Честно признаться, она никогда не задумывалась над тем, что у смерти столько мелочей: будут открывать гроб или нет, будут пришедшие на панихиду оставлять записи в книге с кожаным переплетом или в простой обложке, сколько роз вплести в прощальный венок.
Мэлани наблюдала, как счет растет до астрономической суммы: 2000 долларов за гроб, 2000 долларов – за саркофаг, который лишь отсрочит неминуемое, 300 – за раввина, 500 – за некролог в «Тайме», 1500 – чтобы подготовить место захоронения, 1500 – за использование часовни. Где они возьмут столько? И тут она поняла: из денег, что откладывали Эм на колледж.
Когда Джейкоб Зальцман протянул смету Майклу, тот даже не моргнул.
– Отлично, – вновь повторил он. – Я хочу все самое лучшее.
Мэлани медленно повернулась к Зальцману.
– Розы… – прошептала она. – Гроб из красного дерева Саркофаг… «Нью‑Йорк таймс»… – Она затряслась. – Все самое лучшее, но это не оживит Эмили.
Майкл побледнел и протянул Зальцману бумажный пакет.
– Похоже, нам пора, – негромко сказал он. – Здесь одежда Мэлани, которая уже приподнялась со стула, замерла.
– Одежда?
– В которой будем хоронить, – мягко ответил Зальцман.
Мэлани схватила пакет и раскрыла его. Вытащила цветастое летнее платье, слишком легкое для ноября, и босоножки, которые вот уже два года как стали Эм малы. Достала трусики, которые до сих пор пахли кондиционером, и заколку для волос. Майкл не принес ни бюстгальтера, ни маечки. Неужели они оплакивали одну и ту же дочь?
– Почему именно это? – прошептала она. – Где ты это нашел?
Эти вещи вышли из моды и устарели, в них Эмили вряд ли хотела бы оказаться перед лицом вечности. У родителей остался последний шанс доказать, что они знали свою дочь, прислушивались к ее мнению. А что, если они ошибутся?
Мэлани выбежала из комнаты. Дело не в том, что Майкл выбрал и принес не то. Проблема в том, что он вообще не в состоянии делать выбор.
Когда они приехали домой, их уже ждала Анна‑Мари Маррон. Майкл вчера имел непродолжительную беседу с детективом, но был не в том настроении, чтобы слушать. Именно она сообщила неутешительную весть о том, что Эмили с Крисом пытались покончить с собой. Майкл представить себе не мог, что еще она может им сказать, ведь Эм уже умерла.
– Доктор Голд! – окликнула его детектив Маррон, выбираясь из своего «Форда таурус».
Она направилась по посыпанной гравием дорожке к их автомобилю. Если она и заметила на переднем пассажирском сиденье Мэлани, которая продолжала сидеть, уставившись в никуда, то ничего не сказала.
– Я и не знала, что вы врач, – приветливо продолжила она и кивнула на припаркованный слева грузовичок, на котором красовалось его имя.
– Лечу животных, – сухо ответил он. – А это не одно и то же.
Он вздохнул. Каким бы ужасным ни выдался этот день, вины Анны‑Мари Маррон в том нет. Она просто делает свою работу.
– Послушайте, детектив Маррон, у нас было очень тяжелое утро. У меня нет времени на разговоры.
– Я понимаю, – тут же заверила его Анна‑Мари. – Я только на одну минутку.
Майкл кивнул и жестом пригласил ее в дом.
– Там открыто, – сказал он.
Детектив открыла было рот, чтобы попенять ему на безалаберность, но передумала. Он подошел к машине со стороны пассажира, открыл дверцу и помог Мэлани выйти.
– Иди в дом, – велел он, понизив голос до ласкового шепота. Таким же голосом он успокаивал норовистую лошадь.
Он повел жену по каменным ступеням в кухню, где она опустилась на стул, не сделав даже попытки снять пальто.
Таким же голосом он успокаивал норовистую лошадь.
Он повел жену по каменным ступеням в кухню, где она опустилась на стул, не сделав даже попытки снять пальто.
Детектив Маррон стояла к столу спиной.
– Вчера мы говорили о том, что сын Хартов признался в намерении совершить двойное самоубийство, – сказала она, переходя прямо к делу. – Существует вероятность, что ваша дочь застрелилась сама. Но вам необходимо знать: пока не доказано обратное, это дело будет квалифицироваться как убийство.
– Убийство? – выдохнул Майкл.
Это ужасное, искушающее слово тут же открыло в его воображении воронку реабилитации – появилась возможность обвинить другого, не себя самого, в смерти Эмили.
– Вы намекаете, что ее убил Крис?
Детектив покачала головой.
– Я ни на что не намекаю, – ответила она. – Я всего лишь объясняю точку зрения полиции. Это стандартная процедура: самое пристальное внимание уделить человеку, найденному рядом с дымящимся пистолетом. Тому, кто просто остался жив, – добавила она.
Майкл покачал головой.
– Если вы приедете через несколько дней, когда… боль немного утихнет, я покажу вам старые альбомы с фотографиями, тетрадки Эмили, письма, которые Крис писал ей из лагеря. Он не убивал мою дочь, детектив Маррон. Если он говорит, что не убивал, верьте ему. Я могу поручиться за Криса, я хорошо его знаю.
– Так же хорошо, как знали свою дочь, доктор Голд? Настолько хорошо, что не заметили, что она подумывает о самоубийстве? – Детектив Маррон скрестила руки на груди. – В таком случае, если Крис Харт говорит правду, это означает что ваша дочь хотела свести счеты с жизнью, что она и сделала, внешне не выказывая ни малейших признаков депрессии. – Она потерла переносицу. – Послушайте, я надеюсь – ради вас, ради Эмили и Криса, – что это не вполне удавшаяся попытка самоубийства. В штате Нью‑Гемпшир самоубийство не является преступлением. Однако, если эта версия не подтвердится, генеральный прокурор будет решать, имеются ли веские основания для того, чтобы предъявить парню обвинение в убийстве.
Майклу не нужно было повторять дважды. Он понял, что веские основания появятся после того, что Эмили сообщит посмертно.
– Нам пришлют копию результатов вскрытия? – спросил он.
Анна‑Мари кивнула.
– Если хотите, я вам ее покажу.
– Да, – откликнулся Майкл. – Пожалуйста. – Это станет ее последними показаниями, запиской, которой она не оставила. – Но я уверен, что это ничего не даст.
Анна‑Мари кивнула и направилась к двери. На пороге она обернулась.
– Вы уже говорили с Крисом?
Майкл отрицательно покачал головой.
– Я… по‑моему, было не время.
– Разумеется, – ответила детектив. – Я просто спросила.
Она еще раз выразила им соболезнование и вышла.
Майкл открыл дверь в подвал, выпуская двух сеттеров, которые тут же рванулись наружу. Он повел собак к подъездной дорожке, на мгновение остановился там и не заметил, как Мэлани посильнее запахнула пальто, словно от неожиданного сквозняка, и слово «убийство» застыло на ее губах – она так и вцепилась в него зубами.
Джеймс находился с Крисом в больнице в ожидании, пока лечащий врач из обычной палаты переведет его в закрытое детское психиатрическое отделение. Гас испытывала облегчение, она не могла полагаться на себя. Вдруг у Криса депрессия? Ведь она, как оказалось, однажды уже не заметила признаков тревоги у сына. Опытные врачи, специальная больница – он будет в безопасности.
Джеймс возмутился. Появится ли запись в истории болезни Криса? Сможет ли он – поскольку ему уже исполнилось семнадцать – выписаться, когда пожелает? Станет ли известно в школе, будущим работодателям, властям, что он три дня провел в психбольнице?
Гас взглянула через венецианское окно в гостиной на ухоженную тропинку, ведущую от их дома к дому Голдов.