..
- Да, - согласился человек. - К Перевалу можно идти только налегке.
И то, что вы говорите про бег сквозь ночь, верно - все в нашей жизни свершается в порядке катастрофы. Такова, видимо, наша природа: Но неужели Перевал настолько никому не интересен?
- По-моему, в него просто никто уже не верит. Кому он, в конце концов, нужен?
- Ну - вам-то ведь нужен?
- Я просто неумеренно и болезненно любопытен - в этом корень моих бед... Нет, я не все рассказал. Существует, конечно, Институт Перевала, там люди работают, делают науку:
- Науку? Но ведь Перевал из Долины не виден, а сюда никто из ученых не поднимался...
- Им и незачем подниматься. Они изучают Перевал на моделях. Для этого не нужно подниматься. Достаточно знать, что он принципиально возможен. Они читают античных авторов, пишут диссертации, ставят эксперименты, у них интересная и обеспеченная жизнь: Зачем им сам Перевал?
- Н-да... - протянул человек - Вы хотите есть, рыцарь?
Рыцарь прислушался к себе.
- Хочу, - сказал он и встал.
- Нет-нет! Оставьте в покое ваши сумки, запасы вам еще пригодятся.
Здесь вокруг полно мясной травы и сырных грибов, и хлебных цветов, а листья деревьев - превосходные специи. Сейчас я угощу вас таким жарким... Удивительное это существо - Лес.
- Но и опасное, наверное?
- Бывает. Это если его не любить или бояться. А я живу с ним в мире.
Он очень нервный и очень гордый - Лес. И слабости свои старается никому не показывать. По-моему, его, как и мы когда-то, забросила в Долину злая сила. Как и мы, он шел к Перевалу - и не дошел... - человек нервно замолчал и стал подкладывать в огонь обломки сучьев.
- Или дошел, но не весь, - подхватил рыцарь. - Частью дошел, честью остался. Может быть, поэтому он такой нервный и гордый?
- Может быть, рыцарь, может быть...
- Вы были на Перевале? - вопрос был короток и зол.
Человек долго не отвечал.
- Был, - сказал он наконец. - И повернул назад.
- Что там? - жадно спросил рыцарь.
- Там длинный и прямой спуск,- сказал человек. - И синий туман.
Густой синий туман. Сколько людей ушло в него... И мои друзья - все.
Я долго ждал их, хотел пойти за ними - и не решился. Но жить в Долине я больше не смог...
- Пойдемте со мной, а? Правда, пойдемте. Мы догоним их, найдем ваших друзей, поможем им, если они нуждаются в помощи, разделим их радость, поддержим в горе: Пойдемте!
- Нет, рыцарь, - сказал человек, - я не пойду. Здесь мое место, у моего Круге Свете. Поймите, я просто не могу. Я выгорел изнутри, осталась одна оболочка. Все, что я могу - это помогать таким, как вы, тем, кто еще куда-то идет... Так что не смотрите на меня - идите. Поешьте вот и идите. Через час взойдет солнце, и Лес пропустит вас.
- Замечательное жаркое,- сказал рыцарь. - Вы настоящий мастер.
- Да: хоть в чем-то. И возьмите спички, огонь вам еще пригодится.
- Спасибо, - сказал рыцарь, седлая коня.
- Господи, - вдруг с мукой в голосе проговорил человек, - Ну как узнать, что там, за Перевалом, как узнать! Ведь нельзя же вот так, не зная...
- Там длинный и прямой спуск, - сказал рыцарь. - И синий туман, скрывающий всех, входящих в него.
- Вернитесь хоть вы, - сказал человек. - Пожалуйста, вернитесь.
- Я постараюсь, - сказал рыцарь.
- И синий туман, скрывающий всех, входящих в него.
- Вернитесь хоть вы, - сказал человек. - Пожалуйста, вернитесь.
- Я постараюсь, - сказал рыцарь. - Я очень постараюсь вернуться и все рассказать.
- Врете вы все, - с тоской сказал человек. - Не вернетесь вы. Эта дорога ведет только в одну сторону...
1986 г (Текст утерян; реставрация по черновикам август 1999г.)
Станция назначения (Нигде и никогда)
Наивным мотылькам, летящим на Вожделенный Свет; Измученным душам, Блуждающим во Тьме в поисках Истинного Пути: Вы все отыщите – Нигде и Никогда.
И да дарует вам тогда Бог новую Дорогу!
(Г. Фауст. Из поэтического предпослания к «Всеобщей истории Апокрифов»)
Черт сидел на подоконнике, покачивал копытцами и вертел в пальцах тросточку. Цилиндр он снял и поставил рядом с собой, и теперь время от времени машинально облокачивался о него, уморительно пугался, отдергивал руку и потом долго выправлял и разглаживал вмятину. В эти минуты он был такой настоящий, что Генрих не без смятения думал: а не явь ли это? В конце концов, я не так уж много выпил вчера… хотя много, конечно, но не до чертей же и не до голубых же слонов… Кстати, где это я?
На этот вопрос ответ пока не приходил. Комната плыла и покачивалась, и единственное окно ее подергивалось рябью, и черт, кстати, тоже подергивался рябью и плыл куда-то (кстати, может ли подергиваться рябью галлюцинация?), но даже через эту рябь и покачивание можно было разобрать, что когда-то, очень-очень давно, может быть, еще до Рождения Христова (кстати, кто это такой?) комнату эту оклеили желтыми обоями с мелкими голубенькими цветочками, не то ландышами, не то незабудками (фергиссмайннихт… кстати, кто-то недавно говорил мне: фергисс майн нихт, кто-то говорил… кто? А, причем здесь это!), но теперь цветочки выцвели или отцвели, обои кое-где топорщились, кое-где лопнули, местами проступили какие-то пятна и потеки, и вообще все выглядело до крайности непрезентабельно (от французского «презент», что значит «подарок»… кстати, о подарках: я ведь собирался кому-то что-то подарить… или это мне собирались? Кстати, что такое «подарок»?): и эти обои, и кривоногий стол с раскатившимися под ними бутылками, и скрипучая кровать с расхристанной постелью (кстати, откуда я знаю, что она скрипит?) и затоптанный и заплеванный ковер, на котором Генрих лежал, абсолютно голый, кстати, на что-то удобно опираясь затылком и совершенно не собираясь менять позы. Все нормально, все обычно, вот только этот черт, черт бы его побрал…
Пришел, понимаете, незвано-непрошено, так хоть бы сидел помалкивал, так нет – бубнит и бубнит…
Значит, ты все понял, сказал черт. Но запомни, – только один раз. Один-единственный.
«Понял», – сказал Генрих. Что понял? Что-то ведь понял, раз так сказал.
Ну вот и хорошо, сказал черт. А я пошел.
Он нахлобучил цилиндр и сунул тросточку под мышку.
«Подожди, – сказал Генрих. – Это что же получается? Выходит, ты меня облагодетельствовал?»
Фи, скривился черт, какие слова ты говоришь, просто неприлично. А ведь что ты о нас, чертях, знаешь? Наслушался, небось, бабьих россказней, будто мы только и знаем, что души ваши захомутываем – и в ад. Так, что ли?
«А разве нет?»
Черт поерзал, уселся поудобнее, закинул ногу на ногу.
В общем-то так, сказал он. – Но не совсем.