В клинике МГБ его уже назначили на консультацию к профессору. А недавно Кулешов получил
квартиру новую, и жена ждала ребенка - и такую складную жизнь эти нарывы отравляли.
Кулешов совсем снял тугие наушники, давившие уши, перешел удобнее к свету, засучил левую трубку брюк и кальсон и стал осторожно ощупывать и
обламывать края струпов. При надавливании их насачивалась бурая сукровица.
Так больно, что отдавалось в голову, это захватило его внимание. В первый раз его прострельнуло от мысли, что здесь не нарывы, а... а...
Какое-то пришло на память где-то слышанное страшное слово: гангрена?.. и еще как-то...
Так он не сразу заметил, что катушки магнитофона бесшумно кружатся, включенные автоматически. Не снимая обнаженной ноги с подставки,
Кулешов дотянулся до наушников, приложил к одному уху и услышал:
- А откуда я знаю, что ви говорить правду?
- А вы понимаете, чем я рискую?
- Атомная бомба? А кто такой ви? Назовите ваш фамилия.
АТОМНАЯ БОМБА!!! Повинуясь порыву такому же бессознательному, как схватиться за опору, падая, Кулешов вырвал штырь коммутатора, этим
разъединил телефоны - и тут только сообразил, что вопреки инструкции, не засек номера абонента.
Первое движение было - обернуться. Тюкин строчил конспект и не видал ничего. Тюкин-то был друг, но ведь Кулешову вменялось контролировать
Тюкина, значит и тому.
Дрожащими пальцами переключив на обратную перемотку, а в цепь посольства включив запасной магнитофон, Кулешов сперва подумал стереть запись
и скрыть свою оплошность. Но тут же вспомнил, как начальник не раз говорил, что работа их поста дублируется автоматической записью еще в одном
месте - и откинул вздорную мысль. Конечно дублируется, и за укрытие такого разговора - расстреляют!
Лента перемоталась. Он включил прослушивание. Преступник очень торопился, волновался. Откуда он мог говорить? Конечно, не из частной
квартиры. Да вряд ли и с работы. В посольства всегда стараются из автоматов.
Раскрыв список автоматов, Кулешов торопливо выбрал телефон на входной лестнице метро "Сокольники".
- Генка! Генка! - хрипло позвал он, спуская брючину. - Аврал! Звони в оперативку! Может, еще захватят!..
3
- Новички!
- Новичков привезли!
- Откуда, товарищи?
- Приятели, откуда?
- А что это у вас на груди, на шапке - пятна какие-то?
- Тут наши номера были. Вот на спине еще, на колене. Когда из лагеря отправляли - спороли.
- То есть, как - номера?!
- Господа, позвольте, в каком веке мы живем? На людях - номера? Лев Григорьич, позвольте узнать, это что - прогрессивно?
- Валентуля, не генерируйте, идите ужинать.
- Да не могу я ужинать, если где-то люди ходят с номерами на лбу!
- Друзья! Дают "Беломор" по девять пачек за вторую половину декабря.
Имеете шанс! На цырлах!
- Беломор-"Ява" или Беломор-"Дукат"?
- Пополам.
- Вот стервы, "Дукатом" душат. Буду министру жаловаться, клянусь.
- А что за комбинезоны на вас? Почему вы все здесь как парашютисты?
- Форму ввели.
Раньше шерстяные костюмы выдавали, пальто драповые, теперь зажимают, гады.
- Смотри, новички!
- Новичков привезли.
- Э! орлы! Что вы, живых зэков не видели? Весь коридор загородили!
- Ба! Кого я вижу! Доф-Донской!? Да где же вы были, Доф? Я вас в сорок пятом году по всей Вене, по всей Вене искал!
- А ободранные, а небритые! Из какого лагеря, друзья?
- Из разных. Из Речлага...
- ... из Дубровлага...
- Что-то я, девятый год сижу - таких не слышал.
- А это новые, Особлаги. Их учредили только с сорок восьмого.
- У самого входа в венский Пратер меня загребли и - в воронок.
- Подожди, Митек, давай новичков послушаем...
- Гулять, гулять! На свежий воздух! Новичков опросит Лев, не беспокойся.
- Вторая смена! На ужин!
- Озерлаг, Луглаг, Степлаг, Камышлаг...
- Можно подумать, в МВД сидит непризнанный поэт. На поэму не разгонится, на стихотворение не соберется, так дает поэтические названия
лагерям.
- Ха-ха-ха! Смешно, господа, смешно! В каком веке мы живем?
- Ну, тихо, Валентуля!
- Простите, как вас зовут?
- Лев Григорьич.
- Вы сами тоже инженер?
- Нет, я филолог.
- Филолог? Здесь держат даже филологов?
- Вы спросите, кого здесь не держат? Здесь математики, физики, химики, инженеры-радисты, инженеры по телефонии, конструкторы, художники,
переводчики, переплетчики, даже одного геолога по ошибке завезли.
- И что ж он делает?
- Ничего, в фотолаборатории пристроился. Даже архитектор есть. Да какой! - самого Сталина домашний архитектор. Все дачи ему строил. Теперь
с нами сидит.
- Лев! Ты выдаешь себя за материалиста, а пичкаешь людей духовной пищей. Внимание, друзья! Когда вас поведут в столовую, - там на последнем
столе у окна мы для вас составили тарелок десятка три. Рубайте от пуза, только не лопните!
- Большое вам спасибо, но зачем вы отрываете от себя?
- Ничего не стоит. Кто ж нынче ест селедку мезенского засола и пшенную кашу! Пошло.
- Как вы сказали? Пшенная каша - пошло? Да я пять лет пшенной каши не видел!
- Наверно, не пшенная, наверно магара?
- Да вы с ума сошли - магара! Попробовали б они нам магару! Мы б им...
- А как сейчас на пересылках кормят?
- На челябинской пересылке...
- На челябинской-новой или челябинской-старой?
- По вашему вопросу видно знатока. На новой...
- Что там, по-прежнему ватер-клозеты на этажах экономят, а зэки оправляются в параши и носят с третьего этажа?
- По-прежнему.
- Вы сказали - шарашка. Что значит - шарашка?
- А по сколько хлеба здесь дают?
- Кто еще не ужинал? Вторая смена!
- Хлеба белого по четыреста грамм, а черный - на столах.
- Простите, как - на столах ?
- Ну так, на столах, нарезан, хочешь - бери, хочешь - не бери.