Он
уложил ее на заднее сиденье.
Возле магистрата новаямысльпришлачеловекувголову.Крепкое,
старинноездание,фасадомобращенноексеверу,удивительноуцелело.
Уцелели почти все стекла. Уцелели рвущиеся, хлопающие поветруфлагипо
обе стороны парадного подъезда. Тормозя, человек проехалмимоушедшейв
снег важной машины; внутри темнел, запрокинувшись, ледяной манекеншофера
- он так и не дождался пассажира. Обдирающая, как наждак, пургаворвалась
в кабину. Визгливый грохот распорол шипениеизавывание,летящиеклубы
снега озарились пульсирующим оранжевым светом. Приклад колотился оплечо.
Беззвучными призрачными водопадамистеклафасадасрывалисьвпляшущую
мглу, один из флагов вдруг отделился от стены и, напряженный,какпарус,
косо полетел вниз. Короткий красный огоньвыплескивалсяиздула.Глаза
слепли от леденеющих на щеках слез, руки свело судорогой - но от ужасающей
пошлости, претенциозности происходящего его тошнило.
Потом тошнота не прошла - усилилась, начались спазмы, а желудок давно
был пуст, и лишь немного желчи выбросилось в рот. Задыхаясь, человек хотел
выплюнуть желчь на лежащие в снегу пустые автоматы, но тут из носа хлынула
кровь - кровь в нем еще была. Сколько же здесь рентген? У негозвенелов
голове, все качалось.
С женой на руках он спустился в подвал, уложил еенадиван.Накрыл
своим пальто, подоткнул в ногах, чтобы ей было теплее. Прилипший кпальто
снег не таял.
Автомобильный фонарь наполнял подвал бесчеловечным белым светом.
Что-то пробормотав, человек поспешил обратно, наверх. Через несколько
минут вернулся, неся полупустуюбутылкуконьяку.Закрыллюк-крышка
лязгнула, рухнув в пазы, изавываниеветрасразусталодалекимине
важным.
Налил в рюмку.Сгубвспокойномморозномвоздухеслеталпар.
Пригубил, зашелся кашлем, расплескивая ледяной коньяк. Едва переведядух,
отчаянновыпил,налилснова,рюмкаколотиласьвегоруке,тускло
отблескивающие капли слетали с кромки стекла. Снова выпил, спеша, нозубы
у него все равно стучали. Оторвал рюмку от губ,иона,лишившисьопоры
губ, заплясала в пальцах и выпрыгнула из них, сверкнула в сторону, в тень.
Сел на край дивана, сбросил пальто на пол-разлетелисьрыхлыеполоски
снега, - ковыляющими пальцами раздергал красивуютесьмууворота,стал
сдирать блузку, надетую, как он любил, на голое тело.Тонкаяотвердевшая
ткань отделялась вместе с кожей, ошпаренной разливом супа. Едванепадая
от поспешности, бросился к аптечке, щедро смазал бурые проплешины мазью от
ожогов. Потом выплеснул на ладонь немного коньяку и принялся растиратьне
захваченную ожогом кожу.Хриплодыша,пристанываяприкаждомвздохе,
человек работал исступленно, точно боялся опоздать. Через некоторое время,
вдруг спохватившись, поднес горлышко к еегубам,попытался,невнятнои
ласково воркуя, разжать ей челюсти и дать выпить глоток. Несумел.Снова
плеснул на ладонь.Вдругзамер,ошеломленныйдогадкой,-задергалось
иссеченное пургой лицо.
Несумел.Снова
плеснул на ладонь.Вдругзамер,ошеломленныйдогадкой,-задергалось
иссеченное пургой лицо.
- Она неумерла!!-закричалонисудвоеннойсилойпринялся
растирать жесткое, как настывший камень, тело - кожа лохмотьямиползлас
его ладони, по животу и груди жены потянулись первые, легкие полосы крови.
- Глупенькая, а ты что подумала? Дуешься на меня - асаманепоняла!Я
снотворного ей дал, снотворного! Она проснется утром и позовет тебя опять,
и что я ей скажу? Она тебя ждет, зовет все время, только "мама" и говорит!
- разогнулся на миг, поднял глаза на кроватку и увидел сидящегонастуле
мужчину в грязной, не по погоде легкой хламиде до пят. Окаменел.Гость-
смуглый, бородатый и благоуханный - безмолвносмотрелнанего,исвет
фонаря яркой искрой отражался в его больших печальных глазах.
Человек медленно поднялся.
- Ну вот... - хрипло произнес он.
Гость молчал. Это длилось долго.
- Думаешь, я сошел с ума?
Гость молчал, его коричневые глаза не мигали.
- Хочешь коньяку?
Гость молчал. Выл ветер наверху. Бутылка с глухимстукомвывалилась
на пол и откатилась в сторону,разматываязасобойпрерывистуютонкую
струйку.
- Опять пришел полюбоваться, какие мы плохие?
Гость молчал.
- А сам-то! Мы оглянуться не успели, а у тебя уже кончилось молоко! И
ничего лучше меня не придумал ты! Раскрыл, называется, почку...Богесть
любовь! - фиглярски выкрикнул он. - Прихлопнул!!
Гость молчал.
- А я отогрею их, вот увидишь, - тихо сказал человек.
По щекамгостяпотекликрупныедетскиеслезы.Несколькосекунд
человек смотрел недоуменно, потом понял.
- Э-э, - сказал он и, безнадежно шевельнув рукой, снова опустилсяна
диван. Гость упал перед ним на колени. Схватил его руку, прильнул горячим,
мокрым от слез лицом. Плечи его вздрагивали.
- Не бери в голову, - с трудом выговорил человек и вдруг улыбнулся. -
Все пустяки. - Положил другую руку на голову гостя и принялся гладитьего
мягкие ароматные волосы. На вьющихся черных прядяхоставаласьсукровица,
тянулась отблескивающими жидкими паутинками. - Гли-гли-гли.Страшныйсон
приснился? Поверь, все пустяки... Не получилось раз, не получилосьдва-
когда-нибудь получится. Ты только не отчаивайся.
-Ятожедумал,отогрею,-жалобнопролепеталгостьпрямов
притиснутую кеголицуладонь.Худыеплечиподхламидойзатряслись
сильнее.
Бок о бок хозяин и гость вышли из дома, и груда пургиобвалиласьна
них. Параллельно земле мчалсянеистовый,всеобъемлющийпоток,волшебно
подсвеченный изнутри фарами машины, затерянной в его глубинах.
- Спички-то хоть найдутся? - спросил человек. Горячая рука вложилав
его пальцы коробок. Человек криво усмехнулся: - Этого добра у тебявсегда
для нас хватало.