Нет, конечно. Я правда не знаю зачем… только этого нельзя видеть. Засвети.
-Но ведь это же было? - Петер потряс коробкой - катушка забрякала внутри.
-Да. Было. Ну и что?
-Так чем же тогда ты отличаешься от господина Мархеля?
У него свой, написанный сценарий, а у тебя - ненаписанный, так? Что скажешь?
-Не смей так! Я - это не он! Он… - Шанур вдруг резко замолчал и уткнулся лицом в ладони. - Да, правда, - сказал он, не отнимая рук. - Но все равно, вот об этом, что у тебя в руках, знать никто не должен.
-Саперы оказались вовсе не ангелами во плоти? - спросил Петер.
Шанур резко вскинулся.
-Откуда ты… А-а! Ты тоже видел, да? Только не соври, пожалуйста, если ты сейчас соврешь…
-Ты никогда не подашь мне больше руки?
-Хоть бы и так.
-Ладно. Тогда слушай: я ничего не видел, но кое о чем догадываюсь. Ты ведь не думаешь, что я непроходимый болван, не способный увязать пару-тройку намеков?
-Ты до-га-ды-вал-ся… - протянул Шанур так, будто голосу его приходилось выдираться из пут, из колючей проволоки, из склизи, осенней глинистой склизи. - Я-асно. Теперь ясно. Вот зачем ты меня туда отправил…
-Не только.
-Не только… Ты знал, что именно я увижу, да? А откуда ты знал? Это что, твой сценарий? Это твой, да? Почему ты за эту ленту так уцепился?
-Христиан, попробуй подумать, какую чушь ты несешь.
-Так ведь ты ее все равно не получишь, понял? Ты понял? - Шанур выхватил пистолет и направил его на Петера. - Засвечивай!
-Дурак, - сказал Петер. - И не просто дурак, а дурак с принципами. И еще с задуренной головой. И еще полагающий себя…
-Засвечивай!!!
-Сам засветишь. Но сначала убьешь меня.
-Засвечивай!!! - Ничего человеческого не было уже в голосе Шанура.
Был, наверное, момент, когда Шанур действительно мог выстрелить, но момент этот промелькнул, и оба это поняли: Петер - умом, Шанур - руками, руки его затряслись и опустились, пистолет выпал и остался лежать на коленях Шанура, а сам Шанур обмяк, осел, сгорбился, сдался.
-Чего ты от меня хочешь? - тихо спросил он.
-Хочу, чтобы ты понял одну вещь, - тоже тихо сказал Петер. - Нельзя говорить не всю правду. Раз мы с тобой взялись за такое дело, так делать его должны честно. Мы можем - технически - подровнять, подгладить истину. Можем. Но нам этого делать нельзя. Пусть господин Мархель этим занимается. Что там, на этой ленте?
Шанур помолчал, потом неохотно сказал:
-Саперы купили у охраны девочек из киногруппы…
-Так я и думал, - сказал Петер. - Просто…
-Не просто, - сказал Шанур. - Если бы просто… Они устроили целый обряд. Праздник Гангуса, Слолиша и Ивурчорра.
-Ну и?..
-Все.
-Ты это и снимал?
-Это и снимал. Разожгли костры…
-А теперь хочешь засветить?
-Но ведь могло же меня там не оказаться, правда?
-Могло. Но ты оказался.
Но ты оказался.
-И очень жаль.
-Жаль. И не только это. Знаешь, Христиан, сколько бы я дал, чтобы не оказаться в лагере «Ферт»? Или в Ловели у рва? Или на допросах в ГТП? Или на переправе через Юс? Рассказать тебе, как там переправлялись? Нагнали штрафников, поставили - сзади пулеметы… сзади пулеметы, впереди пушки - куда, думаешь, они пошли? Лежали - как волна прибойная замерла… высокая такая волна… пулеметчики с ума сходили, а стреляли - приказ… А потом в воду - куда иначе деваться? Кипела вода… я раньше думал, когда говорят: река покраснела от крови - что это метафора. Вот тебе - метафора. А я стоял и снимал. Или когда Примбау горел - его просто засыпали фосфором, и все горело, и люди горели, там же полным-полно народу было, беженцы, ребятишки, - а я снимал… Крепись, старик. Работа такая.
-Работа… То, что ты рассказал, - это все в рамках, понимаешь? Это ужасно, но это в рамках. А у меня - за рамками. Как если бы… помнишь, в прошлую войну была осада Флоттештадта? Там половина гарнизона перемерла от голода и жажды, помнишь? Великий подвиг, образец преданности… Так вот, если бы оттуда дать репортажи о том, как, допустим, генералы поедали своих подчиненных… как бросали жребий, кому идти в котел… Понимаешь? Это ведь все могло быть, но точно-то мы не знаем - и слава богу, что не знаем…
-Я понимаю. Конечно, это было бы страшно. Это погубило бы те красивые сказки, на которых нас с тобой воспитывали. А ведь ни один генерал в той осаде от голода не умер, кстати… Но по крайней мере мы знали бы все точно, и не было бы места для выдумок. Правдой историю не исказить.
-Не исказить. Но ведь есть же стыдные тайны?
-Это не нам с тобой решать.
-А кому? Господину Мархелю? - Шанур сморщился, как от зубной боли.
-Нет, конечно.
-А кому тогда?
-Не знаю. Никому конкретно. Это само собой решится. А должны дать материал для такого решения.
-Бесполезно все это, - с тоской сказал Шанур. - Все равно кто-то конкретный будет решать, и будет фантазировать на нашу тему, и создаст нас по своему усмотрению - для подтверждения своих маленьких истин…
Оба вдруг замолчали, потому что почувствовали неожиданно, что земля уходит из-под ног и стремится куда-то далеко и неодолимо, и сам ход времени отдался гулко и протяжно, как безначальный звук лопнувшего в небывшие времена рельса, и будто пронизывающим ледяным ветром потянуло сквозь них, прозрачных, и сквозь мир, и сквозь вековечные скалы, такие крошечные и такие хрупкие, потянуло то ли из прошлого в будущее - и тогда непонятно было, почему же ветер настолько стерилен и нет в нем запахов пожаров и хлеба; то ли из будущего в прошлое - но почему он холоден, как в бесснежную злую зиму, и тосклив, и ровен, будто бы там, в будущем, не за что зацепиться и не на чем задержаться и остается только лететь, лететь призрачно, зло, ледяно и свободно. Будто бы нечего ждать и не на что надеяться, и можно без суеты и ненужного шума устраивать потихоньку свои дела, чтобы быть готовым в урочный час… Петер опустился рядом с Шануром, и так они сидели долго, а ветер все дул, и дул, и дул…
Открытие памятника инженеру Юнгману было запланировано на двенадцать часов дня, но состоялось на три часа раньше, причем совершенно тайно; об изменении срока знали только господин Мархель, генерал Айзенкопф и Петер. Генерал произнес краткую речь, глядя поверх объектива - там был прикреплен лист бумаги с текстом. Господин Мархель с приклеенными усами и бровями и в форме саперного майора сдернул брезент.