Как хороша рябина осенью! Протянула над столом ветку, тяжелую от красных ягод. На самом кончике ветки колышется легкий, похожий на желтое перышко лист…
- Вы как сейчас, оврагом шли? Не встретили ее?
- Надю?
- Да. Она получила письмо от Кости.
- От какого числа? - с живостью спросила Светлана.
Александра Павловна поджала тонкие губы:
- Как я могу знать, от какого числа? Разве Надя показывает мне свои письма!
Светлана положила ногу на ногу, обхватила руками колени и вооружилась терпением.
- Его посылают учиться, - продолжала Александра Павловна, - в Военную академию или в институт какой-то военный, не то в Ленинград, не то еще куда-то. Он пишет: "Жаль, что не в Москве". Странно, что принимают в высшее учебное заведение без аттестата - ведь он не кончил десятого класса. Может быть, потому, что фронтовик?
- А где он сейчас?
- Не помню точно… Надя говорила - не то в Кировской, не то в Свердловской области. Они сейчас в лагерях, на отдыхе, его часть… как это?.. Расформировывается.
Светлана встала:
- Я, пожалуй, пойду Зинаиде Львовне расскажу.
- Она уже знает. Он ей тоже написал. И Надя, как получила письмо, сейчас же к ней побежала.
Эти слова были произнесены с обидой.
- Он откуда же приехал?
- Из Японии, то есть не из Японии, но все равно, он был на японском фронте… Светлана, ведь ты видела Алешу Бочкарева и Надю в тот день, когда Костя приезжал в Москву?
- Конечно, я видела Надю, - удивленно сказала Светлана. - Ведь я же к вам тогда заходила.
- Да, да, помню… Ты и на станцию поехала провожать?
- Да.
Ты не знаешь, что у них там произошло? Может быть, Костя что-нибудь сказал… Алеше или Наде? Он иногда такой несдержанный. Ведь Алеша совсем перестал к нам заходить - прямо как отрезало, - и с того самого дня.
На это ответить было легко - ничего неприятного Костя, конечно, не мог сказать ни Алеше, ни Наде. "А что Алеша перестал заходить - так правильно сделал!" - безжалостно подумала Светлана.
Впрочем, думать было почти некогда. Теперь вопросы следовали один за другим.
- Светлана, ведь ты тогда по просьбе Зинаиды Львовны к нам пошла? Почему Надя не поехала с тобой?
Светлана ответила с полной искренностью:
- Я не знаю, Александра Павловна, почему она не поехала!
- Откуда тогда Алеша взялся, понять не могу, - расстроенным голосом продолжала Александра Павловна. - Мы только что сели обедать, Надя сказала, что не будет есть пельмени, что они невкусные, а они, наоборот, очень удачные были и она всегда так любит… И вдруг Алеша входит, вид у него… - Александра Павловна запнулась, подыскивая нужное слово, - повелительный! Надя его сейчас же в свою комнату увела. Минуты не прошло, она уже с сумочкой в руках: "Мама, я в Москву уезжаю!" Алеша-то здесь при чем? Светлана, почему Надя поехала с ним провожать Костю?
- А Надя вам не говорила, почему они вместе поехали?
Опять обиженно подобрались тонкие губы:
- Да разве она расскажет? Всё тайны, тайны!
Светлана хотела ответить резко: "Почему же вы думаете, что я расскажу вам про Надю то, что она сама не хочет рассказать?"
И вдруг ей стало жалко Надину маму с поджатыми губами - пускай несимпатичная она, но что же делать? Беспокоится о дочке все-таки.
Надю тоже стало жалко за то, что у нее с мамой такие непростые отношения.
Вот Костю теперь нечего жалеть и не нужно за него беспокоиться. Он написал Наде, Надя напишет ему, Надя с его письмом побежала к Зинаиде Львовне, Алеша перестал заходить… В Костиных делах теперь была полная ясность. Зато в туманное одиночество ушел добрый дедушка Мороз в круглых очках… Как он хлопотал, чтобы всем было хорошо, чтобы все жили дружно и не ссорились! И вот теперь из-за него ссориться с Надиной мамой…
Ладно, дедушка Мороз! Никаких обидных слов не скажу Надиной маме!
И вместо заготовленной резкой фразы Светлана кротко пожала плечами. В сущности, этим жестом она выражала ту же самую мысль: не требуйте от меня, чтобы я выдавала чужие секреты! Но выражено это было в мягкой, деликатной форме.
XXXII
- Светлана, ты немецкий уже приготовила?
- Нет.
- Ведь у тебя уже была двойка третьего дня?
- Да.
- Может быть, помочь тебе? Что-нибудь непонятно? Давай вместе поучим слова.
Светлана перелистала несколько раз арифметический задачник. Задачи она уже решила.
- Тамара Владимировна, я вообще хотела просить… Пускай меня переведут в другую школу: я немецкий язык не буду учить.
Сказала негромко, но все ребята, готовившие уроки, подняли головы от учебников и стали прислушиваться. Даже те, которые не расслышали, о чем говорят, насторожились с тревожным любопытством.
Тамара Владимировна приложила палец к губам:
- Хорошо, мы подумаем об этом. А сейчас - что у тебя осталось? География? Учи географию. Не будем мешать ребятам заниматься.
Светлана поняла: Тамара Владимировна не хочет при ребятах… Все равно, как ни думать, когда ни говорить - ничего не изменится. Немецкий не буду учить, не могу, не хочу!
Еще летом, даже весной, появлялись уже беспокойные мысли. Как же это будет в пятом классе?.. Но всегда что-нибудь отвлекало, да и не хотелось расстраиваться заранее и расстраивать других.
Совсем незаметно подошла осень. И вот первые уроки немецкого языка. На первом же уроке самый звук этой речи так остро напомнил…
Бесцельно учить географию сейчас - слова не запоминаются, только глазами на них смотришь.
Тихим голоском сказала Аня:
- Тамара Владимировна, и меня тоже, пожалуйста, в другую школу переведите, потому что я тоже…
- И меня, - как эхо прибавила Валя.
В классной комнате уже никто не мог заниматься. Ребята ждали напряженно…
Неизвестно, что бы ответила Тамара Владимировна, - дверь растворилась. В комнату заглянула Оля Рогачева:
- Тамара Владимировна, вас к телефону!
Тамара Владимировна вышла, что-то шепнув по дороге Юре Самсонову.
Олечка постояла, раскачивая дверь:
- Что-то вы какие серьезные все?
Никто ей ничего не ответил. Ей скучно стало молчать, она убежала.
Витя спросил:
- Светлана, в какую же школу хочешь ты переходить?
- В такую, где французский или английский.
- Ты думаешь, что все французы, все англичане и американцы - наши друзья?
- Мой папа… - начал Юра.
И все посмотрели на него: ребята очень редко говорили о своих погибших родных.
- Мой папа воевал с англичанами и американцами в Архангельске в девятнадцатом году. Он говорил по-английски, это ему очень пригодилось… А помнишь, что рассказывал Костя Лебедев? Про капитана у них в полку, который в разведку ходил, и если нужно было "языка"… Помнишь, он очень хорошо говорил по-немецки…
Витя прибавил:
- А помнишь, как Долохов… В "Войне и мире", к французам?
Светлана выговорила хрипло:
- Я не капитан… и не солдат, и войны сейчас нет - мне не нужно!
Она сложила учебники и хотела выйти в сад. В передней около вешалки стоял маленький грустный мальчуган. Новенький. Его перевели осенью из дошкольного детского дома. Все никак не может привыкнуть и часто плачет по углам.
Вот и сейчас: Светлана вгляделась - глаза мокрые и красные…
- Саша, ты о чем?
Мальчик не ответил.
- Ты что, без ребят, без товарищей своих скучаешь?
- Нет. Ребята и здесь есть.
- Так о чем же ты?
Саша печально сказал.
- У меня там ежик был!..
- Не расстраивайся, не плачь! Достанем тебе ежика, будешь с ним играть!
Саша безутешно покачал головой:
- У вас будет из леса, а у меня ручной был.
Что сказать?
Как утешить?
Саше семь лет. Того, что было перед войной, он, конечно, уже не помнит… Его самое большое горе - это разлука с ежом.
Ну что же, и к ежику можно привязаться. Сердитые в лесу, если их приручить, они бывают милые и забавные.
Светлана отошла, не найдя слов для утешения, сама готовая заплакать. В саду к ней сейчас же подбежали Славик, Ирочка и вся остальная компания.
Потом няня увела малышей в дом.
Светлана присела на скамью. Смеркалось. Белые табаки на клумбе начинали нежно светиться в темноте.
- Светлана, ты здесь? Подошла Алла и села рядом.
- Ты почему без пальто? Смотри, какие руки холодные. - Алла была в пальто, накинутом на плечи. Его хватило на двоих. - Я бы из-за этого никогда не ушла из нашей школы!
Там, в классной комнате, Алла не сказала ни слова. Вообще она молчаливая и очень сдержанная. Но молчаливая не от застенчивости - просто не умеет болтать. Когда выступает на сборах, говорит коротко и всегда как-то очень принципиально. Даже самые яростные спорщики всегда с ней соглашаются. Редко приходится с ней говорить - Светлана в пятом классе, Алла в седьмом, - но, когда что-нибудь делаешь, хочется, чтобы это понравилось Алле.
- Я думала, ты с девочками подружилась.
- Я… подружилась!..
- Я бы от своих подруг… и от учителей тоже… ни за что не ушла бы! У вас в шестом по математике будет Иван Иванович. И другие учителя тоже очень хорошие! По русскому, по географии…
- Алла, ты думаешь, мне хочется уходить?
- И потом… тебе уже четырнадцать лет, тебе в комсомол вступать в этом году. В нашей школе тебя знают…
- Знают, что у меня три тройки… годовых! Алла, как же меня в комсомол?
- Тройки разные бывают. Я видела, как ты занималась зимой.
Видела? Странно… В прошлом году они даже в разных сменах были.
С крыльца позвала Наталья Николаевна:
- Светлана! Девочки подошли к ней.
- Светлана, зайди ко мне.
Светлана стала подниматься по ступенькам.
- Не в кабинет, пойдем ко мне в комнату.
Алла шепнула:
- Светлана, я тебя здесь подожду.
Большая, тихая комната. Очень много книг. Рояль…? Разве Наталья Николаевна играет?
Над роялем несколько портретов в одинаковых рамках… Лица знакомые, а кто - Светлана не могла вспомнить: музыканты, должно быть.
На стене, над письменным столом, - фотография: мужчина и два мальчика. Светлана знала, что муж Натальи Николаевны умер еще перед войной, а оба сына…
Наталья Николаевна сказала:
- Сядь, девочка. Светлана, перевести тебя в другую школу очень просто.
Светлана прошептала, вцепившись в ручки кресла:
- Вы не думайте, что мне это так просто!
- Голубчик, я не говорю - просто для тебя. Я говорю, что это очень просто устроить. Но мне хочется убедить тебя, что ты неправа. Светлана, помнишь, в прошлое воскресенье Елена Михайловна играла и тебе очень понравилось… Помнишь, ты сказала: "По клавишам вода бежит". Помнишь, как называлась эта вещь?
Светлана неуверенно и удивленно спросила:
- "Прекрасная мельничиха"?
- Да. А ты знаешь, кто ее написал?
- Нет, я не помню.
- Ее написал Шуберт, немецкий композитор. Вот его портрет висит, рядом с Чайковским.
Светлана положила руку на черную зеркальную поверхность рояля:
- Я не знала, что вы играете…
- Мальчики учились… Мой старший сын хорошо играл.
Наталья Николаевна неожиданно встала и подошла к книжному шкафу:
- Хочешь, почитаем стихи?
Светлана так удивилась, что не сразу могла начать слушать.
…Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
Маленькое стихотворение, всего восемь строчек, а как много в нем сказано и как все-все видишь!.. Светлана прошептала:
- Я помню, это у Лермонтова, в собрании сочинений.
- А видишь, что тут сверху написано? "Из Гёте". Ты еще что-нибудь Гёте читала?
- Ведь это он "Фауста" написал? - спросила Светлана. - Только я не читала.
- А "Лесной царь" в переводе Жуковского знаешь?
- "Лесной царь" знаю.
- А вот еще другого немецкого поэта Лермонтов переводил. Видишь: "Из Гейне".
На Севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна…
Хорошие стихи, правда?
- Правда.
- А ты знаешь, что, когда Гитлер пришел к власти, книги Гейне сжигали на кострах?
Светлана спросила:
- Почему?
- Ты еще очень мало знаешь, девочка! Бывают книги-враги и бывают книги-друзья. У нас много книг-друзей, написанных на немецком языке. Не все немцы такие, каких довелось тебе увидеть! На немецком языке писали Маркс и Энгельс… Не только книги давно умерших писателей были врагами Гитлера. В Германии было очень много антифашистов и до войны и во время войны… Ты о Тельмане что-нибудь слышала?
Светлана сказала:
- Ведь это же в Испании был отряд имени Тельмана?
- Да, и в нем сражались немецкие антифашисты. А Тельман тогда сидел в тюрьме. Одиннадцать лет он пробыл в одиночной камере. Это был очень смелый и очень мужественный человек…
Светлана слушала, не поднимая глаз.
Как странно: немец - верил в победу Красной Армии! В самый тяжелый год отступления, когда немцы стояли под Москвой… Как жалко, что он не дожил до конца войны! Они его убили…
- Светлана, а ты знаешь, что сказал о немцах Сталин? "…Гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское - остается".
- Когда он это говорил? - глухо спросила Светлана.
- Двадцать третьего февраля 1942 года. Перед этим немецкие войска доходили почти до самой Москвы и были разбиты. После этого был Сталинград. Это приказ народного комиссара обороны в день двадцать четвертой годовщины Красной Армии. Светлана, твой отец и мои сыновья были офицерами Красной Армии. Они сражались с захватчиками, которые хотели поработить нашу Родину… Но наши солдаты не уничтожали немецких солдат именно как немцев, из-за ненависти ко всему немецкому. Девочка, я знаю, что это нелегко… Но и мы с тобой не должны ненавидеть народ, язык народа…
У нее были слезы на глазах.
Светлана сказала прерывающимся голосом:
- Это вы из-за меня! Это я вас…
И уткнулась лицом в колени Натальи Николаевны… Провожая девочку, Наталья Николаевна дала ей свой пуховый платок:
- Вечер свежий, а ты без пальто.
Светлана хотела сказать, что добежит и так, но вспомнила, что Алла, может быть, еще ждет в саду, и послушно закуталась. Платок был большой и очень теплый. Светлана еще немножко задержалась в дверях:
- Наталья Николаевна, а можно сделать так, чтобы меня по немецкому не спрашивали завтра… и еще несколько дней? Я хочу ответить хорошо. Ведь я… ведь я совсем немецкий не учила! Ни разу!..
- Я позвоню завтра в школу, - сказала Наталья Николаевна. - Я сама об этом попрошу.
В саду пахло осенью, грибами и сыростью, как в лесу, белыми табаками. Но было не совсем темно, потому что окна не завешенные, а на улицах - фонари.
- Алла, ты?..
Алла сказала:
- Какая ты тепленькая вся, пушистая!..
Девочки, обнявшись, подошли к белой клумбе, потом, шурша листьями по дорожке, - к темному забору и опять к белой клумбе.
- Как я рада, что ты не уйдешь из нашей школы!
А ведь Светлана ей ничего еще не рассказала!
Вот опять прошуршали под ногами листья… Девочки ушли в темноту. Широкие ветки заслонили свет фонарей.
- Алла, давай будем дружить.
- Мне тоже хочется.
- Алла, а это ничего, что я с другими девочками дружу в нашем классе?
- Почему - ничего? Это очень хорошо!
- Они очень славные, Галя Солнцева и еще другие, и наши Аня-Валя. Только знаешь, Алла, они все моложе меня… Как-то не обо всем с ними можно говорить! Алла, давай будем друг другу все рассказывать! Алла, знаешь, на что похожа эта клумба? Такие бывают часы со светящимся циферблатом. У них такой же матовый свет. У моего папы такие были… Алла, мне хочется тебе рассказать, что мне сейчас Наталья Николаевна говорила…
XXXIII
Комсомольское собрание затянулось. Когда Костя возвращался в свою роту, было уже совсем темно. Смутно белели палатки в поле. Лагерь спал. Особенно тихой казалась осенняя безлунная ночь.
Ночью потеплело.
"К дождю", - подумал Костя.
Спать не хотелось совсем. Костя был в настроении возбужденно-счастливом. Он пошел в сторону леса, сняв фуражку и подставляя разгоряченное лицо навстречу набегающему ветерку. Вечером, после большого перерыва, Костя получил письмо. По совести говоря, при взгляде на него вместе с огорчением почувствовал даже тревогу.
Буквы на конверте очень хотели быть красивыми. Вначале им это удавалось.
"Лебедеву Константину" - было написано с таким изяществом, прямо в школьную пропись годилось. Только росчерки после каждого "у" недостаточно солидны, легкомысленны для школьной прописи. Слово "Михайловичу" растянулось и сползло вниз, будто у автора письма не хватило выдержки или просто умения писать без линеек.
Еще не начиная читать, Костя сообразил, почему по новому адресу первым пришло именно Светланкино письмо: из Москвы письма всегда доходят быстрее. Вместо огорчения и тревоги появилось теплое чувство благодарности. Светланкино письмо предсказывало, что ждать теперь уже недолго: завтра, в крайнем случае - послезавтра, придут и другие письма.
Костя подошел к опушке леса, темнеющего зубчатой стеной. Отсюда днем видны на востоке Уральские горы - граница двух частей света. Костя присел на траву. Росы не было совсем. Он опять подумал: "К дождю". Нужен дождь или нет? Для озими - пожалуй, а для картошки…
Костя усмехнулся, осознав, что думает о нужности или вредности дождя с точки зрения уже не военной, а сельскохозяйственной.
Как хорошо, что Светлана была у мамы именно в тот день, когда они получили его письмо с новым адресом! Глазами Светланы Костя видел дорогих ему людей.
"…Надя сейчас же побежала к вашей маме".
Надя чаще ходит, чем бегает… а вот побежала. Обрадовалась? Хотела поскорее успокоить маму?..
Вспомнилась последняя встреча на станции окружной дороги. Какое испуганное лицо было у Нади, когда он поцеловал ее при всех. Мама видела, Светланка торчала неподалеку. Можно себе представить, как ребята скалили зубы из всех вагонов!..
Уж не обиделась ли?
Каялся потом в каждом письме, объяснял, что просто невозможно было поступить иначе…
На последней странице Светлана написала про свои дела.
"Костя, в моей жизни наступает огромный перелом: меня будут принимать в комсомол".
Неужели уже в комсомол - маленькую такую? Должно быть, все-таки еще не очень скоро. За последние годы Костя привык видеть только таких комсомольцев, которым в трудные минуты на передовой кричал комсорг: "Комсомольцы, вперед!" Он представил себе Светланку рядом с плечистыми парнями, шумевшими сейчас на собрании… Забавно! А славные подобрались ребята, жалко будет расставаться. Одних посылают учиться, другим еще послужить, многие демобилизуются в этом году.
Когда полковник предложил Косте ехать в академию, он сказал ему:
- Такие, как ты, нужны в армии.
Эти лестные слова казались неожиданными и незаслуженными, но все-таки было приятно выслушать их от человека, которого привык уважать.
Жалко, конечно, что жить придется далеко от Москвы, но все равно - руки чешутся учиться. Будет каждый год отпуск, да и зимой на каникулы можно будет приезжать.