А что будут говорить однокурсники в университете? «Милая девочка, красавец инженер…» Назлы в очередной раз решила, что все они люди недалекие. «В университет я больше ходить не буду. Не нравятся мне эти бестолковые занятия и атмосфера вечной скуки. Хорошо, а что же мне нравится? Мне нравится, когда всем весело и хорошо, когда все улыбаются. Нравится, когда вокруг умные люди! Вот так. И я уверена, что с Омером у меня будет именно такая жизнь. Напишу-ка я ему скорее, а то еще пристрастится там к выпивке…»
Назлы встала с кровати. Ей вдруг захотелось раскрыть створки шкафа и посмотреть на себя в зеркало. Не понимая, зачем ей это нужно, она открыла шкаф. Отражение в зеркале показалось ей вполне здоровым и веселым. «Как все просто!» — подумала она.
Глава 11
ВЫХОДНОЙ ДЕНЬ В БЕШИКТАШЕ
— Веселая будет у Омера семейная жизнь, ничего не скажешь!
— Почему? — Рефик непонимающе посмотрел на Мухиттина.
«Да, ему я не смогу это объяснить, — подумал Мухиттин. — Он женился осознанно, охотно. Как ему объяснишь, этому счастливому мужу у которого мозги с каждым днем все больше заплывают жиром?» — и он краем глаза посмотрел на Перихан.
— Нет, ты скажи!
Они пили чай рядом с пристанью в Бешикташе. Было первое воскресенье 1937 года. Погода стояла солнечная, и хозяин кафе поставил на улице несколько столиков. За соседним сидел лысый, как бильярдный шар, человек и читал газету. В кафе было еще несколько прилично одетых семейных компаний.
— Не знаю, — сказал Мухиттин. — Так, пришло в голову ни с того ни с сего.
— Нет-нет, ты хотел что-то сказать.
Они сидели, смотрели на море и разговаривали. Это воскресенье было из тех, когда хочется смотреть на море, болтать, разглядывать проходящих мимо людей и грызть семечки. Светило яркое солнце, и небо было нежно-голубым.
— Ну, не знаю… Брак вообще всегда казался мне странной штукой.
Рефик погрустнел — видимо, испугался, что беседа приобретает неприятный оборот. Он очень не любил, когда подобные разговоры затевались в присутствии жены. Перихан тем временем смотрела на приплывшие из Ускюдара лодки и высаживающихся из них пассажиров.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но не кажется ли тебе, что ты немного преувеличиваешь?
— Может быть… Но если вспомнить наши студенческие годы…
— Да?
— Тогда мне казалось, что мы никогда не женимся.
— Серьезно?
«Нет, ему этого не понять! — думал Мухиттин, глядя на покачивающуюся у пристани опустевшую лодку. — К тому же по нему-то как раз всегда было видно, что он женится и сгинет в семейном уюте. Почему я об этом не подумал?» Ему вдруг захотелось немного подпортить Рефику настроение. Он понимал, что это нехорошо и ненужно, но сдержаться не смог.
— Да ты-то, собственно, не был похож на нас с Оме-ром. Ты желал спокойной семейной жизни. Теперь я думаю, что наша с тобой дружба была просто… — Мухиттин замолчал, внезапно устыдившись того, что хотел сказать, и быстро прибавил: — Впрочем, неважно.
— Тебе, кстати, тоже следовало бы жениться, — сказал Рефик. — А то ты какой-то неприкаянный.
— Нет уж, спасибо.
— Как твой сборник?
— Уже печатается.
— А может, этот тип снова водит тебя за нос?
— Да нет же!
Они снова замолчали и стали смотреть на море и на пристань. Пассажиры, выходящие из лодок, осторожно ступали на берег, потом, не торопясь, аккуратно делали первые шаги по твердой земле. Весело светило зимнее солнце. Никто никуда не торопился.
Весело светило зимнее солнце. Никто никуда не торопился. Казалось, что все в природе, подобно людям, наслаждается жизнью, избегая крайностей и не очень задумываясь о том, какая это ценная штука — жизнь, и тихо-тихо плывет по течению времени к смерти. «Омер прав, нужно что-то делать», — подумал Мухиттин, но потом решил, что в неистовой жажде жизни, обуревающей друга, есть нечто дурное. Его снова охватили сомнения. «Не знаю, не знаю… Я хочу только одного: стать хорошим поэтом. И очень плохо, что я сейчас рассиживаю здесь, вместо того чтобы работать дома». Утром он начал писать стихотворение. Опять злился, видя, что слова никак не хотят выражать его ярость, писал, зачеркивал, снова писал и снова зачеркивал. Когда от зачеркиваний бумага начала уже рваться, он, провожаемый встревоженным взглядом мамы, выскочил на улицу и позвонил Рефику. «А мы с Перихан как раз собирались отправиться на прогулку!» — обрадовался Рефик. Мухиттину эти слова — «отправиться на прогулку» — не понравились: слишком уж от них веяло раз и навсегда заведенным семейным распорядком. Рефик и Перихан пешком дошли до Бешикташа и встретились с Мухиттином на пристани. «Я должен был сидеть дома и писать стихи!» — подумал Мухиттин и снова разозлился на самого себя.
Перихан зевнула, в последний момент прикрыв рот ладонью. Рефик улыбнулся ей. Потом все снова стали смотреть на море.
— Как встречали Новый год? — спросил Мухиттин.
— У себя дома, в семейном кругу, — ответил Рефик.
— А что делали?
— Сидели за столом, ели, играли в лото, — Рефик с улыбкой посмотрел на жену, — Перихан выиграла зеркальце! Мама специально для лото купила призы. Она очень любит отмечать Новый год. Отец веселился, шутил. Это зеркальце сейчас с тобой?
— Конечно! — весело сказала Перихан и раскрыла свою сумочку.
«Интересно, что лежит у нее в сумочке? — подумал Мухиттин. — Расческа, кошелек, платок, может быть, ключи…» Ему, с одной стороны, было любопытно, а с другой — хотелось посмеяться над этими глупыми вещицами.
— Какое милое, правда? — улыбнулась Перихан, протягивая Мухиттину зеркальце.
«Нет, мне таким невинным дурачком, как эти двое, не стать. Я уж скорее предамся порокам. И зачем я сюда пришел?»
Мухиттин взял зеркальце. Оправа у него была серебряная, на обратной стороне посредине была выгравирована бегущая газель. Перевернув зеркальце, он взглянул на свое отражение. «Я некрасив. Ну и хорошо, что так! Иначе я легко привык бы довольствоваться тем, что само плывет в руки. И даже поэтом не стал бы».
— О чем ты думаешь? — спросил Рефик.
— Что?
— Совсем замечтался. О чем думаешь, спрашиваю?
— О себе.
Рефик покачал головой и улыбнулся. «Ты же поэт! — говорил его взгляд. — У тебя, должно быть, мысли интересные, не то что у нас».
— Посмотрите, какая шляпа вон на том человеке! — воскликнула Перихан, и все трое посмотрели в ту сторону. Не увидев ничего интересного, Мухиттин повернулся и посмотрел на Перихан в профиль. «Красивая женщина!» — подумал он вдруг. Посмотрев секунд десять на ее маленький носик и мягкие контуры лица, Мухиттин снова сказал себе: «Красивая женщина! — и испугался: — Что это я? Совсем голову потерял, что ли? Как глупо я, должно быть, выглядел, когда на нее смотрел. Красивые женщины — гибель!» Кстати, он ведь только что нашел себе более интересную тему для размышлений — как хорошо, что он некрасив. «Если бы я был красивым или если бы у меня была красивая жена, я не смог бы писать стихи.