Я этого живописца велю в смоле вымазать да в перьях вывалять и в Упите кнутом прогнать по рынку. Я
тебе все скажу, как на духу: хочешь, прости, нет - так голову руби! Думал это я себе, глядя на портретец: красивая девка, ничего не скажешь, да
ведь красивых девок хоть пруд пруди - успею! Покойный отец все торопил ехать, а я ему одно твердил: успею, не уйдет женитьба, девушки на войну
не ходят и не погибают! Бог свидетель, не противился я отцовской воле, только хотел сперва повоевать, все испытать на собственной шкуре. Теперь
только вижу, глуп был, ведь на войну и женатым мог бы пойти, а тут бы меня утеха ждала. Слава богу, что насмерть меня не зарубили. Позволь же,
моя панна, ручки тебе поцеловать.
- Нет уж, не позволю.
- А я и спрашивать не стану. У нас, оршанских, так говорят: “Проси, а не дают - сам бери!”
Тут пан Анджей схватил ручки девушки и стал осыпать их поцелуями, а она не очень противилась, боялась показаться неучтивой.
Но тут вошла панна Кульвец и, видя, что творится, подняла очи к небу. Не понравилась ей эта близость, но не посмела она сказать что-нибудь
детям, только к ужину позвала.
Взявшись под руки, как брат с сестрою, направились они оба в столовый покой, где стол ломился под множеством всяких блюд; особенно много
было отменных колбас, стояла там и обомшелая сулейка вина, дающего крепость. Хорошо было молодым вдвоем, легко и весело. Панна Александра уже
успела отужинать, так что за стол уселся только пан Кмициц и принялся за еду с той же живостью, с какой перед тем разговаривал.
Оленька поглядывала на него сбоку, радуясь, что он ест и пьет, но, когда он утолил первый голод, снова стала выспрашивать:
- Так ты, пан Анджей, не из Орши едешь?
- Да разве я знаю, откуда еду? Сегодня тут, а завтра там. Как волк к овце, подкрадывался я к врагу, - где можно было куснуть, там и кусал.
- Как же ты отважился пойти против такой силы, перед которой отступил сам великий гетман?
- Как отважился? А я на все готов, такая уж у меня натура!
- Говорил мне про то покойный дедушка. Счастье, что голову ты не сложил.
- Э, прихлопывали они меня там, как птицу в западне, но только прихлопнут, а я уж ускользнул и в другом месте укусил. Так я им насолил, что
они цену назначили за мою голову... Отменный, однако, полоток!
- Во имя отца и сына! - воскликнула Оленька, с непритворным ужасом и в то же время восторгом глядя на этого молодца, который мог говорить
зараз и о цене за свою голову, и о полотке.
- Верно, были у тебя, пан Анджей, большие силы?
- Две сотни своих драгун было, молодцов как на подбор, да за месяц их всех перебили. Потом ходил я с охотниками, набирал их, где ни попадя,
без разбору. Завзятые вояки, но - разбойники над разбойниками! Кто еще не погиб, рано или поздно пойдет воронью на закуску...
При этих словах пан Анджей опять рассмеялся, опрокинул чару вина и прибавил:
- Таких сорвиголов ты, моя панна, отродясь не видывала. Чтоб их черт побрал! Офицеры все - шляхтичи из наших краев, родовитые, достойные и
чуть не все уже под судом. Сидят теперь у меня в Любиче, что же мне с ними делать?
- Так ты, пан Анджей, прибыл к нам с целой хоругвью?
- Да. Неприятель заперся в городах, зима ведь лютая! Мой народишко тоже обтрепался, как обитый веник, вот князь воевода и назначил меня на
постой в Поневеж.
Неприятель заперся в городах, зима ведь лютая! Мой народишко тоже обтрепался, как обитый веник, вот князь воевода и назначил меня на
постой в Поневеж. Ей-ей, заслуженный это отдых!
- Кушай, пан Анджей, пожалуйста.
- Я бы для тебя, моя панна, и отравы скушал!.. Оставил я тогда часть моей голытьбы в Поневеже, часть в Упите, ну а самых достойных
товарищей к себе в Любич в гости зазвал... Приедут они к тебе на поклон.
- А где же тебя, пан Анджей, лауданцы нашли?
- Они меня встретили, когда я шел уже на постой в Поневеж. Я бы и без них сюда приехал.
- Пей же, пан Анджей!
- Я бы для тебя, моя панна, и отравы выпил!..
- А про смерть дедушки и духовную ты только от лауданцев узнал?
- Про смерть - от них, помяни, господи, душу моего благодетеля! Не ты ли это, панна Александра, послала ко мне этих людей?
- Ты, пан Анджей, такого не думай! У меня на мысли одна печаль да молитва была!
- Они то же мне толковали... Ох, и гордые сермяжнички! Хотел я их за труды наградить, так они как напустятся на меня: это, может, говорят,
оршанская шляхта в руки глядит, а мы, лауданцы, не таковские! Крепко меня изругали! Послушал я их, да и думаю себе: не хотите денег, дам-ка я
вам по сотне плетей.
Панна Александра за голову схватилась.
- Иисусе Христе, и ты это сделал?
Кмициц посмотрел на нее с удивлением.
- Не пугайся, панна Александра. Не сделал, хоть как гляну на такую вот шляхетскую голытьбу, что за ровню хочет нас почитать, так с души у
меня воротит. Думал только, ославят они меня безо всякой вины насильником да перед тобой еще оговорят.
- Какое счастье! - со вздохом облегчения сказала Оленька. - А то бы я и на глаза тебя не пустила!
- Это почему же?
- Убогая это шляхта, но старинная и славная. Покойный дедушка всегда любил их и на войну с ними ходил. Весь век они вместе прослужили, а в
мирное время он их дома у себя принимал. Старая у нас дружба с ними, и ты уважать ее должен. Есть ведь у тебя сердце, и не нарушишь ты святого
согласия, в каком мы до сих пор жили!
- Да ведь я ничего не знал, разрази меня господь, не знал! И признаюсь, не лежит у меня душа к этой нищей шляхте. У нас так: коль ты мужик,
так мужик, а шляхта все родовитая, на одну кобылу вдвоем не садятся. Право же, такой голи равняться с Кмицицами или Биллевичами все едино, что
вьюнам со щуками, хоть и вьюн и щука одинаково рыбы.
- Дедушка говорил, что богатство ничего не стоит, кровь и честь - вот что важно, а они люди честные, иначе дедушка не назначил бы их моими
опекунами.
Пан Анджей от удивления глаза раскрыл.
- Опекунами? Дедушка назначил их твоими опекунами? Всю лауданскую шляхту?
- Да. И не хмурься, пан Анджей, воля покойного свята. Странно мне, что посланцы не сказали тебе об этом.
- Да я бы их!.. Нет, не может быть! Ведь тут добрых два десятка застянков... И все эти сермяжники тут судят и рядят? Неужто и со мной будут
судить и рядить, раздумывать, по душе ли я им или нет? Эй, не шути, панна Александра, а то у меня кровь кипит!
- Я не шучу, пан Анджей, истинную правду говорю тебе. Не будут они судить и рядить; и коль ты, по примеру дедушки, станешь им за отца, не
оттолкнешь их, не будешь чваниться, то не только их, но и мое сердце покоришь.