Сработало, он стал худеть не по дням, а по часам. Вот только хирург этот знаменитый обиделся, что успеха у нас не имел, и отчалил к себе во Флориду. А потом этот самый бандаж то ли лопнул, то ли сместился, в общем, попал Игги опять на операционный стол. Наши армейские хирурги накосячили, и помер бедняга. Говорят, у него и шансов не было, такую операцию может сделать только специалист. По-хорошему, надо было вызвать светило из Флориды, но он бы все равно не поспел вовремя. Короче, родные Игги подали в суд на американскую армию и выиграли процесс как нечего делать. Государство теперь отстегивает его семье огромные деньжищи.
Так что обходимся мы дорого, включите сюда и судебные расходы. История Игги натолкнула нас на здравые мысли. В конце концов, разжирели мы по вине Джорджа У.Буша. Ручаюсь, что многие, когда вернутся домой, побегают по судам. Но не я. Я предпочту больше не иметь дела с этими людьми. Это же преступники: во имя лжи они послали на смерть тысячи невинных, а тем, кому повезет выжить, сломали жизнь.
Я бы хотел нанести им еще больше урона. Но, увы, я из породы безобидных. Разве только своим обжорством я подрываю систему. Беда в том, что я действую как камикадзе: сам себя уничтожу скорее, чем цель.
И все же моей последней победой я горжусь: я уже не влезаю в танк. Люк для меня узок. Оно и к лучшему, я всегда терпеть не мог эти машины, от которых впору стать клаустрофобом, тем более что защищают они куда хуже, чем принято думать.
Вот Вы и осилили мое длиннющее письмо. Сам удивляюсь, что столько написал. Мне это было нужно. Надеюсь, я Вас не утомил.
Искренне Ваш
Мелвин Мэппл
Багдад, 17/03/2009
Длинных посланий я вообще-то не люблю. Как правило, они оказываются наименее интересными. За шестнадцать с лишним лет я получила такое количество писем, что, можно сказать, опираясь на опыт и интуицию, выработала теорию эпистолярного искусства. Так, я давно заметила, что лучшие письма никогда не превышают двух листов А4 recto verso (подчеркиваю, именно recto verso, забота о лесах обязывает, а у тех, кто пренебрегает этим во имя допотопного правила вежливости, поистине странные приоритеты). Это не пустые слова: полагать, что можешь сказать больше, значит не уважать собеседника, а дурные манеры никого не делают интереснее. Лучше госпожи де Севинье, пожалуй, не скажешь: «Прошу прощения, у меня не было времени написать коротко». Она, впрочем, плохо иллюстрирует мою теорию: ее эпистолы всегда так увлекательны, что не оторвешься.
Мало похожий на госпожу де Севинье, Мелвин Мэппл дал мне, однако, еще один блестящий контрпример. Его письма даже не казались мне длинными, до того захватывало чтение. Чувствовалось, что его рукой водила самая что ни на есть абсолютная необходимость, – а лучшей музы, согласитесь, не найти. И я просто не могла, против своего обыкновения, не отвечать на них сразу же.
Дорогой Мелвин Мэппл,
Спасибо за Ваши письма, читать которые мне все интереснее. Не бойтесь утомить меня: сколько бы Вы ни написали, мне будет мало.
Да, Ваша булимия – Ваша и Ваших однополчан – это акт саботажа. И я Вас всецело поддерживаю. Мы давно знаем лозунг: «Люби, а не воюй». У Вас же другой: «Пируй, а не воюй». Это в высшей степени похвально. Но я сознаю, какой опасности Вы себя подвергаете, и прошу Вас, по мере возможности, берегите себя.
Ваш друг
Амели Нотомб
Париж, 24/03/2009
Дорогая Амели Нотомб,
Ваше письмо пришло очень вовремя. Настроение мое на нуле. Вчера мы сцепились с худыми из нашей части. Случилось это за ужином. Мы, толстяки, обычно садимся за стол все вместе: в своей компании проще нажираться без комплексов, ни тебе косых взглядов, ни обидных замечаний. Когда кто-то из нас особенно усердствует, мы поздравляем его хвалебным спичем собственного изобретения: «That’s the spirit, man!» От этой фразы мы каждый раз покатываемся со смеху – поди знай почему.
А вчера вечером, наверно, потому что боев в последнее время мало, остальные окружили наш стол и давай задираться:
– Ну что, жирдяи, как живете, как жуете?
Началось все вроде мирно, так что мы не насторожились и отвечали какими-то общепринятыми банальностями.
– Куда вы столько жрете, толстомясые? С вашими запасами можно год не проголодаться.
– Надо же кормить наши килограммы, – сказал на это Плампи.
– Лично мне смотреть противно, как вы трескаете, – заявил один недоносок.
– Противно – не смотри, – ответил я.
– А как, спрашивается? Вы же заполняете все поле зрения. Мы бы и рады смотреть на что-нибудь еще, да вечно чей-нибудь жир глаза застит.
Мы захихикали.
– Вам смешно?
– Ну да. Вы острите – мы смеемся.
– А может, вам так весело оттого, что вы крадете армейский провиант?
– Это кто крадет? Ты же видишь: мы едим при всех, не прячемся.
– Ага. Но это еще не значит, что не крадете. Каждый из вас сжирает по десять наших пайков.
– Вам никто не мешает есть больше.
– А мы не хотим есть больше.
– Так в чем же проблема?
– Вы обворовываете армию. Значит, обворовываете Америку.
– Америка прекрасно себя чувствует.
– Множество людей умирает с голоду у нас на родине.
– Это не наша вина.
– Кто сказал? Из-за воров и рвачей вроде вас в нашей стране столько обездоленных.
– Ничего подобного. Это из-за воров, которые сидят повыше.
– Стало быть, вы признаете, что вы тоже воры.
– Этого мы не говорили.
В общем, дело быстро дошло до ссоры.
Бозо первым замахнулся, чтобы ударить хлюпика. Я попытался его остановить:
– Ты что, не видишь, что он нарочно нарывается?
– Вот и получит!
– Не надо! Тебя посадят в карцер.
– Пусть только попробуют!
– Придется дверь карцера сделать пошире! – заржал мозгляк.
Тут уж я не смог удержать Бозо. Завязалась драка. Толстяки, понятное дело, изначально имеют перевес. Нашей массой можно свалить кого угодно. Но наша ахиллесова пята – падение. Если упадешь, подняться трудно. И те это просекли. Они цеплялись за наши лодыжки, пытались свалить подножками, а то просто катились по полу, как бутылки, нам под ноги. Первым упал Плампи. Они только того и ждали – навалились на него всем скопом и давай мутузить. Мы кинулись на выручку, оттаскивали недоносков, которые копошились на Плампи, точно вши. И тут как на грех вошел повар с блюдом чили кон карне. Один мозгляк вырвал у него кастрюлю и опрокинул горячее варево на голову Плампи. «Проголодался, а? Жри!» – заржал он. Бедолага взвыл. Повар побежал за командирами, те примчались, взяли нас на мушку. Это всех угомонило. Но бедняга Плампи получил ожоги лица второй степени. Вот мерзавцы!
Виновных наказали. И не только худых! Нас судил трибунал, и сколько мы ни твердили, что это была провокация, нам тоже досталось по полной. Один тип даже заявил, что мы сами с нашими размерами – ходячая провокация, и командир ему не возразил. Было ясно, что они заодно.
Бозо вынесли тот же приговор, что и паршивцу, который изувечил Плампи: трое суток ареста. Он кричал:
– Это что ж получается, мне плюют в глаза, а я должен молчать?
– Физически посягать на противника нельзя.
– А он, по-вашему, что делал?
– Прекратите демагогию.
Никто на разбирательстве не сказал этого вслух, но мы все почувствовали, как нас люто ненавидят. Если полненькие еще могут вызывать симпатию, то жирных на дух не переносят, и ничего тут не попишешь.