— Персиваль. — Негр потряс его руку. — Персиваль Лоуренс.
С его запястий свисали многочисленные бисерные браслеты и цепочки, и Юсупов мог поклясться, что на одной из них увидел человеческие зубы.
— Или нам не пора на посадку? — заметил Миша, взглянув на часы.
— Какая большая самолета! — затараторил негр. — Оченно большая самолета!
Он забросил за спину неопределенного цвета котомку то и дело забегал вперед, путаясь под ногами.
— Моя ни разу не летала на самолета с тех пор, как наш возила на Гавайи героин… У наша была такой маленьки «пайпер‑команч», знаете? Когда моя полетела первый раз, то навалила полные штаны, да, вот как! Ха‑ха!
«Отлично, — подумал Юсупов, стараясь не наступить на ногу шнырявшему перед ним негру. — Компания что надо: тупой, неудачник и идиот, к тому же, кажется, наркоман. Будем надеяться, что он не напихал в свою дурацкую суму килограммов десять марихуаны».
Против ожиданий, таможенный контроль они прошли без эксцессов и через пару минут уже сидели в креслах аэробуса «Эр Индиа». Симпатичная стюардесса с точечкой на лбу объясняла, как нужно пользоваться кислородными масками.
— Вот это надевать на морду лица, моя поняла, — заухмылялся негр. — Как в больнице на операции, да? А как ваша зовут, мэм? Зита?
На груди у стюардессы была пришита табличка с именем «Камахья», но чертов негр то ли не увидел ее, то ли не умел читать.
Стюардесса мило улыбнулась и проследовала дальше. Мочалка Перси мечтательно посмотрел ей вслед, повернулся к Юсупову и сказал, блеснув ослепительно белыми зубами:
— Хороша киска!
— Заткнись, Перси! — зашипел на него Миша, делая страшное лицо. — Кажется, босс недоволен! И вообще, ты можешь говорить по‑человечески?
— Расизма! — вздохнул негр. — Так чего, моя уже и пошутить не может?
…Босс был не просто недоволен. Юсупов проклинал все и всех, но ничего уже нельзя было изменить — лайнер чуть слышно тронулся и покатился по взлетной полосе навстречу древней таинственной Индии.
Полет до Дели прошел без приключений, разве что неугомонный Перси напился дармового виски и пытался петь. В конце концов его утихомирили, пообещав показать в Дели настоящего факира со змеей, и тот уснул. Разбудить его по прилете оказалось еще труднее, чем усыпить.
— Мама, мама, моя не хочет вставать! — бормотал он, отталкивая Покровского. — Мама, это не моя. Моя не гадила в корзину для белья миссис Абрахамс! Честное слово, мама, это не моя!..
Только после увесистой оплеухи, полученной от Покровного, он разомкнул веки и внятно спросил:
— А мы где?
— В Индии, kozel! — лаконично пояснил тот.
На бетоне аэропорта Перси, хоть и пытавшийся перейти на нечто, напоминающее обычный американо‑английский язык, тоже не давал никому покоя.
— А где священные коровы? — спрашивал он, вертя головой. — Моя… Я видел по ящику, что в Индии кругом ходят священные коровы. Не вижу ни одной. Куда они спрятали коров? Наверно, это они специально, чтобы не показать корову бедному негру!..
— Да боже ж мой, в аэропорту не может быть коров, — терпеливо внушал ему Миша. — Здесь самолеты, коровам сюда нельзя…
— Так и думал, что в ящике соврали. В ящике всегда врут, особенно когда хотят обмануть черных братьев! — негодовал Перси. Но его любопытство было вознаграждено: прямо возле стоянки такси к дереву привалилась большая рогатая корова, меланхолично взиравшая на людскую толчею.
— Корова! Смотрите, корова! — завопил Перси.
— Корова! Смотрите, корова! — завопил Перси.
Животное поглядело на него, коротко мукнуло и отвернулось.
Феликс с отвращением вытер платком стекавший по шее пот. Чертова Индия! Духота, жара, миазмы… А вы посмотрите на эти такси! Конечно, не стоит равняться на чопорные лондонские, но даже развалюхи‑"Волги", снующие по Москве, дадут фору этим изукрашенным рыдванам.
Водители уже заметили потенциальных пассажиров и бросились к ним со всех сторон, но Феликс выбрал наименее потрепанный «амбассадор» и ткнул в него пальцем:
— Чей?
— Мой, сагиб, — из толчеи вывернулся усатый толстенький индиец с мордой отчаянного пройдохи. — Прокачу с ветерком, сагиб.
Водитель помог загрузить их не слишком хитрый багаж, и все четверо забрались в тесный автомобиль. Феликс сел на переднее сиденье, а троица — на заднее.
В машине ощутимо пахло благовониями. На приборной доске, щедро украшенной мишурой и бисерным плетением, были наклеены фотографии неизвестных Юсупову индийских киноактрис или певиц, среди которых дико смотрелся Арнольд Шварценеггер.
— Мне нравится Арнольд Шварценеггер, — сообщил индиец, перехватив взгляд Феликса. — Он сильный! Я смотрел все фильмы! У нас таких не делают. У нас больше поют и танцуют. Вот если бы Арни еще умел петь…
Юсупов не к месту вспомнил поющего Сипягина, и его передернуло.
Между тем в моторе что‑то провернулось и с лязгом сорвалось.
— Не заводится, сагиб, — с подкупающе наивной улыбкой сказал водитель. — Сейчас заведется.
— А куда мы едем? — спросил сзади Миша.
— Да… И в самом деле…
Юсупов нахмурился. Действительно, за суматохой он даже забыл назвать водителю адрес.
— Да, сагиб, куда мы едем? — поинтересовался индиец,. делая очередную попытку завести двигатель.
— Сейчас найду адрес…
Юсупов порылся в кармане пиджака, достал листок и передал водителю. Тот взглянул и обрадовался:
— Это очень далеко, сагиб! Хвала Тримути, это очень‑очень далеко!
Двигатель наконец завелся, и «амбассадор» стал пробираться сквозь толпу, пугая людей истошными воплями гудка.
Феликс Третий смахнул пыль с рукава и брезгливо поморщился. А ведь это только начало!
Толстый чиновник из военного министерства добрых полчаса добивался от нее «вразумительного ответа», что намеревается делать такая славная, красивая и умная мэм‑сагиб на окраине Индии, в краю, кишащем злобными и кровожадными мусульманами‑сепаратистами. Никакие аргументы насчет того, что Бетси собирает материалы для очередной монографии не помогали. Толстяк лишь руками разводил. Разве мало в Индии иных мест, о которых можно написать хорошую книгу? Вот, например, Махабелипурам или Кхаджурахо. Или Аджанта. Прекрасное место Аджанта, как раз для такой красивой и молодой мэм‑сагиб! А в Кашмир лучше не ездить. В Кашмире неспокойно. В Кашмире стреляют.
Но Бетси не впервые говорила с подобными чиновниками. Оружие у нее с собой было — и в кредитках, и наличными. Получив приличную мзду, толстяк‑военный стал посговорчивее. Фунты всегда фунты, они способны даже из Кашмира сделать тихий рай. Ах какой там чистый воздух! Мэм‑сагиб не пожалеет о своей поездке. Индия — букет, а Кашмир — роза в букете.