Я испугался. Я попросил его бытьболее
точным. Он сказал, что все, что он знает, так этото,чтоянедолжен
двигаться ни при каких обстоятельствах. Мне не следует входить в дом или в
кусты. Превыше всего, сказал он, я не должен издавать ни единого звука, не
говорить ни единого слова, даже ему. Он сказал, что я могу петь моипесни
мескалито, если я буду слишком испуганным. И затем он добавил, чтояуже
знаю очень много обо всех делах и поэтому меня не нужно предупреждать, как
ребенка, о возможности правильного выполнения всего,чтоговорится.Его
призывы произвели состояние глубокого беспокойства во мне. Ябылуверен,
что он ожидает, что что-то случится. Я попросил его сказать мне, почему он
рекомендует петьпеснимескалитоичто,поегомнению,можетменя
напугать. Он рассмеялся и сказал, что я могу испугаться от одиночества. Он
вошел в дом и закрыл дверь за собой. Я посмотрел на свои часы.Былосемь
часов вечера. Я сидел спокойно в течение долгого времени. Не былоникаких
звуков из комнаты дона Хуана. Все было спокойно. Было ветрено. Яподумал,
не сбегать ли мне к машине, чтобы достать оттуда ветровоестекло,ноне
осмелился этого сделать, нарушив совет дона Хуана. Мне не хотелосьспать,
но я был усталым. Холодный ветер не давал мне возможности отдохнуть.
Четыре часа спустя я услышал,чтодонХуанидетвокругдома.Я
подумал, что он, должно быть, вышел через заднюю дверь, чтобы помочиться в
кусты. Затем он громко крикнул мне:
- Эй, мальчик! Эй, парень, ты мне нужен здесь.
Я чуть не спрыгнул и не побежал к нему. Это был его голос, но неего
тон и не его слова, обычные для него. Дон Хуан никогда не кричал мне: "эй,
парень", поэтому я остался там, где я был, мороз пробежал у меня по спине.
Он вновь начал кричать, используя те же слова или вроде того фразы. Я
слышал, как он идет вдоль стены дома. Он запнулся о кучу дров, как если бы
он не знал, что она там лежит. Затем он подошел к веранде и уселся рядом с
дверью спиной к стене. Он казался более тяжелым, чем обычно. Егодвижения
не были медленными или неуклюжими, но просто более тяжелыми. Он уселсяна
пол, вместо того, чтобы чутко опуститься, как он это делалобычно.Кроме
того,этобылонеегоместо,адонХуанникогданиприкаких
обстоятельствах несиделнинакакомдругомместе.Затемонвновь
заговорил со мной. Он спросил меня, почему я отказался прийти, когда я был
ему нужен. Он говорил громко. Янехотелсмотретьнанего.Онначал
медленно раскачиватьсяслегкаизсторонывсторону.Яизменилсвое
положение, приняв боевую форму, которой он научилменя,иповернулсяк
нему лицом. Мои мускулы были напряжены и странно застыли. Я незнал,что
заставило меня принять боевую форму, но может быть, это было потому, что я
считал,чтодонХуанстараетсясознательнонапугатьменя,создавая
впечатление, что лицо, которое я вижу, в действительности, не является им.
Я чувствовал, что он был очень тщателен в том,чтобыделатьнепривычное
для того, чтобы поселить сомнения мне в мысли.
Я чувствовал, что он был очень тщателен в том,чтобыделатьнепривычное
для того, чтобы поселить сомнения мне в мысли. Я боялся, но все жеяеще
чувствовал, что я выше всего этого, потому что, фактически, могувсеэто
видеть целиком и анализировать всю последовательность. В этотмоментдон
Хуан поднялся. Его движения были совершенно незнакомы.Онпротянулсвои
руки перед собой и толкнул себя вверх,поднявспинувпервуюочередь.
Затем он схватился за дверь и распрямился, подняв верхнюючастьтела.Я
поразился тому, как глубоко знакомымибылимнеегодвижения.Икакое
ужасное чувство он создал, позволив мневидетьдонаХуана,которыйне
движется, как дон Хуан. Он сделал пару шагов по направлению ко мне. Нижняя
часть егоспиныподдерживаласьегоруками,какеслибыонпытался
распрямиться, или как если бы у него болела спина. он отдувался ипыхтел.
Его нос, казалось, был заложен. Он сказал, что он собирается взять меняс
собой и велел мне подниматься и следовать заним.Онпошелвзападном
направлении от дома. Я изменил свое положение, чтобы быть лицом к нему. Он
повернулся ко мне. Я не тронулся со своего места. Я был прикованкнему.
Он заревел:
- Эй, парень, я сказал тебе,чтобытышелзамной.Еслитыне
пойдешь, я потащу тебя.
Он пошелкомне.Яначалбитьсвоеколеноиляжкуибыстро
пританцовывать.
Он подошел к краю веранды прямо передо мной и почти касалсяменя.В
отчаянии я подготовил свое тело, чтобы принять швыряющее положение, ноон
изменил направление и двинулся против меня, к кустамслеваотменя.На
одну секунду, когда он уходил прочь, онвнезапноповернулся,ноябыл
лицом к нему. Он скрылся из глаз. Я сохранилбоевоеположениенекоторое
время еще, но, поскольку я не видел его больше, яуселся,скрестивноги
вновь, со спиной, опирающейся на скалу. Нотутужядействительнобыл
напуган. Я хотел убежать, однако же, эта мысль пугала меня ещебольше.Я
чувствовал, что я буду полностью в его распоряжении, если он схватитменя
по дороге к машине. Я начал распевать пейотную песню, которую язнал.Но
каким-то образом я чувствовал, что эти песниздесьнеимеютсилы.Они
служили лишь как успокаивающее, и, однако же, они утихомирили меня. Япел
их вновь и вновь.
Примерно в 2.45 ночи я услышал шум внутри дома. Я тотчасжеизменил
свое положение. Дверь распахнулась, и дон Хуанвышелоттуда.Онхватал
воздух ртом и держался за горло. Он склонилсянаколенипередомнойи
застонал. Он попросил меня высокимстонущимголосомподойтикнемуи
помочь ему. Затем он заревел вновь, потребовав, чтобы я подошел к нему. Он
издавал гортанные звуки. Он просил меня подойти и помочь ему,потомучто
что-то душило его. Он на четвереньках полз, пока не оказался чуть ли нев
полутора метрах от меня. Он протянул руки ко мнеисказал:"идисюда".
Затем он поднялся.