Раньше он стрелял только один раз, но с полгода назад, услышав, что у некоторых людей сердце расположено справа, стал делать дополнительный выстрел. На всякий случай.
Оставалась последняя формальность, входившая в стоимость заказа. Ее полагалось сделать перед акцией, но Илья не видел большой разницы между мгновением дои мгновением после .
— Это проценты по известному тебе кредиту, Эдуард Петрович, — морщась от напыщенной бессмысленности фразы, произнес он. Работа на экспансивных южан всегда связана с подобными глупостями, но этой осенью было не слишком много заказов.
…Из подъезда серого «сталинского» дома Илья вышел, лишь аккуратно проверив, нет ли пятен на плаще. Прошел длинным двором мимо кучки подростков, оккупировавших беседку. Грязно‑желтые листья устилали асфальт недолгим осенним ковром. Накрапывал мелкий дождик, и прохожие были торопливы. Хороший день для работы.
Пройдя мимо рядов киосков и маленького базарчика, он смешался с толпой, втекающей на станцию метро. Четверти часа от «Электрозаводской» до «Комсомольской» было вполне достаточно, чтобы расслабиться окончательно. В переходе Илья купил пару газет и рассеяно просмотрел их в вагоне, поглядывая то на текст, то на стоявшую в нескольких шагах девочку лет десяти. Девочка была очень серьезная и деловитая, ее сосредоточенное лицо вполне подошло бы взрослой женщине. Илье такие нравились.
Ему захотелось побыстрее попасть домой.
Единственной проблемой было то, что Кирилл давным‑давно не писал никаких стихов.
— Ты куда сейчас? — одноклассник Кирилла, Максим Слугин, убежавший с последних уроков «за компанию», обнял его за плечи. Наверное, это был самый странный из друзей Кирилла — крепкий, абсолютно прямолинейный паренек, непонятно как и зачем переходящий из класса в класс. Из поэтов он знал только Пушкина и Корсакова, причем в правильности своих знаний был уверен ровно наполовину. При этом он сохранял трепетное уважение к чужому таланту — возникшее с первого класса, когда Кирилл за один день наградил всех ребят стихотворными дразнилками.
Из поэтов он знал только Пушкина и Корсакова, причем в правильности своих знаний был уверен ровно наполовину. При этом он сохранял трепетное уважение к чужому таланту — возникшее с первого класса, когда Кирилл за один день наградил всех ребят стихотворными дразнилками.
— Домой.
— Стихи писать?
Самым простым выходом было кивнуть, что Кирилл и сделал.
— Угу, — удовлетворенно буркнул Максим, доставая сигареты. Ловко закурил, не замедляя шага и демонстрируя хороший опыт в этом занятии. — Давай пива попьем?
— У меня денег нет, — соврал Кирилл.
— А я угощаю.
— Холодно, горло заболит.
Максим пожал плечами. Проблем с ангинами у него никогда не было, и он на всякий случай уточнил:
— «Медведя» возьмем, он крепкий, простуду как водка лечит…
— Да не хочу я, отвяжись!
— Как знаешь, — не обижаясь, сказал Максим. — Ну, давай, пиши. Потом прочитаешь.
Последняя просьба была традиционной и совершенно необязательной к выполнению. Слугин довольствовался дружбой с поэтом, сами стихи его не слишком волновали. У ближайшего ларька он отстал, придирчиво разглядывая шеренгу пивных банок.
Кирилл свернул на первом же повороте, чтобы добродушный словно теленок и липкий как скотч Максим не передумал, и не бросился догонять его с банкой в руке. Потеряв Кирилла из виду, он через минуту забудет о его существовании, как, впрочем, и сам Корсаков.
На бегу Кирилл наткнулся на какого‑то парня, вяло ругнувшегося вслед, завернул еще раз и остановился на углу, обтекаемый редкими прохожими. Он понял, что безумно хотел остаться в одиночестве. Что‑то было неладно, но он никак не мог понять, что именно.
Он вдруг почувствовал, что задыхается. Ничего конкретного — просто не хватает воздуха. Когда‑то такое было с ним, если упорно не шел уже совсем‑совсем придуманный стих. Ощущение было в чем‑то даже слегка приятным — после у него получались действительно хорошие строчки. Но сейчас о стихах не было и речи. Лишь давящая пелена.
— Мальчик, тебе плохо?
Пожилая женщина, из тех, что регулярно пишут письма в газеты, помогают пьяным на остановках сесть в нужный троллейбус и терроризируют продавцов в супермаркетах, остановилась возле него.
— Ты не болен? Никакой гадости не глотал?
Кириллу сразу стало легче.
— Оставьте меня в покое! — звонко выкрикнул он. — Ничего я не глотал!
Женщина, оскорбленная в лучших чувствах, мгновенно двинулась дальше. Кирилл проводил ее растерянным взглядом.
ЧТО ЭТО СО МНОЙ?
Он медленно пошел, машинально следуя за женщиной. Та, отойдя немного, обернулась, увидела идущего за ней мальчишку и ускорила шаг. Малолетний наркоман — не слишком полезный для здоровья собеседник. Кирилл, опомнившись, остановился.
Еще час назад он собирался побродить по старым улицам центра. Теперь же ему и впрямь захотелось оказаться дома. Закрыться в своей комнате, избавиться от… от чего?
ОТ ДАВЯЩЕГО ВЗГЛЯДА…
Он сам поразился той легкости, с которой далась разгадка. Просто «взгляд в спину»… Кирилл обернулся, подозрительно рассматривая прохожих. Никого, кто бы хоть мимолетно посмотрел на мальчугана с испуганными глазами. Никого… Да и не могло быть — это ощущение, душное ощущение чужого взгляда, преследовало Кирилла с самого утра. И дома, и в школе. Оно лишь нарастало — с каждой минутой, накатывая, словно морская волна на пологий берег.
Кирилл подавил безумное желание разреветься и побежал обратно — к метро, в смутной надежде, что под землей, в рвущейся во все стороны толпе, «взгляд в спину» исчезнет.
Через десять минут он понял, что это была напрасная надежда.