Робин как раз сидел в гостиной, откинувшись на спинку любимого кресла, заложив руки за голову и устроив ноги в одних носках на краю стола – с приятней отдыхал, толком ни о чем не думая.
На столе перед ним лежала записка, которую сегодня бросили в почтовый ящик. Записка была на его имя, вот такая:
После переезда в Хэмпден нас то и дело оскорбляли. Мы официально поженились в Нидерландах. Мы живем своей жизнью и никого не трогаем. На нас напал сосед‑бандит и этот молокосос, который величает себя Стармэном. Их обоих следует арестовать. Как знать, чем все это кончится? Мы также обвиняем вас в том, что вы гомофоб. Вы плохо влияете на деревню. Мы теперь ненавидим эту деревню. В Оксфорде гораздо лучше.
Эрик Хорбридж и Тедди Кэйрд
Отец Робин, прочитав записку, только вздохнул. Показал ее жене Соне. Он ничего не имел против геев, хотя сама идея, что двое мужчин могут вступить в брак друг с другом, представлялась ему абсурдной. Он понимал, что ночью им порядком досталось, когда они ввязались в пьяную драку с подростками. И теперь уже ничего не изменить.
В его комнатке украшениями служили гравюра Хокусая «Волна»
Он говорил ровно, хотя не без насмешки над собой, как это за ним водилось.
– Вы хотя бы в азартные игры‑то не играете? – спросила она с постной миной.
– Нет‑нет… Ну, если не считать, конечно, азартной игрой, когда ставлю один фунт на скачках, на заезде в два тридцать. Фунт, что придет первой, и еще один – что не придет…
Мэрион неодобрительно заметила, что на некоторые темы шутить неуместно.
– Наоборот, миссис Барнс! Нельзя принимать материальный мир слишком серьезно Кесарю кесарево, конечно, и всякое такое, но отчего бы над кесарем и не пошутить…
– Ах, вот как! Вы тогда, надо полагать, и наше правительство одобряете, которое вот‑вот на каждом углу казино откроет?
Священник прикинулся озабоченным, озирая углы гостиной.
– На каждом? Вы что, хотите сказать, и у нас, в Хэмпден‑Феррерсе?
Она снова фыркнула и заметила, дескать, он прекрасно понял, что именно она хотела сказать.
Робин провел ее в яркую безвкусную кухню. Он сделал чай из пакетиков «Тай‑Фу» и положил на блюдце перед Мэрион печенье.
Та поблагодарила за гостеприимство и печенье тут же проглотила.
Робин отвечал, что его долг – заботиться обо всех, кто живет у него в приходе, а не только о верующих. Если людей подкармливать, заметил он, они, пожалуй, в один прекрасный день уверуют.
– Апостолы без конца только и знали, что ели да пили, Мэрион, в Новом Завете же все сказано… Вино, хлеба да рыбы… Прости меня, Господи, но Евангелие, к счастью, обходит молчанием, чем трапезовали все время до Тайной вечери…
Кажется, Мэрион не понравилось, что он будто все вышучивал.
– Апостолы без конца только и знали, что ели да пили, Мэрион, в Новом Завете же все сказано… Вино, хлеба да рыбы… Прости меня, Господи, но Евангелие, к счастью, обходит молчанием, чем трапезовали все время до Тайной вечери…
Кажется, Мэрион не понравилось, что он будто все вышучивал.
– Как вы можете ожидать от меня, что я поверю в Бога, когда он отобрал у меня моего Арнольда? – огрызнулась она. – Да еще после того, что творили со мной в детстве, когда запирали в этот страшный чулан. Вы вообще задавались таким вопросом, отец Робин?
– Задавался, – согласился он, – и более того: я сам себе отвечал, что Господь всегда дает нам возможность прожить жизнь по‑новому, направляет на новую тропу, нравится нам эта тропа или нет.
– Я уже слишком стара, чтобы меня направить на новую тропу, отец Робин. Да и где ее найти, тропу эту, а? Уж точно не в нашей деревне…
– Но Мэрион, дорогая моя, за нами всегда остается – разве нет? – возможность выбрать счастье, кое близко благочестию, как бы нас ни обижали.
– Но я не в силах простить тем, кто меня мучил. Такова теперь моя натура, – сказала она довольно гордо. – И я слишком стара, слишком убита горем, я ничего не могу изменить…
Священник сидел, положив руки на колени, внимательно наблюдал за нею, и глаза его мерцали сочувственно и снисходительно. Он склонился к Мэрион:
– Но вы же купили себе компьютер, так? Мне, человеку несведущему и невежественному, это кажется шагом на пути к новой жизни, а? Пусть скромный шаг, но все‑таки… Любое путешествие начинается с одного шага правда? Ну и как, справляетесь? Знаете уже, на какие клавиши нажимать?…
Мэрион Барнс просияла. Складки у нее на лбу мигом разгладились, и он увидел в ее измученном лице что‑то от юной женщины, какой она была когда‑то. Компьютер – это совсем другое дело, сообщила она. Ей теперь есть чем заняться. Она гордо заверила его, что справляется, даже освоила недавно электронную почту.
– Ну вот, Мэрион, а вы говорите! Вот вы и выбрали себе новую тропу. Поздравляю.
– Но я же сама справляюсь. Без божьей помощи. Бог ничего не знает про электронную почту.
– Мэрион, цепляйтесь за свое неверие сколько угодно, пока его неудобства доставляют вам удовольствие.
Она отпила еще чаю и сделала попытку улыбнуться. Священник пообещал, что как‑нибудь навестит ее и попросит направить электронное письмо его епископу – хотелось бы надбавки к жалованью.
– С кем это вы сегодня утром разговаривали, отец Робин? Я только выглянула в окно, смотрю – а вы беседуете с каким‑то странным типом.
– Ничего такого странного, его зовут Джон Грейлинг. Он вроде бы снял Розовый дом. Ходил по погосту, разглядывал надгробья. Необычное хобби, что правда то правда.
– Что же вы в такую рань поднялись, отец Робин? Для здоровья‑то вредно.
– Я ранним утром ближе всего к Богу, Мэрион. Прихожане меня не отвлекают, никто не становится между мною и Господом…
– Ах вы…
Она не договорила. И не улыбнулась, хотя он сиял. Может, он всерьез, решила она. Она старалась поверить, что слова его правдивы. А может, и нет. Он вообще шутник, этот отец Робин. И она тут ни при чем.
Она допила чай, аккуратно поставила чашку на блюдце.
– Хороший чай. Спасибо, отец Робин.
Уже у дверей он сказал, что на самом деле она не одинока.
– Бог всегда с вами. Ну, а если нет, заходите в гости ко мне. Можете считать меня его привратником.
Он закрыл за нею дверь и, вернувшись в гостиную, снова уселся в прежнюю позу, не обращая внимания на записку.
Не забыть бы попросить Соню купить в «Хиллз» еще этих печений, они для пищеварения полезны, подумал он.