В седьмом ярусе солнце, освещавшее в это время Фродо дорогу через чащи Итилиена, озарило гладкие стены, резные колонны и большую арку ворот. Коням вход в Цитадель был заказан, и Гэндальф спешился. Беллазор тревожно переступал копытами, но маг шепнул ему что-то, и он позволил увести себя.
Воины, охранявшие вход в Звездную Цитадель, были одеты в черное. На груди у них серебрилось вышитое цветущее дерево под семью звездами, на головах — высокие шлемы с крыльями морской чайки по бокам. Стража молча пропустила Гэндальфа. За аркой был двор, мощеный белым камнем, и фонтан, искрящийся на солнце веселыми бликами. Вокруг росла яркая зеленая трава; но рядом, склонившись над чашей фонтана, стояло мертвое, засохшее дерево, и капли воды стекали с его голых ветвей, как слезы. Пин хотел было удивиться, но вспомнил, как однажды Гэндальф пел о семи звездах и белом дереве. Он открыл рот, чтобы спросить мага, но они уже вступили под своды высокого дворца, и Гэндальф заговорил сам.
— Будь осторожен в словах, добрый Перегрин. Здесь не Хоббитания, и лишняя болтовня не в чести. Теоден был добр и кроток, но совсем не таков Денетор. Он человек гордый и проницательный, и гораздо более сильный и властный, чем Теоден, хотя и не король, а только правитель. Говорить он будет в основном с тобой. Он любил Боромира и очень сильно, а ты был с ним до конца. Но предупрежнаю: не упоминай имени Фродо и его задачи. Когда придет время, я скажу об этом. И еще, — маг промедлил, — об Арагорне тоже лучше бы помолчать пока.
— Но почему? Разве с Бродяжником что-нибудь не так? — испуганно спросил Пин. — Он ведь сам хотел идти в Гондор. Он же должен скоро прийти... или нет?
— Все может быть, — озабоченно ответил Гэндальф. — Арагорна здесь не ждут. Его приход будет неожиданностью и для Денетора, и так, мне кажется, будет лучше. Я, во всяком случае, не собираюсь никого предупреждать о его приходе.
Они уже подошли к высокой двери из полированного металла. Гэндальф остановился.
— Сейчас не время заниматься историей Гондора, хотя лучше бы тебе ее знать. Послушай меня и сделай, как я тебе говорю. Не очень-то мудро сообщать могучему правителю о смерти наследника, и одновременно о прибытии претендента. Это ты, надеюсь, понимаешь?
— Как претендента? — ошеломленно переспросил Пин.
— Вот именно, — ответил маг. — Игрушки кончились, любезный Перегрин. Смотри, слушай и думай, прежде чем сказать или сделать что-нибудь. Ну идем, пора, — и он постучал в дверь.
Они вошли в зал, своды которого покоились на огромных колоннах черного мрамора. Вершины колонн были украшены изваяниями неведомых животных, ветвей и листьев, по потолку шла цветная роспись по золотому полю. Между двумя рядами колонн застыли мраморные фигуры. Пин вздрогнул, узнав в чертах их лиц Каменных Стражей на Андуине. Что-то в них напоминало ему и Арагорна.
В дальнем конце зала, на многоступенчатом возвышении, стоял пустой мраморный трон; позади него на стене мерцало драгоценными камнями изображение цветущего дерева.
У подножия трона на широкой ступени в простом кресле из черного камня сидел старик с коротким белым жезлом в руках. Он не поднял головы на вошедших, продолжая рассматривать что-то у себя на коленях.
Гэндальф остановился в трех шагах от кресла.
— Приветствую Денетора, сына Эктелиона! — звучно сказал он. — В этот мрачный час я пришел с вестями и советом.
Старик поднял голову. Пин невольно ждал в нем сходства с Боромиром, но резкие и гордые черты лица правителя, глубокие, темные глаза снова напомнили ему Бродяжника.
— Да, ты прав, час мрачен, — медленно произнес Денетор, — но мы привыкли видеть Митрандира именно в такие часы, — он надолго замолчал. — Знаки предвещают близкую гибель Гондора. Горько думать о том, что впереди, но еще горше уже случившееся.
Горько думать о том, что впереди, но еще горше уже случившееся. Мне сказали, что с тобой придет тот, кто видел гибель моего сына. Это он?
— Да, — ответил маг. — Их было двое. Его товарищ остался с Теоденом Ристанийским и прибудет позже. Они оба — невысоклики из Хоббитании, но предсказание говорит не о них.
— Невысоклики, — мрачно повторил Денетор. — Это они внесли смуту в дела Средиземья, из-за них погиб мой сын. О, Боромир! — простонал он. — Как ты нужен сейчас! Почему тебе выпал этот жребий, почему не брату твоему?
— Скорбь лишает тебя справедливости, правитель, — сурово заметил Гэндальф. — Боромир сам выбрал свой жребий и не уступил бы его никому. Он был сильным человеком и умел настоять на своем. Я хорошо узнал его за долгий путь, прйденный вместе. Но скажи, откуда в Минас Тирите тебе известно о его гибели? Кто сообщил о ней?
— Я получил вот это, — произнес Денетор. Гэндальф и Пин увидели на коленях правителя две половинки разрубленного большого рога, окованного серебром.
— Рог Боромира! — не удержавшись, вскрикнул Пин.
— Да, — ответил Денетор. — А раньше им владел я, а еще раньше — каждый старший в нашем роду с самых дальних времен. Тринадцать дней назад я слышал звук этого рога с севера. Я ждал, что он прозвучит снова, но Река принесла мне обломки, — он помолчал. Его темные глаза остановились на лице Пина. — Что скажет об этом невысоклик?
— Тринадцать дней... — подумал вслух Пин, — да, пожалуй, так оно и есть. Да, я помню, Боромир затрубил в рог, но помощь не пришла, только орки...
— Значит, ты и в самом деле был там? — глаза Денетора так и впились в Пина. — Так говори! Почему не пришла помощь? Почему ты жив, а могучий воин пал, хотя против него были только орки?
Пин вспыхнул. — И для самого могучего довольно бывает одной стрелы, а Боромиру досталась туча, — он коротко рассказал о схватке с орками и гибели Боромира. — Я не забуду его, — закончил он. — Боромир был доблестным воином и погиб, спасая нас от прислужников Врага. Мертвый — он так же дорог мне, как был живой.
Взволнованный воспоминаниями, забыв страх и осторожность, молодой хоббит обнажил меч и положил его к ногам Денотора. — Не равная это замена, повелитель, — сказал он, — но я отдаю вам свою жизнь, и тем хоть немного хочу погасить долг отважному Боромиру.
Слабая улыбка, похожая на луч холодного солнца в зимний день, озарила лицо старика. Искренние слова хоббита пришлись ему по душе. — Я принимаю твое предложение, — медленно ответил он.
По знаку правителя Пин преклонил колено и, положив руку на меч, произнес вслед за Денетором слова клятвы в верности Гондору, призвав Гэндальфа в свидетели.
— Вот тебе мое первое повеление, — сказал Денетор, снова садясь в кресло. — Расскажи мне все, что сумеешь вспомнить о моем сыне. Садись и говори.
Ударив жезлом в серебряный круг возле кресла, он приказал подавать гостям сиденья. — У меня только час времени, — сказал он, обращаясь к магу, — но может быть, вечером мы увидимся снова.
— А может быть, и того раньше, — ответил Гэндальф. — Не затем я мчался сюда из Скальбурга, чтобы доставить нового воина, как бы учтив и отважен он не был. Разве тебе все равно, Денетор, что Теоден одержал большую победу, Скальбург разрушен, а Саруман лишился своего магического жезла?
— Нет, не все равно, Митрандир. Но мне известно об этом достаточно, — он взглянул на Гэндальфа в упор, и Пин на миг почувствовал словно огненную струну, напряженно протянувшуюся между ними. Денетор первым отвел глаза.
— Говорят, что Палантиров больше нет... Но правители Гондора видят и знают больше многих.
Слуги принесли сиденья, столик, вино в серебряном кувшине, кубки, печенье.