Перед уходом я еще раз бросаю взгляд на географическую карту нашего Общества. Здесь, в середине карты, расположены провинции, в которых живут сытые и счастливые люди. А вокруг, по окраинам, находятся Отдаленные провинции, разделенные линиями на секции, но названий у них нет.
- Подождите, - окликаю я человека в форме.
Он оборачивается и смотрит на меня выжидающе.
- Да?
- Кому-нибудь известны названия Отдаленных провинций?
Он машет рукой, не заинтересованный в продолжении разговора, потому что видит, что я ничего не собираюсь ему продавать.
- Это и есть их название, - отвечает он, - "Отдаленные провинции".
Эти белые, разделенные на части Отдаленные провинции по-прежнему приковывают мой взгляд. На карте такое множество букв и информации, что трудно различить все названия. Я сканирую их все, не вчитываясь, не будучи уверенной, что именно я ищу.
Затем что-то останавливает меня, какая-то часть информации приковывает к себе внимание моего привыкшего к сортировке мозга: Сизифова река. Она рассекает надвое несколько западных провинций, затем - две Отдаленные провинции и исчезает где-то в Чужих странах.
По-видимому, Кай должен быть родом из одной из этих двух Отдаленных провинций. Если тогда, когда он был ребенком, там шли военные действия, они могли вспыхнуть и сейчас. Наклоняюсь ближе к карте, чтобы запомнить эти две области, где он может находиться.
Снова слышу шаги и оборачиваюсь.
- Вы уверены, что я не могу помочь вам чем-нибудь? - спрашивает маленький человек.
"Я ничего не хочу продавать!" - почти вслух восклицаю я и вдруг соображаю, что он искренне хочет мне помочь.
Я указываю на Сизифову реку на карте, тоненькую линию надежды, бегущую по бумаге.
- Вы знаете что-нибудь об этой реке?
Он понижает голос:
- Однажды, когда я был моложе, я слышал одну историю. Много лет назад воды этой реки на каком-то участке содержали яды, и никто не мог жить по ее берегам. Но это все, что я слышал.
- Спасибо, - благодарю я его. Потому что у меня появилась идея. К тому же я теперь знаю, как умирают наши старики. Способно ли было наше Общество отравлять реки, которые текли по враждебным странам? Но Кай и его семья не были отравлены. Возможно, они жили выше по течению реки, в одной из этих двух Отдаленных провинций.
- Но это только слухи, - предупреждает маленький человек.
Возможно, он заметил вспышку надежды на моем лице.
- И это все? - спрашиваю я. И ухожу из Музея не оборачиваясь.
На зеленой лужайке перед Музеем меня ждет "моя" чиновница. В белой униформе, на белой скамье, в бело-золотых лучах солнца. Это слишком. Я моргаю.
Если я прищурюсь, то могу представить, что это зеленая лужайка у игрового центра и что я вижу "мою" чиновницу в первый раз. Я могу притвориться, что она собирается сказать мне об ошибке, которая произошла с моей парой. И дело примет другой оборот, пойдет по другой тропинке, туда, где мы с Каем могли быть вместе и счастливы.
Но нет такой тропинки здесь, в Ориа.
Она жестом приглашает меня подойти и сесть рядом на скамейку. Меня поражает, что она выбрала такое странное место для встречи, около входа в Музей. Потом я понимаю, что это отличное место, тихое и пустое. Кай был прав: прошлое здесь никого не интересует.
Эта скамейка, вытесанная из камня, кажется твердой и холодной, она остыла за то время, пока находилась в тени от здания Музея. Усевшись, я кладу руку на камень скамьи, думая о том, где добыли этот камень. Кому его пришлось тащить. На этот раз первой начинаю я:
- Я совершила ошибку. Вы должны вернуть его обратно.
- Для Кая Макхэма уже было сделано одно исключение. Большинство людей со статусом "Отклонение" не имеют и этого, - говорит она. - Вы - та, кто отослал его отсюда. Вы доказали нашу точку зрения. Люди, которые выбирают друг друга случайно и дают волю эмоциям, создают для себя хаос.
- Это вы создали хаос, - возражаю я. - Вы затеяли этот отбор.
- Но вы его осуществили, - говорит она. - И отлично, могу добавить. Вы, может быть, расстроены, его семья, может быть, разрушена, но наше решение было правильным, поскольку его способности вызывали сомнения. Вы знаете, он всегда был сильнее, чем хотел показать.
- Он должен был решать сам, уехать или остаться. Не я. Не вы. Нужно было позволить ему выбирать.
- Если бы мы это допустили, все бы развалилось, - убеждает она терпеливо. - Как вы думаете, почему мы можем гарантировать людям такую долгую жизнь? Как мы избавились от рака? Мы подбираем пары, исходя из всего. Включая гены.
- Вы гарантируете долголетие, а под конец убиваете нас. Я знаю об отравленной еде для таких, как мой дедушка.
- Мы гарантируем высокое качество жизни до последнего вдоха. Вы знаете, сколько бедных и несчастных людей в бедных и несчастных обществах отдали бы все за такую жизнь? И метод, который регулирует...
- Яд.
- Да, яд, - подтверждает она без колебаний. - И это невероятно гуманно. В маленьких дозах, в любимом блюде пациента.
- То есть мы едим, чтобы умереть.
Она игнорирует мой выпад:
- Каждый ест, чтобы умереть, независимо от того, что мы делаем. Ваша проблема в том, что вы не уважаете систему и то, что она вам предлагает. Даже теперь.
Эта реплика почти смешит меня. Чиновница видит, что у меня дрожат губы, и начинает перечислять нарушения мною правил за последние два месяца - а ведь худшее из них ей не известно. Но она не смогла бы найти у меня ни одного нарушения за все прошедшие годы. Если бы она могла просканировать и мои воспоминания, то они были бы чисты. Я искренно хотела соответствовать: быть обрученной и всегда и во всем соблюдать правила. Потому что я верила им.
Какая-то часть меня и теперь верит.
- В любом случае, настало время свернуть этот маленький эксперимент. - В голосе чиновницы звучит сожаление. - Мы больше не можем тратить на него силы. И конечно, обстоятельства складываются так...
- Какой эксперимент?
- Над вами и Каем.
- Я уже знаю, - говорю я. - Знаю, что вы сказали ему. И что это была еще худшая ошибка, чем та, в которую вы меня заставили поверить в первый раз. Что Кай был по ошибке введен в базу данных для Обручения.
- Это не было ошибкой.
И я снова падаю, хотя думала, что я уже на дне.
- Мы решили ввести Кая в базу данных для Обручения, - говорит она. - Время от времени мы вводим туда людей со статусом "Отклонение от нормы", просто чтобы собрать дополнительные данные и просмотреть разные варианты. Широкая публика не осведомлена об этом, этого не надо знать. А для вас важно то, что мы контролировали ход эксперимента на всем его протяжении.
- Но вероятность его Обручения со мной...
- Фактически невозможна, - соглашается она. - Теперь вам понятно, почему мы были заинтригованы. Мы дали вам посмотреть на Кая, чтобы возбудить ваше любопытство. Мы определили вас обоих в одну группу для восхождений, а потом соединили в одну пару. И мы не препятствовали вашему сближению, по крайней мере какое-то время.
Она улыбается.
- Это было так интересно. Мы смогли проследить столько вариантов. Мы даже уменьшили вам порции еды, чтобы посмотреть, не бросите ли вы все это в результате стресса, вызванного недоеданием. Но вы не бросили. Конечно, мы никогда не были жестоки по отношению к вам. Вы всегда получали достаточное количество калорий. И вы сильная. Вы не приняли ни одной зеленой таблетки.
- Какое это имеет значение?
- Это делает вас еще более интересной, - объясняет она. - На самом деле вы очень интересный субъект, в конечном счете предсказуемый, но достаточно необычный, чтобы захотеть за вами наблюдать. Интересно было бы посмотреть, каков будет финал и совпадет ли он с нашими прогнозами. - Она вздыхает. Вздох неподдельной печали. - Я собиралась написать об этом статью, предназначенную, конечно, для узкого круга официальных лиц. Она могла бы стать беспримерно веским доказательством обоснованности системы подбора пар. Именно поэтому я хотела, чтобы вы не забыли того, что произошло сегодня утром на остановке аэропоезда. Вся моя работа могла бы оказаться бесполезной. Теперь я хотя бы смогу увидеть, какой окончательный выбор вы сделаете, зная, что произошло.
Гнев с такой силой переполняет все мое существо, что я не могу ни думать, ни говорить. "Интересно было бы посмотреть, каков будет финал и совпадет ли он с нашими прогнозами".
Все было спланировано с самого начала. Абсолютно все.
- К сожалению, мои способности и опыт в настоящее время востребованы для другого дела. - Она проводит рукой по датаподу, лежащему перед ней. - У нас просто нет времени следить дальше за развитием ситуации, поэтому мы не можем допустить ее продолжения.
- Зачем вы мне все это рассказываете? - спрашиваю я. - Для чего мне нужно знать каждую деталь?
Кажется, она удивлена:
- Потому что мы заботимся о вас, Кассия. Не более и не менее, чем мы заботимся обо всех гражданах. Как субъект эксперимента вы имеете право знать все обстоятельства дела. И еще вы имеете право выбора, который, мы знаем, вы сделаете немедленно, без дальнейших проволочек.
Это так смешно, смысл, который она вкладывает в слово "выбор", так неумышленно истеричен, что я бы рассмеялась, если бы не опасение, что мой смех будет звучать как плач.
- Вы рассказали Ксандеру?
У нее обиженный вид.
- Конечно нет. Он остается вашей парой. Чтобы не выпустить эксперимент из-под контроля, он должен был остаться в неведении. Он не знает ничего.
"Кроме того, что я сказала ему", - думаю я и отмечаю про себя, что она этого не знает.
Есть вещи, которых она не знает. Уяснив это, я чувствую, будто что-то из безвозвратно утерянного возвращается ко мне. Падая на мой гнев, эта уверенность превращает его во что-то чистое и ясное. И одна из вещей, о которых она не знает ничего, - это любовь.
- Кай - это другое дело, - говорит она. - Ему мы сказали. Мы сделали вид, что предупреждаем его, но, конечно, надеялись, что даем ему стимул быть с вами. И это прекрасно сработало. - Она самодовольно улыбается, потому что считает, что я не знаю этой части истории. Но я, конечно, знаю.
- Итак, вы все это время за нами наблюдали, - говорю я.
- Не все время, - отвечает она, - но наших наблюдений было достаточно, чтобы получить представление о ваших отношениях. Например, мы не имели возможности наблюдать ваши взаимодействия на Большом холме и даже на маленьком холме. Офицер Картер пока имеет юридические полномочия над этой областью и не выносит нашего присутствия там.
Я жду ее вопроса и знаю, что она его задаст. Хотя она думает, что ей известна модель поведения в таких обстоятельствах, какая-то часть ее хочет знать больше.
- Итак, что произошло между вами и Каем? - спрашивает она.
Она не знает о поцелуе. Значит, его выслали не за это. Тот момент на вершине холма пока наш - Кая и мой. Наш. Никто не коснулся его, кроме нас двоих. Вот то, что я возьму с собой, когда двинусь вперед. Поцелуй, и стихотворение, и слова "Я люблю тебя", которые мы сказали и написали друг другу.
- Если вы скажете мне, я смогу помочь вам. Я могу рекомендовать вас на хорошую работу в Сити. Вы сможете остаться здесь, а не ехать с семьей в сельскохозяйственные районы. - Она наклоняется ближе: - Скажите, что произошло.
Я отворачиваюсь. Независимо ни от чего ее предложение заманчиво. Мне немного страшно покидать Ориа. Не хочется уезжать от Ксандера, от Эми, от тех мест, которые хранят столько воспоминаний о дедушке. Но больше всего жалко уезжать из Сити и нашего городка, потому что здесь я нашла и полюбила Кая.
Но его здесь больше нет, и я должна найти его где-то еще.
Дилемма узников. Где-то Кай продолжает верить в меня, и я могу сделать то же для него. Я не брошу его.
- Нет, - говорю я четко.
- Я знала, что вы это скажете, - говорит она мне, но я слышу разочарование в ее тоне, и вдруг мне становится смешно. И хочется спросить ее: наверное, это скучно, когда ты все время прав? И, мне кажется, я знаю, какой последует ответ.
- Итак, каков же предсказанный вами финал? - спрашиваю я.
- Разве это важно? - Она улыбается. - Это все равно случится. Это то, что вы сделаете. Но, если хотите, я могу вам сказать.
Я вдруг понимаю, что не хочу слышать ни ее советов, ни ее предсказаний. Они не знают, что Ксандер спрятал артефакт, что Кай умеет писать, что дедушка дал мне стихи. Чего еще они не знают?
- Вы говорите, что вы все заранее спланировали, - вдруг инстинктивно выпаливаю я, делая вид, что хочу что-то выяснить. - Вы утверждаете, что сами внесли данные Кая в базу данных для Обручения.
- Да, - отвечает она. - Это так.
И в тот момент, когда она произносит эти слова, я замечаю, что мускулы ее подбородка слегка подергиваются, глаза едва заметно бегают, а в тоне голоса звучит налет фальши. Ей не часто приходится лгать, у нее никогда не было статуса "Отклонение от нормы", ей это трудно - мало практики. Она не умеет так совершенно владеть своим лицом, как это умеет Кай, когда он за игорным столом точно знает, что в данный момент лучше - выиграть или проиграть. И хотя ее научили правилам игры, она не знает точно, какие у нее на руках карты.
Она не знает, кто ввел данные Кая в базу для Обручения. Если не чиновники, то кто?
Я снова смотрю на нее. Она этого не знает и не прислушивается к своим собственным словам. Если почти невозможное свершилось раньше - мое Обручение с двумя мальчиками, с которыми я была уже знакома, - оно может свершиться вновь.
Я смогу найти его.
Я встаю, чтобы уйти. Мне кажется, что в воздухе пахнет дождем, хотя на небе ни облачка, и я вспоминаю: у меня остался кусочек истории Кая.
ГЛАВА 31
Ксандер сидит на ступенях моего крыльца.
Летом это место для него привычно, и его поза тоже знакомая и привычная. Ноги вытянуты, локти опираются на ступеньку позади него. Тень, которую он отбрасывает на летнем солнце, - его маленький темный двойник.
Ксандер смотрит, как я иду по тропинке к дому, и, приблизившись, я вижу прежнюю боль в его глазах - тень на дне голубизны.
Мне почти хочется, чтобы красная таблетка стерла из памяти Ксандера события не только последних двенадцати часов. Чтобы он забыл мое признание и как это было больно. Почти хочется. Но не совсем. Хотя правда тяжела нам обоим, я теперь не знаю, как я могла бы обойтись с Ксандером по-другому. Правда - это все, что я могла дать ему. И он этого заслуживает.
- Я жду тебя, - говорит Ксандер. - Слышал о твоей семье.
- Я была в Сити, - сообщаю я ему.
- Посиди со мной, - просит Ксандер.
Я колеблюсь. Почему он просит об этом? Действительно хочет, чтобы я села рядом, или собирается устроить представление на случай, если кто-нибудь наблюдает за нами? Ксандер смотрит на меня и ждет.
- Пожалуйста.
- Ты уверен? - спрашиваю я.
- Да, - отвечает он, и я понимаю, что так и есть. Он страдает, и я тоже. Наши страдания - плата за мою попытку сделать собственный выбор. Эта мысль потрясает меня.
Не так много времени прошло после нашего Банкета обручения, но мы стали другими. У нас отняли наши сказочные наряды, наши артефакты, нашу веру в систему подбора пар. Я стою, думая обо всем этом. Как многое изменилось. Как мало мы знали тогда...
- Ты всегда принуждаешь меня говорить первым, не так ли? - спрашивает Ксандер, и намек на улыбку освещает его лицо. - Ты всегда выигрывала в наших спорах.
- Ксандер, - говорю я, сажусь рядом и придви гаюсь поближе к нему. Его рука обнимает меня, я кладу голову на его плечо, а он склоняется ко мне. Я так глубоко вздыхаю, что почти вздрагиваю и чувствую облегчение. Мне хорошо, когда он так держит меня. И делает он это не для властей, которые всегда за нами следят. Эта ласка настоящая, для меня. Мне будет так не хватать его.
Минуту мы молчим и вместе смотрим на нашу улицу в последний раз. Может быть, я приеду сюда когда-нибудь, но жить здесь я уже не буду никогда. Если вас из какого-то места переселяют, вернуться туда вы можете только с визитом. Рвать надо с корнями. И правильно: я не оставлю здесь ни одного своего корня, когда уеду искать Кая. Такого нарушения еще никто не предсказал.
- Я слышал, ты завтра уезжаешь, - говорит Ксандер, и я киваю, касаясь головой его щеки. - Я должен кое-что тебе сказать.
- Что? - спрашиваю я. И смотрю вперед, чувствуя, как его плечо слегка движется под рубашкой, когда он немного меняет позу. Но я не двигаюсь. Что он хочет мне сказать? Что не может поверить в мое предательство? Что хочет быть обрученным с кем-нибудь другим? Такие слова я заслужила, но не думаю, что он их скажет. Не Ксандер.
- Я помню, что произошло сегодня утром, - шепчет мне Ксандер. - И знаю, что случилось с Каем.
- Откуда? - Я выпрямляюсь, глядя на него.
- На меня не действуют красные таблетки, - шепчет он мне прямо в ухо, чтобы никто не мог услышать. Потом смотрит на улицу, в сторону дома Макхэмов. - И на Кая они тоже не действуют.
- Что? - Как могло случиться, что эти два мальчика, такие разные, неожиданно оказались связаны между собой неведомыми глубокими узами? Может быть, мы все как-то связаны, только не умеем найти эти связи? - Расскажи.
А он все смотрит на маленький домик с желтыми ставнями, в котором еще несколько часов тому назад жил Кай, Где он наблюдал и учился выживать. И Ксандер, сам того не зная, учил его кое-чему. И, может быть, сам учился этому же у Кая.
- Однажды, давно, я заставил его на спор съесть красную таблетку, - тихо начинает Ксандер. - Он тогда только недавно сюда приехал. Я держался с ним дружески, но втайне ревновал. Я видел, как ты смотрела на него.
- Правда? - Я этого совсем не помню, но вдруг у меня появляется надежда, что Ксандер прав. Мне хочется верить, что я влюбилась в Кая до того, как мне на него указали.
- Этим воспоминанием мне нечего гордиться, - продолжает Ксандер. - Я как-то позвал его поплавать вместе и по дороге сказал ему, что знаю о его артефакте. А узнал я о нем так. Я шел от друга из соседнего городка и увидел Кая, который с помощью этого артефакта пытался найти дорогу домой. Он был очень осторожен. Может, он вообще достал его единственный раз, но выбрал плохой момент - я его увидел.
Этот рассказ надрывает мое сердце. Таким я Кая совсем не знала. Потерянным. Рискующим. Я люблю его и, мне казалось, хорошо его знаю, но на самом деле я знаю о нем не все. И так со всеми - даже о Ксандере я знаю не все. Я и подумать не могла, что в детстве он мог быть жестоким.
- И я подбил его найти и украсть две красные таблетки. Я думал, что это невозможно. Сказал, что если он не принесет их на следующий день в бассейн, я всем расскажу про компас - его артефакт, - и у Патрика будут неприятности.
- И как он поступил?
- Ты же знаешь Кая. Он не мог рисковать благополучием своего дяди. - И вдруг Ксандер начинает смеяться. Пораженная, я в гневе сжимаю кулаки. Он думает, что это смешно? Над чем в этой истории вообще можно смеяться?
- На следующий день Кай принес две красные таблетки. Догадайся, у кого он их украл? - спрашивает Ксандер, продолжая смеяться. - Догадайся.
- Не знаю. Говори.