Когда-то, еще учась в колледже, Хаген работал капитаном речного катера в Диснейленде, развлекая гостей. В Утопии все оказалось совсем по-другому. Да, постоянные требования как можно большего реализма быстро его утомили. На каждом шоу постоянно присутствовали один или два наставника, следящих за исторической достоверностью и присуждающих премиальные очки лучшим исполнителям. Впрочем, платили здесь больше, чем где-либо. Каждую неделю всем выдавали на двести долларов бесплатных фишек в казино. И тяжелый труд достойно вознаграждался: те, кто хорошо работал, мог сам выбирать время для представлений и имел неплохие шансы на повышение.
На самом деле Хагену просто не нравилась пустыня. Многие работники парка — те, кому не хотелось ежедневно ездить за тридцать миль из северных пригородов Вегаса, — поселились в городке Креозот, в нескольких милях к северу от Утопии по шоссе девяносто пять. За прошедший год поселок, служивший не более чем остановкой для водителей грузовиков, превратился в оживленное скопление трейлерных стоянок и бунгало, где кипела бурная ночная жизнь и царил дух студенческого кампуса. Но Хагену жизнь тридцатилетнего студента больше не доставляла никакого удовольствия.
На сцене архимаг Мимантеус творил страшное заклятие, намереваясь оживить грифонов Башни. Кто-то постучал по доспехам Хагена. Обернувшись, он увидел Олмстеда, парня, который играл его щитоносца.
— Привет, — улыбнулся Олмстед, голова которого торчала из воротника обильно смазанной горючей смесью кольчуги. — Как дела?
— Лучше некуда. В такой-то экипировке.
Улыбка Олмстеда стала шире.
— Что ж, удачно тебе развлечься. Сегодня твой последний день. А мне до конца недели еще восемь раз выступать.
Из скрытых за фальшивыми стенами динамиков ударила драматическая музыка. Архимаг уже завершал свое заклинание, и напряжение за кулисами возросло, став почти осязаемым. Именно теперь должно начаться настоящее веселье. Хаген бросил взгляд на помощницу режиссера, которая стояла у кулисы позади ряда мониторов, положив палец на кнопку включения спецэффектов. Стоящий рядом техник готовился привести в действие управляемый компьютерами огненный смерч. Позади них расположился похожий на ученого невысокий человек в очках, которого Хаген не узнал, с измерителем уровня шума в руке. «Видимо, тот самый специалист по фейерверкам, которого собирались пригласить», — подумал он. Салюты в конце представления выглядели весьма зрелищно, но сопровождались чудовищным грохотом. Гости постоянно жаловались, а у двоих работников сцены появился звон в ушах. Хаген снова бросил взгляд на лысого типа, которого пригласили, чтобы это исправить. «Бесшумные фейерверки, — подумал он. — Господи, кто бы мог подумать?»
Впрочем, сегодня на тишину можно не рассчитывать. Через секунду должен начаться настоящий ад. Пробудятся грифоны, окружив королеву Калину и принца-регента. Злой архимаг Мимантеус напустит на них ледяные стрелы и магические снаряды. Дети в зале поднимут крик. А затем в действие вступит сам Хаген — выбежит на сцену, чтобы сразиться и героически погибнуть две минуты спустя. Три раза в день. Вот только в конце сегодняшнего дня он умрет в последний раз. А потом повесит на стену щит и уберет в ножны меч, надеясь добраться до Креозота, не получив на прощание струю воды из пожарного шланга или еще какую-нибудь милую шутку от коллег.
Рабочие сцены трудились не покладая рук. Машины работали на полную мощность, заливая театр потоками серого тумана. Помощница режиссера нажала кнопку включения электронной пиротехнической системы, кивнув инженеру в будке.
Раздался чудовищный грохот, от которого содрогнулись стены, сопровождавшийся криками публики. Грифоны ожили.
Грифоны ожили. Еще тридцать секунд. Сквозь занавес пробивались красно-оранжевые отблески. То и дело темноту прорезала яркая вспышка — лазерные эффекты, сопровождающие заклинания архимага. Олмстед снова улыбнулся и кивнул. Хаген почувствовал прилив адреналина в крови. Один из техников поднялся на мостик у правой дальней кулисы, проверяя, на месте ли маленький робот с лазером. Пол снова содрогнулся — включился комплекс сабвуферов под сценой. Актер посмотрел на часы — час двадцать восемь. Еще несколько вспышек, затем зловещий смех — знак того, что сейчас его выход.
Помощница режиссера махнула рукой.
— Хаген! Давай!
Глубоко вздохнув, актер крепко сжал в руке меч, поднял щит и тяжело шагнул вперед. Помощница режиссера подняла большой палец. Рабочий раздвинул занавес, в складках которого клубились облака пахнущего порохом дыма. А потом он оказался на сцене.
Он выполнял этот трюк уже, наверное, раз триста. Но сегодня, в свой последний рабочий день, он попытался взглянуть на происходящее по-новому, запечатлев в памяти, каково это — на взгляд, слух и запах — находиться на сцене в Башне грифонов.
Со всех сторон на него обрушились звуки — крики публики, рык разъяренных грифонов, крадущихся по сцене, громкий треск магических стрел. Хаген шагнул в лучи прожекторов, и туман рассеялся. Зрители приветствовали его новыми радостными возгласами.
Сцена представляла собой прямоугольный внутренний двор замка, окруженный стенами высотой в восемь этажей. Пахло плесенью и сырым камнем. Высоко на стенах висели горящие факелы и жаровни. Воздух казался живым из-за ослепительных вспышек. Над головой снова хрипло расхохотался архимаг, швыряя огненные шары в перепуганных королеву и принца-регента. Один из шаров ударился в дальнюю стену башни; массивный кусок каменной кладки с грохотом раскололся и обрушился на зрителей, подвешенный на невидимых тросах, в последнее мгновение отклонившись в сторону. Послышались восхищенные возгласы.
На сцене разъяренный грифон терзал несчастного Олмстеда, как и предполагалось по сценарию. Взмахнув мечом над головой, Хаген бросился в атаку. Одно из чудовищ повернулось к нему, и его механические глаза сверкнули красным. Следя за тем, чтобы грифон оставался между ним и зрителями, Хаген нанес могучий удар мечом, промахнувшись дюймов на шесть. За кулисами рабочий нажал кнопку на пульте, и зверь, дернувшись, рухнул наземь, изрыгая из пасти дым. Все выглядело весьма реалистично, и публика разразилась аплодисментами.
Перепрыгнув через тело павшего щитоносца, Хаген устремился к королеве, по пути расправившись со вторым грифоном. Внутри доспехов уже становилось жарко. Пот стекал по его лбу. В передней части сцены, скрытые позади рампы, были установлены маленькие мониторы, показывавшие актеров так, как их видели зрители. Хаген приучился постоянно за ними следить. Хотя его роль продолжалась всего две минуты, среди дыма и вспышек лазеров легко потерять ориентацию.
Он шагнул вперед, встав перед королевой и повернув щит в сторону мага.
— Злодей! — крикнул он. — Во имя Господа, оставь свою алхимию!
Колдун снова зловеще расхохотался, собираясь с силами для очередного заклинания. Огни мигнули, сцена содрогнулась — опять включились сабвуферы. Актер бросил взгляд сквозь забрало на мониторы, удостоверившись, что стоит вполоборота к зрителям. Когда Мимантеус применит магию, луч лазера ударит в шлем рыцаря, а затем, отразившись от него, начнет дико плясать по сцене, вызывая новые взрывы. Асам герой упадет, раскинув руки, став жертвой жестокого архимага. Публике очень нравилась эта сцена, и Хаген хотел, чтобы в последний день у него все получилось как никогда лучше.
Послышался пронзительный свист; колдун поднял руки, и из его растопыренных пальцев ударил голубой луч.