- Эй, тише там, чтоб вас черт побрал! - крикнул Володыёвский. - Не хотите, так пусть вас и себя взорвет порохом.
Бутрымы умолкли, через минуту один из них сказал:
- Быть по-твоему, пан полковник!..
- А как там сермяжнички? - с насмешкой спросил Кмициц. - Соглашаются?
- Хочешь, так на мечах поклянутся.
- Пусть клянутся!
- Сюда, сюда, ко мне! - крикнул Володыёвский шляхтичам, стоявшим у стен вокруг всего дома.
Через минуту все собрались у главного входа, и весть о том, что Кмициц хочет взорвать себя порохом, тотчас разнеслась в толпе. От ужаса все
оцепенели; тем временем Володыёвский повысил голос и сказал в гробовой тишине:
- Всех, кто здесь присутствует, беру в свидетели, что я вызвал пана Кмицица, хорунжего оршанского, на поединок и дал ему клятву, что коли
он меня уложит, то уедет отсюда без помехи и никто ему не станет чинить препятствий, в чем и поклянитесь все ему на рукоятях мечей именем бога
всевышнего и святого креста...
- Погодите! - крикнул Кмициц. - Уеду без помехи со всеми людьми и панну с собой возьму.
- Панна здесь останется, а люди пойдут к шляхте в неволю.
- Не бывать этому!
- Тогда взрывай себя порохом! Мы уже панну оплакали, а что до людей, так ты их спроси, чего они хотят...
Снова воцарилась тишина.
- Быть по-вашему! - сказал через минуту Кмициц. - Не сегодня, так через месяц я все едино ее увезу. И под землей ее от меня не спрячете!
Клянитесь!
- Клянемся богом всевышним и святым крестом. Аминь!
- Ну, выходи, выходи же, пан! - сказал Володыёвский.
- На тот свет очень торопишься?
- Ладно уж, ладно, только выходи поскорей!
Лязгнули железные засовы, державшие дверь изнутри. Чтобы освободить место, Володыёвский, а с ним и вся шляхта отошла назад. Вскоре дверь
отворилась, и в проеме показался пан Анджей, рослый и стройный, как тополь. Заря уже брезжила, и первые робкие лучи дня падали на его лицо,
гордое, мужественное, молодое. Он встал в дверях, смело оглядел толпу шляхтичей и сказал:
- Я доверился вам... Бог знает, хорошо ли я поступил, однако не будем говорить об этом!.. Кто из вас пан Володыёвский?
Маленький полковник выступил вперед.
- Я! - ответил он.
- Эге! Да ты, я вижу, не больно велик, - сказал Кмициц, подсмеиваясь над ростом рыцаря. - Я думал, ты поосанистей, а впрочем, должен
признать, что солдат ты, видно, бывалый.
- Не могу сказать этого о тебе, забыл ты совсем о страже. Коли и рубака из тебя такой, как начальник, немного мне придется потрудиться.
- Где будем драться? - с живостью спросил Кмициц.
- Здесь. Двор, как скатерть, ровный.
- Согласен. Готовься к смерти!
- Так ты уверен в себе?
- Видно, ты в Оршанщине не бывал, коль сомневаешься в этом. Я не только уверен в себе, но и жаль мне тебя. Много я о тебе наслышан как о
славном рыцаре. Потому в последний раз говорю: оставь меня! Мы друг друга не знаем, зачем же нам друг другу поперек дороги становиться? Чего ты
меня преследуешь? Девушка мне по духовной принадлежит, как и это поместье, и - бог свидетель! - я только своего добиваюсь.
Много я о тебе наслышан как о
славном рыцаре. Потому в последний раз говорю: оставь меня! Мы друг друга не знаем, зачем же нам друг другу поперек дороги становиться? Чего ты
меня преследуешь? Девушка мне по духовной принадлежит, как и это поместье, и - бог свидетель! - я только своего добиваюсь. Это правда, что я
порубил в Волмонтовичах шляхту; но пусть бог рассудит, кто первый понес тогда обиду. Своевольничали иль нет мои офицеры, мы про то говорить не
будем, довольно того, что никому они здесь зла не причинили, а перебили их всех, как собак, только за то, что они хотели поплясать с девушками в
корчме. Так пусть уж будет кровь за кровь! Потом мне и солдат порубили. Клянусь богом, не таил я злого умысла, когда приехал в ваш край, а как
меня приняли здесь?.. Но пусть уж будет обида за обиду. Я и своего прибавлю, вознагражу за обиды... По-добрососедски. По мне, лучше так...
- А что это за люди пришли теперь с тобой? Откуда ты взял этих помощников? - спросил Володыёвский.
- Откуда взял, оттуда и взял. Я их привел не против отчизны биться, а помочь мне в моем приватном деле.
- Вот ты каков? Стало быть, ради приватного дела ты спознался с врагами? А чем же ты им за услугу заплатишь, коль не изменой? Нет, братец,
не помешал бы я тебе с шляхтой договориться, но кликнуть врага на помощь - это дело совсем другое. Ты у меня не отвертишься. Становись же,
становись, знаю я, что ты труса празднуешь, хоть и бахвалишься, что ты знаменитый оршанский рубака.
- Ты сам этого хотел! - сказал Кмициц, становясь в позицию.
Но Володыёвский не торопился; не вынимая сабли из ножен, он окинул взором небо. На востоке зазолотилась, заголубела по окоему первая
светлая полоска, но сумрачно было еще на дворе, а подле дома царила непроглядная тьма.
- Хороший день встает, - сказал Володыёвский, - но солнце взойдет еще не скоро. Не хочешь ли, чтобы нам посветили?
- Мне все едино.
- Нуте-ка, сбегайте за жгутами да лучиной, - обратился Володыёвский к шляхте. - Будет нам светлее плясать оршанский этот танец.
Шляхта, которая удивительно как ободрилась от шутливых речей молодого полковника, опрометью бросилась в кухню; кое-кто стал подбирать
затоптанные во время боя факелы, и через некоторое время с полсотни красных огоньков замерцало в белесом предутреннем сумраке. Володыёвский
показал на них саблей Кмицицу:
- Глянь-ка, пан, прямо тебе погребальное шествие!
Кмициц не замедлил с ответом:
- Полковника хоронят, как же без помпы, нельзя!
- Не человек ты, пан, змея лютая!
Шляхта между тем в молчании стала в круг и подняла зажженные факелы, позади круга расположились остальные; все были охвачены страхом и
любопытством; в середине круга противники мерили друг друга глазами. Тишина воцарилась мертвая, только пепел с факелов осыпался с шорохом на
землю. Володыёвский весел был, как щегол в ясное утро.
- Начинай, пан! - сказал Кмициц.
Первый звук удара эхом отозвался в сердцах всех зрителей; Володыёвский ткнул саблей словно бы нехотя, Кмициц отразил удар и тоже кольнул,
Володыёвский, в свою очередь, отразил удар. Сухой лязг сабель становился все чаще. Все затаили дыхание. Кмициц нападал с яростью, Володыёвский
заложил назад левую руку и стоял спокойно, небрежно делая легкие, почти незаметные выпады; казалось, он хочет только прикрыть себя и вместе с
тем пощадить противника; порой он пятился на шаг, порою делал шаг вперед, видно, испытывал, насколько искусен противник.