Кьюлек и его дочь молчали, ожидая, что Бишоп продолжит свой рассказ. И вдруг оба почувствовали, что он к этому не расположен.
– Простите, – сказал Кьюлек, – я понимаю, что эти воспоминания неприятны...
– Неприятны? Господи, видели бы вы, что они сотворили друг с другом в этом доме! Изуверство...
– Вероятно, нам не следовало просить мистера Бишопа вспоминать это страшное событие, отец, – тихо сказала Джессика.
– Мы должны. Это очень важно. – Жесткость в голосе старика удивила Бишопа. – Простите, мистер Бишоп, но мне крайне необходимо знать, что вы там обнаружили.
– Мертвые тела, вот и все, что я там обнаружил! Растерзанные, искромсанные, расчлененные. То, что все они сделали, не поддается описанию!
– Да, но что там было еще? Что вы чувствовали?
– Меня зверски мутило. А вы что подумали, черт возьми?
– Нет, я имел в виду не ваше состояние. Что вы чувствовали в доме? Было ли там что‑нибудь еще, мистер Бишоп?
Бишоп уже открыл было рот, чтобы что‑то добавить, но внезапно как‑то обмяк и тяжело откинулся на спинку кресла. Джессика вскочила и подбежала к нему; не понимая, что произошло, старик удивленно подался вперед.
– Что с вами? – Озабоченно глядя на Бишопа, Джессика тронула его за плечо.
Он посмотрел на девушку ничего не выражающим взглядом. Это продолжалось несколько секунд, но постепенно он пришел в себя.
– Простите. Я пытался мысленно вернуться в тот день, но мое сознание, кажется, просто не срабатывает. Я не могу даже вспомнить, как я оттуда выбрался.
– Вас нашли во дворе за домом, – напомнил Кьюлек. – Вы лежали без чувств около своей машины. Местные жители вызвали полицию, но когда полицейские прибыли, вы были не в состоянии говорить и не сводили взгляда с «Бичвуда». Так записано в протоколе. Сначала они подумали, что вы тоже в этом замешаны, но ваши показания подтвердили агенты по недвижимости. Неужели вы совсем ничего не помните?
– Единственное, что я знаю, – это то, что еле унес оттуда ноги. – Бишоп с силой надавил пальцами на глазницы, будто хотел выжать из них воспоминание. – На протяжении последних месяцев я много раз пытался восстановить в памяти эти события, но у меня ничего не получалось; одни изуродованные трупы, и ничего более. Не помню даже, как я оттуда выбрался. – Он глубоко вздохнул, и его лицо приобрело более спокойное выражение. Кьюлек был разочарован.
– Теперь‑то вы можете сказать, почему вас так все это интересует? – спросил Бишоп. – Если не считать того, что в этом деле замешан Прижляк, не понимаю, почему оно вас так занимает.
– Не уверен, что смогу точно это сформулировать. – Кьюлек встал и удивил Бишопа тем, что подошел к окну и начал смотреть на улицу, будто мог там что‑нибудь разглядеть. Затем повернул голову к гостю и улыбнулся. – Вам, вероятно, кажется, что для слепого я веду себя довольно своеобразно. Видите ли, прямоугольник окна светится. Это единственное, что различают мои глаза. Боюсь, он притягивает меня не меньше, чем пламя притягивает мошкару.
– Отец, мы действительно обязаны дать какое‑то объяснение, – напомнила Джессика.
– Да, конечно. Но что я, в сущности, могу поведать нашему другу? Разделит ли он мои опасения? Поймет или только посмеется?
– Я бы предпочел, чтобы выбор остался за мной, – твердо ответил Бишоп.
– Отлично. – Кьюлек повернулся и стал лицом к Бишопу. – Я упомянул о том, что Прижляк хотел, чтобы я вступил в его организацию, но я не был согласен с направлением его исследований. Я даже пытался отговорить его и Киркхоупа от продолжения их сомнительных опытов.
Я даже пытался отговорить его и Киркхоупа от продолжения их сомнительных опытов. Зная о моей убежденности в существовании особой духовной связи между отдельным человеком и коллективным сознанием, они решили, что я захочу принять участие в их весьма специфической работе.
– Но чем же они занимались? Во что верили?
– В зло, мистер Бишоп. Они верили в зло как в самостоятельную силу – силу, единственным источником которой является человек.
Глава 4
Оба полицейских почти одновременно почувствовали какую‑то странную напряженность. Ночное дежурство обещало быть легким; скучным, но все‑таки легким. В эту ночь главной их обязанностью было следить за улицей, докладывая обо всем, что покажется подозрительным, и время от времени давать знать местным жителям о своем присутствии, курсируя вдоль по улице на патрульной «панде». Так прошло уже два часа – два часа скуки. Но в один миг что‑то неуловимо изменилось, и у них начали сдавать нервы.
– Все это чертовски глупо, – произнес наконец тот, который был покрупнее.
– Ты о чем? – спросил его напарник.
– Торчать тут всю ночь ради удовольствия этих людишек.
– Подозреваю, что они маленько обеспокоены, Лез.
– Обеспокоены? Четыре убийства и сгоревший дотла особняк с двумя трупами – и все это за одну ночь? Да пройдет лет сто, прежде чем на этой улице произойдет что‑нибудь еще, приятель. Они свое получили.
– И все же не стоит их винить. Я хочу сказать, это же не улица Коронации, верно?
Лез с омерзением выглянул в окно.
– Нет, будь я проклят.
– Надо бы сделать еще один рейд. А пока давай покурим.
Они закурили, прикрывая ладонями ярко вспыхнувшее пламя спички. Лез немного опустил стекло, выкинул спичку и оставил щель, чтобы выходил дым.
– Ничего не понимаю, Боб. А ты что об этом думаешь? – Он глубоко затянулся.
– Обычное дело. Нормальная улица, нормальные люди – во всяком случае, на первый взгляд. До поры до времени. Пока не произойдет сбой.
– Ага, вроде того чертова прошлогоднего сбоя, точно? Когда тридцать семь человек разделались сами с собой? Нет, с этой улицей творится что‑то неладное, приятель.
Боб в темноте усмехнулся:
– Думаешь, какие‑нибудь сверхъестественные штучки? Брось ты это, Лез.
– Смейся сколько влезет, – возмущенно сказал Лез. – Всякому нормальному человеку ясно, что здесь что‑то не в порядке. Ну вот скажи, ты видел того психа, который стрелял в мальчишек и ихнего старика? Это же стопроцентный сумасшедший. Я заглядывал в его камеру. Сидит там как поганый зомби. Ничего не сделает, пока его не заставишь. Старый педик, между прочим.
– Да?
– Да, имел судимость. Пару раз сидел.
– Но как же он раздобыл ружье? Получить разрешение он никак не мог.
– А разве это было его ружье? Это было ружье старика, отца этих чертовых мальчишек. Вот в чем штука. Этот псих, Бертон, пролез к ним в дом и нашел там ружье. И патроны нашел, целую обойму. Он даже умудрился перезарядить ружье перед тем, как выстрелить в старика. А потом, как говорит сержант, пытался направить его на себя. Но ствол‑то длинный. Старый дурак не то что застрелиться, а даже башку не смог бы им почесать.
– Да, потеха. – Бобу иногда казалось, что в роли преступника его напарник был бы как раз на месте.
Некоторое время они сидели молча и снова ощутили какое‑то нарастающее беспокойство.
– Ну хватит, – внезапно решил Боб и протянул руку к ключам зажигания, – пора ехать.
– Постой. – Лез поднял руку и внимательно посмотрел в ветровое стекло.