Наворотахумащивался,
пристраиваясь поудобнее,гигантский -- ятакихникогданевидел--
черно-серый с разводами кот. Усевшись, он сыто и равнодушно посмотрел на
меня желтыми глазами. "Кис-кис-кис", -- сказал я машинально. Кот вежливо
ихолодно разинул зубастую пасть,издал сиплый горловой звук,а затем
отвернулся и стал смотреть внутрь двора.Оттуда,из-зазабора,голос
горбоносого произнес:
-- Василий, друг мой, разрешите вас побеспокоить.
Завизжал засов.Котподнялсяибесшумноканул во двор.Ворота
тяжело закачались,раздался ужасающий скрип и треск,и леваяворотина
медленно отворилась. Появилось красное от натуги лицо горбоносого.
-- Благодетель! -- позвал он. -- Заезжайте!
Я вернулся в машину и медленно въехал во двор. Двор был обширный, в
глубинестоялдомизтолстыхбревен,апереддомомкрасовался
приземистыйнеобъятныйдуб,широкий,плотный,сгустойкроной,
заслоняющей крышу.От ворот к дому, огибая дуб, шла дорожка, выложенная
каменнымиплитами.Справа от дорожки был огород,а слева,посередине
лужайки,возвышался колодезный сруб с воротом,черный отдревностии
покрытый мохом.
Я поставил машину в сторонке, выключил двигатель и вылез. Бородатый
Володя тоже вылез и, прислонив ружье к борту, стал прилаживать рюкзак.
-- Вот вы и дома, -- сказал он.
Горбоносый соскрипоми треском затворял ворота,я же,чувствуя
себя довольно неловко, озирался, не зная, что делать.
-- А вот и хозяйка! -- вскричал бородатый. -- По здорову ли, баушка
Наина свет Киевна!
Хозяйке было, наверное, за сто. Она шла к нам медленно, опираясь на
суковатую палку,волоча ноги в валенках с галошами.Лицоунеебыло
темно-коричневое;из сплошной массы морщин выдавался вперед и вниз нос,
кривой и острый,как ятаган,а глаза были бледные,тусклые, словно бы
закрытые бельмами.
-- Здравствуй,здравствуй,внучек,-- произнесла онанеожиданно
звучным басом.-- Это,значит,и будет новый программист? Здравствуй,
батюшка, добро пожаловать!..
Я поклонился,понимая,что нужно помалкивать. Голова бабки поверх
черного пуховогоплатка,завязанногоподподбородком,былапокрыта
веселенькой капроновой косынкой с разноцветными изображениями Атомиума и
с надписями на разных языках:"Международная выставка вБрюсселе".На
подбородкеи под носом торчала редкая седая щетина.Одета была бабка в
ватную безрукавку и черное суконное платье.
-- Таким вот образом, Наина Киевна! -- сказал горбоносый, подходя и
обтирая с ладоней ржавчину. -- Надо нашего нового сотрудника устроить на
две ночи. Позвольте вам представить... м-м-м...
-- А не надо,-- сказала старуха, пристально меня рассматривая. --
Сама вижу.Привалов Александр Иванович,одна тысяча девятьсот тридцать
восьмой,мужской, русский, член ВЛКСМ, нет, нет, не участвовал, не был,
не имеет,а будет тебе,алмазный,дальняя дорога и интерес в казенном
доме,а бояться тебе, бриллиантовый, надо человека рыжего, недоброго, а
позолоти ручку, яхонтовый.
..
-- Гхм! -- громко сказал горбоносый, и бабка осеклась.
Воцарилось неловкое молчание.
-- Можно зватьпростоСашей...--выдавиляизсебязаранее
приготовленную фразу.
-- И где же я его положу? -- осведомилась бабка.
-- Взапаснике,конечно,--несколькораздраженносказал
горбоносый.
-- А отвечать кто будет?
-- Наина Киевна!..-- раскатамипровинциальноготрагикавзревел
горбоносый,схватил старуху под руку и поволок к дому. Было слышно, как
они спорят:"Ведь мы уже договорились!.." -- "...А ежели ончто-нибудь
стибрит?.." -- "Да тише вы!Это же программист,понимаете? Комсомолец!
Ученый!.." -- "А ежели он цыкать будет?.."
Я стесненно повернулся к Володе. Володя хихикал.
-- Неловко как-то, -- сказал я.
-- Не беспокойтесь, все будет отлично...
Он хотел сказать еще что-то, но тут бабка дико заорала:
-- А диван-то, диван!..
Я вздрогнул и сказал:
-- Знаете, я, пожалуй, поеду, а?
-- Не может быть иречи!--решительносказалВолодя.--Все
уладится. Просто бабке нужна мзда, а у нас с Романом нет наличных.
-- Я заплачу,-- сказаля.Теперьмнеоченьхотелосьуехать:
терпеть не могу этих житейских коллизий.
Володя замотал головой.
--Ничегоподобного. Вон он уже идет. Все в порядке.
Горбоносый Роман подошел к нам, взял меня за руку и сказал:
-- Ну, все устроилось. Пошли.
-- Слушайте, неудобно как-то, -- сказал я. -- Она в конце концов не
обязана...
Но мы уже шли к дому.
-- Обязана, обязана, -- приговаривал Роман.
Обогнув дуб,мы подошли к заднему крыльцу.Романтолкнулобитую
дерматиномдверь,и мы оказались в прихожей,просторной и чистой,но
плохо освещенной.Старуха ждала нас,сложив руки наживотеиподжав
губы. При виде нас она мстительно пробасила:
-- А расписочку чтобы сейчас же!..Так,мол,и так: принял, мол,
то-тоито-тооттакой-то,каковаясдалавышеуказанное
нижеподписавшемуся...
Роман тихонько взвыл, и мы вошли в отведенную мне комнату. Это было
прохладное помещение с одним окном,завешеннымситцевойзанавесочкой.
Роман сказал напряженным голосом:
-- Располагайтесь и будьте как дома.
Старуха из прихожей сейчас же ревниво осведомилась:
-- А зубом они не цыкают?
Роман, не оборачиваясь, рявкнул:
-- Не цыкают! Говорят вам -- зубов нет.
-- Тогда пойдем расписочку напишем...
Роман поднял брови,закатил глаза,оскалил зубы и потряс головой,
но все-таки вышел.