И Даттам, повернувшись, быстрыми шагами вышел из спальни.
Когда через пять минут Идасси спускался по лестнице государева павильона, он заметил во дворе начальника стражи Аверия. Тот топтался на
месте, видимо обдумывая предстоящий разговор с государем. «Она послала его все рассказать Инану, – мелькнуло в голове Идасси. – Даттам
прав!»
* * *
Через час Идасси, в синей залатанной куртке и деревянных башмаках, проскользнул в потайную дверь усадьбы Даттама. Колдун встретил его
немедля, взял за руку и провел в дальние покои, где их никто не мог потревожить. Там Даттам достал из ящика стола два мешочка. В одном
мешочке был порошок, в другом – белые неровные шарики. Даттам положил белый шарик в блюдце с молоком и, извинившись, отошел на минуту.
Когда Даттам вернулся, у него в руках была клетка с красивой домашней кошкой. Кошка была видимо голодна, и для голода-то ее и держали в
клетке.
Даттам вынул кошку из клетки, погладил ее по шерстке и поставил на стол. Зверек немедленно кинулся к блюдечку с молоком. Кошка сделала два
или три глотка, потом зевнула, свернулась рядом с блюдечком в клубочек и прикрыла носик лапкой.
– Она спит! – сказал Идасси.
– Нет, она умирает, – ответил Даттам. – Она будет спать три часа и, не проснувшись, умрет. А человек, которому дали этот яд, спит десять
часов и, не проснувшись, умирает, и, клянусь девятью богами, никто не может отличить его сон от настоящего и его смерть от естественной.
Даттам выбрал еще одну горошину и, опустив ее в коробочку, вложил коробочку в руку Идасси.
– Сегодня ночью ты будешь пить с государыней вино, – сказал Даттам, – тебе достаточно положить в кувшин эту горошину, – Касия никогда
больше не проснется, и никто не сможет обвинить тебя в ее смерти.
– Но я вряд ли смогу положить яд ей в чашку, – возразил Идасси, – а если я положу его в кувшин, мне тоже придется пить это вино.
– В этом-то все и дело, – отвечал Даттам.
– Но я вовсе не хочу умирать за то, чтобы твой храм жил и чтобы твои кожаные деньги продолжали обманывать людей!
Тогда Даттам бросил еще одну белую горошину в стоявший перед ним кувшин с водой. После этого он высыпал немного порошка из другого мешочка
в свой стакан, размешал порошок и выпил.
А затем спокойно долил воды из кувшина, в который самолично положил яд. Идасси расширившимися глазами следил за ним, – но колдун выпил воду
и не умер, а только улыбнулся Идасси.
– Этот зеленый порошок, – сказал он, – действует как противоядие. Тот, кто его примет, не может отравиться белой горошиной. Поэтому перед
тем, как прийти к Касии, тебе достаточно выпить воды, в которой размешан этот порошок, и отрава не причинит тебе никакого вреда.
– Ловко придумано, – сказал Идасси.
Забрал коробочки с ядом и противоядием – и был таков.
Даттам, улыбаясь, глядел ему вслед. Глупый мальчишка не знал одного. От страшного белого алкалоида, выделенного Даттамом из корней болотной
красавки, не было ни противоядия, ни спасения. А зеленый порошок был обыкновенной смесью из лебединца и ревеня, осветляющей голову и
прочищающей желудок. Ни от каких ядов он не помогал. Что же касается фокуса, который Даттам проделал на глазах варвара, выпив, безо всякого
для себя вреда, воду из отравленного кувшина, – он объяснялся не чудесами алхимии, а ловкостью ремесленника. У кувшина было двойное дно, и
наливать из него можно было две разные жидкости.
У кувшина было двойное дно, и
наливать из него можно было две разные жидкости. Даттам всегда находил, что вот такие нехитрые штучки куда полезней иных сложных фокусов.
* * *
Между тем действия Идасси удивили бы Даттама, имей он возможность наблюдать за маленьким варваром. Вместо того чтобы возвратиться во
дворец, Идасси свернул вниз, к реке, и через полчаса взошел по мосткам на белую баржу с раздвижными бортами, колыхавшуюся у левой пристани.
Баржа грузилась, – погрузкой распоряжался сорокалетний толстый капитан баржи, похожий на ананас.
Надобно упомянуть, что перед тем, как взойти на баржу, Идасси вынул из кармана широкий зеленый платок и повязал им голову, так, что его
темно-рыжие волосы, похожие на черный чугун, чересчур раскалившийся в огне, были теперь скрыты под широкой повязкой, закрученной на затылке
узлом в форме свиного уха.
– Добрый день, – сказал Идасси, подходя к капитану, – я хотел купить у вас красной смолки для благовоний и листьев опалового дерева для
поминальной службы.
– Красная смолка кончилась вчера, – ответил тот, навострив уши, – а опалового дерева у нас не было.
– Но мой сосед Гуруш сказал мне, что покупал опаловое дерево у вас.
Тогда капитан сделал знак рабочим, чтобы они продолжали без него, и спустился вместе с Идасси в каюту.
– Что ты хочешь, – спросил капитан, – и как живет Гуруш?
– Гуруш сидит в Небесной Тюрьме за ограбление, – ответил Идасси, – но думаю я, что глупец, показавший на него, возьмет свои слова обратно.
Я слыхал, что ты уходишь вниз по реке сегодня ночью, и хотел бы отправиться с тобой.
– Один?
– Один и с большим мешком. Я заплачу, как за двоих, а высадишь ты меня у Дараккского леса.
Капитан сморгнул. Дараккский лес начинался там, где столичная область переходила в провинцию Чахар. Лес пользовался дурной славой; в нем
находилось не меньше десятка разбойничьих шаек, самой известной из которых была шайка Рагона Сушки.
– Уважаемый, – сказал капитан, – я вижу, вы не по годам умны и решительны. О какой двойной плате может идти речь! Почту за счастье провезти
вас за так!
Идасси наклонил голову.
– Буду у вас в час Черного Бужвы, – сказал он.
* * *
Следующий визит Идасси нанес в неприметный беленый дом, стоявший в самом конце Лазоревого Квартала. Дверь ему открыл однорукий старичок с
пронзительными глазами.
– А, это ты, маленький варвар! – сказал старичок. – Заходи.
Идасси прошел в маленькую комнату, набитую всяким барахлом: испорченными часами, богами со сломанными руками и ногами, обрезками
проклеенных досок.
– Сделал ли ты, что я тебе заказывал? – спросил Идасси.
Старик выдвинул ящик стола и показал Идасси два паспорта, оба с голубой обложкой, и приложенные к ним подорожные. Один паспорт был на имя
некоего Рамусы, другой – на имя Икены.
– Как видишь, – сказал старик, – все подписи и печати на месте, остается только выбрать тот паспорт, который ты пожелаешь, и проставить
приметы.
– Я беру оба паспорта, – заявил Идасси, – два надежней, чем один.
– И какие же приметы писать в этих паспортах? – вскинул брови старик.
– Пиши в обоих: семнадцати лет, волосы черные, брови черные, рост высокий для своих лет, особых примет нет.