я и не пытаюсь. Но если бы отец был жив…
– Отец умер, – оборвал Андрей. – Погиб в аварии. Вместе с мамой. И хватит об этом.
Он смахнул с рукава пиджака невидимую соринку и отвернулся от зеркала.
Егор несколько секунд молчал, потом с досадой проговорил:
– Черт, вечно у нас с тобой не получается поговорить. Что с нами происходит, Андрюх? Ведь когда-то мы часто разговаривали.
– Не знаю, Егор. Наверное, я просто повзрослел. Мне пора.
Он шагнул к столу, взял чашку с давно остывшим кофе и сделал глоток. Снова поставил ее на стол, но, убирая руку, зацепил рукавом пиджака, и та опрокинулась. По столу расплылось пятно.
– А… черт! – с досадой проговорил Андрей. – Егор, где у нас тряпка?
– Не парься – я вытру сам.
– С чего это вдруг?
– Ни с чего. Я и без твоего кофе собирался это сделать. На столе бардак, а я жду гостью.
– Гостью? – вскинул брови Андрей. – Кто на этот раз? Я ее знаю?
Егор качнул головой:
– Нет.
Андрей хмыкнул:
– Все понятно. Мой старший брат решил пуститься во все тяжкие.
Егор поморщился:
– Не говори глупостей. Она хорошая, скромная и умная девушка.
– Это ты загнул. Умная девушка никогда не свяжется с ментом.
Егор скривился:
– Очень смешно. А у тебя самого есть девушка?
По лицу Андрея пробежала тень. Он мотнул головой:
– Нет. Не вижу в этом смысла.
– Не видишь смысла в девушках?
– Не вижу смысла в сентиментальных привязанностях. Егор прищурился:
– Как это понимать?
– Просто. Предпочитаю кратковременные и необременительные связи.
Андрей произнес это беспечным тоном, но Егора не так просто было провести. Он вгляделся в лицо брата и поинтересовался:
– И как ее зовут?
– Кого? – не понял Андрей.
– Девушку, которая разбила тебе сердце. Несколько секунд Андрей молчал, а потом хмуро проговорил:
– Не выдумывай. Не родилась еще девушка, которая могла бы разбить мне сердце.
– Ясно. Не хочешь – не говори. Но запомни, брат: отношения с женщиной не всегда приводят к трагедии. Большинство романтических историй заканчивается хеппи-эндом.
– Обязательно это учту. Ладно, Ромео, мне и правда пора.