Общение с Плывущим — сложная задача. Хорошо еще, что Бархат уже многие годы жил среди людей (и не только), и более или менее разбирался в том, как думают люди. Скорее менее, чем более, но тут уж ничего не поделаешь. Хотя Ежов все равно не понимал и половины: у некоторых узоров просто не было звуковых аналогов, мыслительная логика явно строилась на совершенно иной основе, а иные вопросы Плывущий попросту не понимал. К примеру, в его языке не было понятия «родители», «братья и сестры», «дети» и прочих слов, обозначающих родство. Понятие брака для Плывущих тоже глубоко чуждо. К тому же он родился ментатом — некоторые вещи, для него совершенно очевидные, у человека двадцать первого века вызывали настоящий культурный шок.
Но часа через три беседа завершилась ко взаимному удовлетворению. Ежов вышел из лазарета с широкой улыбкой на лице — кусочки мозаики наконец-то сложились воедино. В общей картине все еще оставалось немало лакун, но основной пейзаж уже вполне просматривался.
— А где все? — недоуменно осведомился он, войдя на мостик.
Там присутствовал только Дельта, сидящий на корточках возле энергетической панели, воткнув себе в висок провод. Как известно, для роботов резкие перепады энергии в мозгу — как для нас алкоголь. Он ничего не ответил.
В кают-компании тоже никого не было. Все куда-то подевались. А Михаила буквально свербило от желания срочно поделиться тем, что он раскопал. Все члены экипажа (кроме Дитирона) носили при себе личные информы, но Ежов пока что не успел научиться пользоваться связью.
Он вышел наружу и нашел Тайфуна — боевой робот, как всегда, охранял вход. Но не ему же рассказывать! В экипаже его статус был самым низким, и его мнение никого не интересовало. Да и не было у него никакого мнения…
Ежов некоторое время стоял, прислонившись к амортизатору «Вурдалака», и рассматривал окрестности, гадая, куда могли подеваться девять разнокалиберных существ. Впрочем, окрестностей оказалось не слишком-то много — внутренности «Перевала» больше всего походили на огромный металлический муравейник. «Вурдалак» стоял в боксе размером чуть больше его самого, и взгляд уже через несколько шагов упирался в стенку.
Из бокса было всего два выхода — закрытый шлюз, через который «Вурдалак» сюда влетел и из которого должен был вылететь, и коридор, ведущий в основную часть «Перевала». Этот коридор ничем не закрывался — «Вурдалак» приземлился на грузовом причале, доступном для любого желающего.
Не далее как час назад отсюда отбыл почтовый курьер, забравший со звездолета срочные посылки с Персефоны. То, что нельзя было отправить обычным рейсовым лайнером. Потому что рейсовый лайнер проходит расстояние от Деметры до «Перевала» за шесть дней, а «Вурдалак» управился за два, несмотря на то, что сделал по пути остановку на Янусе.
Из корабля, явственно дрожа всем телом, вышел Рудольф. Он сонно зевал и лениво моргал глазами, почесывая живот. Правое веко у него слиплось и не открывалось. Сегодня он выглядел особенно нездоровым — кожа покраснела еще сильнее, а пупырышки вздулись так, что и слепой увидел бы — вот-вот лопнут.
— У меня скоро очередной приступ, — виновато объяснил он. — Очень спать хочется. И кожа зудит…
— Не очень скоро? — опасливо уточнил Ежов, отлично помнящий слова Койфмана о том, что во время приступов от Рудольфа смердит не по-людски.
— Часов через шесть. А где остальные?
— Остальные часы? — слегка протупил Михаил, но тут же спохватился: — А, экипаж… Не знаю. А где они могут быть?
— В прошлый раз, когда мы были на «Перевале», то занимали этот же причал, — задумчиво сказал ван ден Хейнекен, рассматривая надпись на стене «B’djg’ziyk kkhr’ttyyn», написанную почему-то латинскими буквами
. — Тут рядом есть один бар, мы там так здорово отдохнули в прошлый раз… Капитан еще, помню, подрался с капитаном «Ястреба»…
— А он разве пьет? — удивился Ежов, помнящий, что все имперцы — мусульмане.
— Нет, капитан хеббрид, ему нельзя, — мотнул головой механик. — Он так просто с нами сидел — за компанию. Соки там всякие, коктейли безалкогольные… Тот капитан сам на нас полез — чем-то ему имперцы досадили… Ну мы и схлестнулись экипаж на экипаж. Наш капитан их капитану глаз выбил… А я их механика в растение превратил!
— Это как? — на всякий случай слегка отодвинулся от Рудольфа Михаил, уже представивший себе какое-то невероятное супероружие, превращающее людей в растения.
— В нокаут отправил, — перевел свой жаргонизм в более привычную форму ван ден Хейнекен. — Может, сходим? За мой счет, конечно. Я бы сейчас принял чего-нибудь — на пьяную голову приступ легче протекает. Кожа почти и не слезает…
На борту «Вурдалака» имелся небольшой бар с алкогольными напитками. Но именно, что очень небольшой — когда капитан абсолютный трезвенник, особо не попьянствуешь. Да и не принято пить в рейсе. Вот в порту — дело другое, это уже освящено временем.
Ежов немного подумал, пожал плечами и решил составить компанию ван ден Хейнекену. От халявной выпивки он никогда не отказывался.
Как уже упоминалось, внутренности «Перевала» больше всего напоминали огромный муравейник. Вся эта исполинская космическая станция была пронизана системой трубопроводов, похожей на объемный метрополитен. По трубам со страшной скоростью мчались змееобразные стергены — своего рода поезда, только колеса им заменяли многочисленные светящиеся диски, идущие по всей окружности этого вида транспорта. Стены металлических трубопроводов резонировали с этими дисками, создавая своего рода магнитное поле, и стергены скользили по своим тоннелям, как кусок масла по раскаленной сковороде.
— Близко к краю не подходи, — предупредил Михаила Рудольф, пока они проходили насквозь одну из таких станций. Они усеивали «Перевал», как автобусные остановки — большой российский город. — Когда стерген подъезжает, удерживается остаточное поле — можно и шок получить. Легкий, но ощутимый.
Ежов взглянул на усталое лицо ван ден Хейнекена. Когда-то один из лучших физиков Муспелля, а ныне просто корабельный механик. Впрочем, большинство членов экипажа в свое время были значимыми лицами, но этот упал особенно сильно. Профессор, глава целого НИИ, почти что гений — и чинит реактор космического дальнобойщика. Работа, с которой может справиться любой мало-мальски грамотный техник. Но Рудольф, похоже, был доволен. И выглядел он намного моложе своих лет — живи он в наше время, скорее всего уже давно бы умер. Восемьдесят семь — это не шутка. Но ему никак нельзя было дать больше пятидесяти.
— А скучно не бывает? — поинтересовался Ежов.
— Нет, — сразу догадался, что он имеет в виду, Рудольф. — Меня часто спрашивают. Не бывает. Работа однообразная, но интересная. И мне ужасно надоел Муспелль — я жил там почти восемьдесят лет… И я не мог смотреть в глаза остальным… родственникам погибших. Но вырваться было очень трудно — я вообще чудом избежал суда после того случая. К тому же нас, мутантов, неохотно берут на работу — предубеждения, знаете ли… Но капитан Моручи — хороший человек.
Бар со странным названием «Бешенство» находился сразу же за стергенной станцией — по сути, от причала «Вурдалака» досюда можно было дойти за считанные минуты. Совершенно стандартный бар — автоматические двери в стене, над дверью вывеска. Перед входом вышибала — жирный краснокожий детина с небольшими рожками на макушке.
Прямо на глазах Рудольфа и Михаила двери со скоростью молнии разъехались в стороны, и из них вылетел какой-то инопланетянин, похожий на черную змею с бородавчатой мордой, огромным вздутием на спине и парой конечностей, мало отличающихся от человеческих рук. От этих самых рук отходили длинные паутинные нити, уходящие куда-то в глубь бара.
— Дитирон! — сразу догадался Рудольф.
Следом за выброшенным действительно вышел Дитирон, одновременно подтягивая его поближе к себе. Его руки-бивни угрожающе щелкали, а из пасти капала голодная слюна. Вышибала только равнодушно зевнул.
Сзади на Дитирона прыгнул могучий длиннобородый мужик, похожий на имама Хомейни в зеленых штанах. Больше на нем ничего не было. Он схватил уу-де-шуу за правый бивень и врезал по его бронированной макушке чем-то, очень похожим на обычную стеклянную бутылку. Вышибала зевнул еще раз.
Уу-де-шуу не успел даже развернуться — за длиннобородым из бара вылетела Джина, с налета пнувшая его в бок, а когда тот повернулся, кряхтя от боли — еще и в пах. Пока Дитирон разбирался со змееподобным инопланетянином, Джина начала топтать упавшего бородача, прыгая у него на животе, как на батуте. Тот жалобно хрипел, пытаясь подняться, но десантница каждый раз предотвращала эти попытки ударом острого каблука. Ежов сочувственно поморщился, глядя на эту картину. Он по себе знал, как больно умеет бить эта злобная стерва.
Рудольф, не обращая на драку внимания, молча прошел внутрь. Михаил за ним.