Обрученные - Элли Каунди 26 стр.


- У моих родителей. - Он становится серьезным. - Естественно, тогда всем было не до смеха. Родители были в ужасе. Еще бы! Красные таблетки пропали. Я-то знал, кто украл, но, естественно, молчал. Не мог же я им рассказать о своей проделке. - Ксандер смотрит вниз, и я замечаю в его руке большой коричневый конверт. Это наводит меня на мысль об истории Кая. Сейчас я слышу еще одну ее часть из уст Ксандера. - Поднялась ужасная кутерьма. Приехали чиновники, и все такое. Разве ты не помнишь?

Я качаю головой. Не помню.

- Они проверили, не приняли ли мы эти таблетки, и каким-то образом убедились, что мы их не приняли. Родители смогли убедить чиновников, что не имеют понятия, куда они делись. И были в полнейшей панике. В конце концов, чиновники решили, что родители их потеряли, пока сами плавали, и не сразу заметили. И они отделались простым предупреждением, потому что раньше никаких нарушений не совершали.

- И это сделал Кай? Взял таблетки у твоих родителей?

- Да, взял. - Ксандер глубоко вздыхает. - На следующий день я пришел к нему, готовый разорвать его на части. Он стоял на крыльце, поджидая меня, и, когда я подошел, он вынул две красные таблетки и держал их так, что каждый прохожий мог их увидеть. Я, конечно, испугался, сгреб их с его ладони и спросил, что он собирается с ними делать. И тогда он сказал мне, чтобы я не играл чужими жизнями. - Ксандеру явно стыдно вспоминать это. - И предложил все начать сначала между нами. Все, что нужно было сделать, это принять таблетки, каждый по одной. Он был уверен, что они не причинят нам вреда.

- Он тоже поступил жестоко, - говорю я, пораженная, но, к моему удивлению, Ксандер со мной не соглашается.

- Он знал, что таблетки не действуют на него, не знаю как, но знал. Он думал, что они должны подействовать на меня. Думал, я забуду, каким я был гадким, и начну все сначала.

- Как ты думаешь, сколько людей вокруг притворяются, что красные таблетки подействовали, хотя сами все помнят? - спрашиваю я удивленно.

- Ровно столько, сколько не хотят проблем, - отвечает Ксандер и смотрит на меня. - Очевидно, они и на тебя не подействовали.

- Ну, это еще неизвестно, - возражаю я. Не хочу говорить ему все. Он и так знает про меня слишком много.

Минуту Ксандер смотрит на меня испытующе, но, видя, что я молчу, продолжает:

- Раз уж мы говорим о таблетках, у меня есть подарок. Прощальный подарок. - Протягивая мне конверт, он шепчет: - Не открывай его сейчас. Я положил туда несколько вещиц, которые напомнят тебе о нашем городке. Но настоящий подарок - это пачка синих таблеток на случай, если тебе придется пуститься в другое длинное путешествие или что-то в этом роде.

Он знает, что я собираюсь отправиться на поиски Кая. И он мне помогает. Несмотря ни на что, Ксандер не предал меня. И я ни разу не подумала, когда бежала по улице за Каем, что это Ксандер мог привести в движение силу, которая увезла Кая. Я знаю, он не мог этого сделать. Он продолжает верить в меня. Это дилемма узников. Опасная игра, которую я должна играть с Каем. И теперь - с Ксандером. Но я знаю то, чего чиновники не знают: каждый из нас троих сделает все, что может, для безопасности двух других.

- О, Ксандер, откуда это у тебя?

- В медицинском центре всегда хранятся запасы лекарств. Эта пачка была предназначена для уничтожения. Срок годности таблеток почти истек, но я думаю, они действуют еще несколько месяцев после истечения срока.

- Но чиновники могут их хватиться.

Он пожимает плечами:

- Могут. Поэтому я буду осторожен, и ты тоже. Извини, что не смог принести тебе какой-нибудь настоящей еды.

- Не могу поверить, что ты все это делаешь для меня, - говорю я Ксандеру.

Он с трудом сглатывает:

- Не только для тебя. Для всех нас.

Теперь это обретает смысл. Если мы сумеем вовремя изменить ход событий, может быть... Может быть, мы все сможем выбирать.

- Спасибо, Ксандер, - говорю я. И думаю о том, что, может быть, теперь шанс найти Кая увеличится, благодаря его компасу и таблеткам Ксанде-ра. И осознаю, что Ксандер сделал возможной мою любовь к Каю.

- Кай думал, что ты сможешь научить меня пользоваться его артефактом, - вспоминаю я. - Теперь я знаю почему. Ты узнал его в тот день, когда я тебе его отдала?

- Думаю, что узнал. Но прошло много времени, и к тому же я сдержал обещание: я его не открывал.

- Но ты умеешь им пользоваться.

- Когда я увидел его, я вычислил основные принципы его работы. И я всегда расспрашивал о нем Кая.

- Он мог бы помочь мне найти Кая.

- Даже если я могу научить тебя, зачем мне это? - Ксандер больше не может скрывать свои чувства. В его словах горечь и гнев смешиваются с болью. - Чтобы ты ушла навсегда и была счастлива с ним? А что останется мне?

- Не говори так, - прошу я его. - Ты дал мне синие таблетки, чтобы помочь найти его, правильно? Если я уеду и мы сможем изменить ход вещей, может быть, и ты выберешь кого-нибудь?

- Я уже выбрал, - говорит он, глядя на меня.

Я не знаю, что сказать.

- Значит, я должен желать конца всего того мира, который знаю? - спрашивает Ксандер с намеком на прежнюю смешливость в голосе.

- Не конца этого мира. А начала лучшего, - говорю я, и вдруг мне тоже становится страшно. Мы действительно хотим этого? - Такого, где Кай сможет вернуться к нам.

- Кай, - произносит Ксандер, и в голосе его печаль. - Иногда мне кажется, что я сам сделал все, чтобы помочь тебе найти кого-то другого.

Я не знаю, что ответить, как объяснить ему, что он неправ. Что я была неправа, минуту назад думая то же самое. Да, Ксандер снова и снова помогает нам с Каем. Но как мне объяснить ему, что мир, о котором я мечтаю, невозможен для меня без него? Что он нужен мне? Что я люблю его?

- Я научу тебя, - говорит наконец Ксандер. - Я пришлю тебе инструкцию на порт.

- Но каждый сможет прочесть ее.

- Представлю ее как любовное письмо. В конце концов, мы с тобой еще обручены. И мы хорошо притворяемся. - Потом он шепчет: - Кассия... Если бы мы могли выбирать, ты когда-нибудь выбрала бы меня?

Я удивлена его вопросом. И вдруг я понимаю: он не знает, что однажды я уже выбрала его. Когда я сначала увидела на экране его лицо, а потом лицо Кая, я хотела безопасного, известного и ожидаемого. Я хотела хорошего, доброго и красивого. Я хотела Ксандера.

- Конечно, - говорю я.

Мы смотрим друг на друга и вдруг начинаем смеяться. И не можем остановиться. Мы смеемся так сильно, что слезы ручьями текут по нашим лицам. Ксандер отодвигается от меня, сгибается пополам и хватает ртом воздух.

- Мы еще могли бы быть вместе, - говорит он. - После всего.

- Могли бы, - соглашаюсь я.

- Тогда зачем все это?

Я становлюсь серьезной. Все это время я старалась понять, что имел в виду дедушка. Почему он не хотел, чтобы сохранился образец его ткани, не хотел жить вечно по чьим-то чужим правилам.

- Потому что мы должны иметь возможность собственного выбора. Это главное. Разве не так? И это выше нас.

Он смотрит вверх:

- Я знаю. - Может быть, для Ксандера это всегда было так, поскольку он годами видел и знал больше других. Как и Кай.

- Сколько раз? - шепчу я Ксандеру.

Он трясет головой, не понимая, о чем я.

- Сколько раз нас заставляли принимать таблетки, а мы не помним этого? - спрашиваю я.

- Мне известен один случай, - отвечает Ксандер. - Они не часто проделывают это с гражданами. Я был уверен, что они заставят нас принять таблетки, когда умер сын Макхэмов, но они не сделали этого. Но однажды - я абсолютно уверен в этом - все жители нашего городка приняли красные таблетки.

- И я?

- Не уверен. Я не видел, как ты это делала. Не знаю.

- Что тогда случилось? - спрашиваю я.

Ксандер качает головой.

- Этого я тебе сказать не могу, - шепчет он.

Я не настаиваю. Я тоже говорю ему не все. Ни о поцелуе на холме, ни о стихах он не знает, и я не могу просить его сделать то, чего не делаю сама. Между откровенностью и скрытностью равновесие непростое; каждый раз приходится решать заново, чем лучше поделиться, а о чем умолчать. Одна правда ранит, но вылечивает, а другая может и убить.

Я указываю жестом на конверт:

- Что там у тебя, кроме таблеток?

Он пожимает плечами:

- Немного. Я положил это, главным образом, для того, чтобы спрятать таблетки. Две новые розы, точно такие же, как мы с тобой сажали. Они быстро завянут. Спечатал с порта копию одной из Ста картин, ту, по которой ты делала когда-то доклад. Этот отпечаток тоже пролежит недолго. - Он прав: бумага из портов быстро разлагается. Ксандер с грустью смотрит на меня. - Все это не пролежит и двух месяцев.

- Спасибо тебе, - говорю я. - Я для тебя ничего не успела приготовить: все произошло так быстро сегодня утром... - Я смущенно замолкаю, потому что все это время я потратила на Кая, а не на Ксандера. Я снова выбрала Кая.

- Все в порядке, - говорит Ксандер. - Но, может быть, ты могла бы...

Он смотрит мне в глаза глубоким взглядом, и я знаю, о чем он просит. О поцелуе. Хотя знает о Кае. О прощальном поцелуе, хотя наша с ним связь не прервется. Я знаю, что это был бы сладкий поцелуй. И он бы держался за этот поцелуй, как я держусь за поцелуй Кая.

Но не думаю, что могу дать это Ксандеру.

- Ксандер...

- Все в порядке, - говорит он и встает. Я встаю тоже, и он притягивает меня к себе. Его руки, как всегда надежные, теплые и добрые, обнимают меня.

И так мы стоим, обнявшись.

А потом он поворачивается и быстро уходит по тропинке, не обернувшись и не сказав ни слова. Но я смотрю ему вслед и провожаю взглядом до самого его дома.

Дорога к нашему новому месту жительства пряма и проста. Сначала обычным аэропоездом до центра Сити, а затем поездом дальнего следования в сельскохозяйственные районы Провинции Кейа. Почти все наши пожитки уместились в четыре маленьких чемодана, по одному на каждого. Некоторые более громоздкие вещи нам пришлют позднее.

Когда мы, все четверо, идем к остановке поезда, соседи и друзья выходят проводить нас и пожелать доброго пути. Они знают, что нас переселяют, но не знают за что, и задавать на эту тему вопросы не принято. Подойдя к концу улицы, мы видим новую вывеску: "Садовый городок". Не стало кленов, не стало и старого названия, не стало и Кленового городка. Будто никогда и не было. Не стало Макхэмов. Не стало нас. Другие люди поселятся здесь, в Садовом городке. Уже высажены новые клумбы с новыми розами.

Быстрота, с которой исчез Кай, исчезли Макхэмы и теперь исчезаем мы, вызывает у меня озноб. Будто никого из нас никогда не существовало. И вдруг мне вспоминается далекое время, когда я была маленькой и высматривала из окна аэропоезда наш "Каменный городок", а тропинки, которые вели к нашим домам, были выложена мелкими плоскими камешками.

Это было раньше. У этого городка меняются названия. Какие еще дурные события лежат под землей нашего городка? Что похоронено под нашими камнями, цветами, деревьями и домами? Тот случай, о котором Ксандер не захотел рассказать, когда мы все приняли красные таблетки, - что тогда произошло? Куда на самом деле отправились люди, которые покинули городок?

Они не умели писать свои имена, но я могу написать свое, и я напишу его там, где оно сможет сохраниться надолго. Сначала найду Кая, а потом найду такое место.

Когда мы пересели в поезд дальнего следования, мама и Брэм заснули, измученные эмоциями и напряжением, связанным с отъездом.

Я нахожу странным, учитывая все случившееся, что именно мама, которая всегда с готовностью подчинялась всем правилам, стала причиной нашего изгнания. Видимо, она слишком много знала и призналась в этом в своем отчете. Она не могла поступить иначе.

Путешествие наше долгое, в поезде много других пассажиров. Но солдат, таких, как Кай, здесь нет. Они перевозят их в специальных поездах. Здесь едут усталые семьи, похожие на нашу. Группы холостяков, которые смеются и оживленно обсуждают свои дела, связанные с работой. Несколько последних рядов заняты молодыми женщинами примерно моего возраста, которые едут на временную работу. Я с интересом наблюдаю за этими девушками. Это те, кто не получил распределения на постоянную работу и вынужден скитаться по временным. Некоторые из них выглядят грустными и разочарованными. Другие с интересом смотрят в окно. Ловлю себя на том, что смотрю на них слишком часто. У нас принято заниматься своими делами. А мне нужно сосредоточиться на поисках Кая. Кое-что для этого у меня уже есть: питательные таблетки, компас, сведения о Сизифовой реке. И память о дедушке, который "не ушел покорно".

Отец замечает, что я наблюдаю за девушками. Чтобы не разбудить маму и Брэма, он говорит тихо:

- Я не помню, что произошло вчера. Но знаю, что Макхэмы уехали из городка, и думаю, что тебя это огорчает.

Я стараюсь переменить тему. Смотрю на спящую маму.

- Почему они не дали ей раньше красную таблетку? Тогда нам не пришлось бы переезжать.

- Красную таблетку? - спрашивает отец удивленно. - Их применяют только в экстренных обстоятельствах. Это не тот случай. - Затем, к моему удивлению, он продолжает говорить и беседует со мной, как со взрослой, более того, как с равной. - Я сортировщик по своей природе, Кассия, - говорит он. - Вся информация сводится к тому, что происходит что-то неправильное. То, как они изъяли артефакты. Мамины командировки в другие питомники. Вчерашний провал в моей памяти... Что-то не так. Они проигрывают войну, а я не знаю, против кого она - против внутренних врагов или внешних. Но это признаки краха.

Я киваю. Кай говорил мне почти то же самое. Но отец продолжает:

- Я заметил и кое-что другое. Я думаю, что ты влюблена в Кая Макхэма. Я думаю, что ты хочешь найти его, где бы он ни был. - Он сглатывает.

Я бросаю взгляд на маму. Теперь ее глаза открыты. Она смотрит на меня с любовью и пониманием, и я вижу: она знает, что сделал отец. Знает, что я собираюсь делать. Она знает и даже притом, что она бы не разрушила образец ткани дедушки и не полюбила бы того, с кем не была обручена, она любит нас, хотя именно мы все это совершили.

Мой отец всегда нарушал правила для тех, кого он любит; мама по той же причине всегда их соблюдала. Возможно, это еще одна причина, почему они - идеальная пара. Я могу верить в любовь моих родителей. И понимаю, что это счастье - иметь веру в такую любовь и хранить ее, что бы ни случилось.

- Мы не можем устроить твою жизнь так, как ты хочешь, - говорит отец, и глаза его становятся влажными. Он смотрит на маму, и она кивком просит его продолжать. - Нам хотелось бы, но мы не можем. Зато мы можем помочь тебе самой принять решение о том, какую жизнь избрать.

Я закрываю глаза и прошу ангелов, и Кая, и дедушку дать мне силы. Потом открываю их и смотрю на отца:

- Как?

ГЛАВА 32

Мои руки испачканы землей, тело устало, но я не позволю работе отнять мои мысли. Потому что здешние чиновники добиваются именно этого: рабочие должны работать, а не думать.

"Борись, борись, чтоб свет не угасал..."

И я борюсь. Борюсь единственным доступным мне путем: думаю о Кае, хотя боль от потери так сильна, что я с трудом могу ее вынести. Я бросаю семена в землю и засыпаю их землей. Прорастут ли они навстречу солнцу? Или случится что-то плохое, и они никогда не пойдут в рост, не будут ни чем, а останутся гнить в этой земле? Я думаю о нем, думаю о нем, думаю о нем.

Я думаю о моей семье. О Брэме. О родителях. Пройдя через все, я кое-что узнала о любви - о моей любви к Каю, и о моей любви к Ксандеру, и о любви родителей друг к другу, и к нам с Брэмом, и о моей любви к каждому из них. Когда мы прибыли в наш новый дом, родители попросили послать меня на три месяца на сельскохозяйственные работы, потому что заметили во мне склонность к неповиновению. Чиновники в деревне, где мы теперь живем, проверили мои данные, и они совпали с мнением родителей. Отец упомянул, что имеет в виду конкретное предписание: тяжелые работы по посадке стойкой к холоду зерновой культуры. И меня послали в западные провинции, где протекает Сизифова река. Он и мама и Ксандер сообщают мне все новости о том, где может быть Кай. Здесь я ближе к нему, я чувствую это.

Я думаю о Ксандере. Я знаю, что мы могли быть счастливы, и, пожалуй, знать это тяжелее всего. Я могла бы держать его руку, теплую и сильную, и у нас все могло бы быть так, как у моих родителей. И это было бы чудесно. Это было бы чудесно.

Мы не закованы в цепи. Нам некуда бежать. Они пригибают нас работой, хотя не бьют и не делают нам больно. Они просто заставляют нас работать до усталости.

И я устала.

Когда я думаю о том, что могла бы все бросить, я вспоминаю последнюю часть истории Кая, которую он дал мне. Я прочла ее перед тем, как мы навсегда покинули наш городок.

"КАССИЯ" - написал он бесстрашно вверху страницы крупными и ясными буквами, которые завивались, и двигались, и превращали мое имя во что-то красивое, во что-то большее, чем слово. Утверждение, куплет песни, фрагмент произведения искусства, обрамленный его руками.

На этой салфетке был нарисован только один Кай. Он улыбался. Улыбкой, в которой я могла бы увидеть двух Каев: того, кем он был, и того, кем он стал. И его руки были снова пусты и открыты и немного вытянуты вперед. Ко мне.

Кассия.

Теперь я знаю, какая моя жизнь настоящая, не важно, что происходит. Та, что с тобой.

По какой-то причине уверенность в том, что есть человек, который знает мою историю, меняет мою жизнь. Может быть, это как в том стихотворении, может быть, это мой способ "не уходить покорно".

Я люблю тебя.

Мне пришлось сжечь и эту последнюю часть его истории, но жар этих слов "Я люблю тебя" опаляет меня как настоящее пламя, как красное начало новой жизни.

Без истории Кая, без дедушкиного стихотворения я могла бы уже сдаться. Но я думаю об этих словах, о запасе таблеток, о хорошо спрятанном компасе, о моей семье и Ксандере, которые шлют мне сообщения на экран порта здешнего лагеря. Они все еще продолжают поиски, все еще стараются мне помочь.

Иногда, когда я смотрю на бледные семена, которые я бросаю в черную грязь, они напоминают мне вечер моего банкета, когда я представляла, что смогла бы взлететь. Ни тьма вокруг, ни звезды в ночном небе не пугают меня. Я думаю, что хорошо бы улететь с руками, полными комьев земли, чтобы не забывать, откуда я, каким трудным может быть земной путь.

А потом я смотрю на свои руки, которые умеют теперь писать мои собственные слова. Мне это трудно пока, и не всегда получается. Я пишу их на жидкой земле, на которой работаю. А потом я ступаю по этой земле, копаю в ней ямки и бросаю в них семена, чтобы после смотреть, прорастут ли они. Я украла обуглившуюся веточку из костра и пишу ею на салфетке. А после над другим костром я вытягиваю руки, сжигаю эту салфетку, и слова умирают. Пепел и ничто.

Мои слова никогда не живут долго. Мне приходится их уничтожать, прежде чем их увидят.

Но я помню их все. Почему-то сам факт, что я пишу их, заставляет меня запоминать. Каждое слово, которое я пишу, помогает найти другие слова. И когда я снова увижу Кая - а я знаю, что увижу его, - я прошепчу мои слова ему на ухо, рядом с его губами. И тогда из пепла, из ничего, мои слова обратятся в плоть и кровь.

КОНЕЦ

Примечания

1

Артефакт - предмет, сделанный руками человека и относящийся к другой эпохе. В Обществе будущего такие предметы, доставшиеся некоторым семьям в наследство от предков, приобретают особые ценность и смысл и становятся своего рода талисманами.

2

Веджвуд - знаменитая красотой и качеством марка английского фарфора, названная по имени Дж. Веджвуда, основавшего производство в 1759 году.

3

"Темный и глубокий" (dark and deep) - вероятно, навеяно стихотворением Роберта Фроста "Стоя у леса снежным вечером", которое Кассия знает и любит.

4

Знаменитое, ставшее хрестоматийным стихотворение одного из крупнейших американских поэтов Роберта Фроста (1874-1963).

5

Перевод Лидии Иотковской.

6

Перевод Лидии Иотковской.

7

Генри Дэвид Торо (1817-1862) - американский поэт и мыслитель.

8

Имя "Кассия" по-английски пишется как Cassia.

9

Имя "Кай" по-английски пишется как Ку.

10

Дилан Томас "Стихи в октябре". Перевод Василия Бетаки.

Назад