Кое-как, на ощупь, он запалил лампу и при ее мягком свете горящего фитиля
рассмотрел стоящую у противоположной стены пленницу. Она была уже без своего черного свитера, в одной разорванной майке, и босая. Возможно, это
начальник караула приказал изъять у нее верхнюю одежду и обувь, но, скорее всего, свитер и дорогие кеды просто приглянулись кому-то из стражников.
– Вот, лампу тебе принес, – пробормотал Сергей – не зная, как начать разговор. – А то тут крысы лезут... В темноте.
Девушка в ответ только усмехнулась, не спуская с Сереги цепкого, подозрительного взгляда.
– Трогательно. Последнее желание приговоренного? Я бы не этого попросила.
– Не бойся, – зашептал Сергей, чтобы стражник за дверью, чего доброго, не услышал его. – Я помогу тебе. Договорюсь с судьями... Тебя отпустят.
– И что я буду тебе должна за такую милость? – девушка натянуто улыбнулась. – Перепихнуться с тобой?
– Зачем ты так? Я правда хочу тебе помочь. Мой отец начальник службы безопасности и председатель суда. Сейчас его здесь нет, но он скоро вернется на
станцию, и я попрошу его, чтобы...
Он не договорил: девушка покачала головой и расхохоталась: негромко, горько, до слез на глазах. Страшно.
– Твой отец полковник Касарин? – спросила она; нехорошая улыбка словно примерзла к ее губам.
– Да. Что тут смешного? – насупился Сергей.
– Да то, что он тут же прикажет вздернуть меня, едва ты заикнешься ему обо мне!
– Ты не знаешь моего отца!
Девушка снова широко улыбнулась, обнажив ровные, белые зубы.
– Это ты его не знаешь. Всему метро известно, что полковник Касарин – настоящий зверь. Жестокий, как...
– Мой отец... Не такой! – Сергей вспыхнул, замахнулся на воровку, но поперхнулся своими словами и сдержал руку.
Что бы ни говорила воровка о его отце – если Серега сейчас ударит ее, он уподобится всем тем, кто собирался вздернуть девчонку, не разбираясь даже,
зачем ей понадобились лекарства. Повинуясь внезапному импульсу, он взялся за ее запястья – и расстегнул стягивающий их ремень.
Девушка изумленно уставилась на него:
– Зачем ты это сделал?
– Тебе же... было больно, – пожал плечами Сергей, пряча глаза.
Она смерила его взглядом с ног до головы и покачала головой:
– Вот уж не думала, что у Касарина сын такой слюнтяй.
– Почему... – побагровел Сергей, но девушка не дала ему договорить.
– Потому что это глупо! Твой отец не стал бы церемониться с воровкой. Он прикончил бы меня прямо на месте без всяких разговоров. И это правильно!
Так и должен поступать мужчина. Можешь убить врага – убей! И нечего распускать сопли!
Сергей опешил:
– Я... не могу. Жалко же...
Девушка с вызовом вскинула голову:
– Жалость – удел слабаков и слюнтяев! Зачем меня жалеть? Зачем позволять мне жить? Чтобы я состарилась, превратилась в больную, никому не нужную
старуху и клянчила милостыню, пока не сдохну в какой-нибудь сточной канаве? Нет, спасибо. Такого будущего мне не надо! Уж лучше быстро умереть
молодой и здоровой, чем гнить от болезней и околеть старой каргой!
Сергей изумленно уставился на незнакомку. Не похоже было, чтобы она паясничала или лгала.
– Неужели у тебя нет ничего, ради чего стоило бы жить?
– Можно подумать, у тебя есть! – резко ответила девушка. – Я прекрасно понимала, на что шла, и представляла, что со мной будет, если я попадусь. Так
что валяться в ногах и вымаливать пощаду не стану. Это все равно ничего не изменит.
Она помолчала, словно решала – говорить или нет, а потом выпалила Сергею прямо в лицо:
– И я бы заколола тебя там, в туннеле, без колебаний – если бы только был шанс!
Сергей покачал головой.
– Знаешь... Кажется, будто ты пытаешься убедить меня... И себя... Что заслуживаешь смерти...
Она снова рассмеялась: коротко и зло.
– А ты считаешь, нет?
– Нет, – твердо ответил Сергей. – Ты совершила подлый поступок. Лекарства, которые хранились в нашем сейфе, начала собирать еще моя мать. Она была
врачом, возглавляла нашу медицинскую службу. И, хотя могла этого не делать, часто лично выходила со сталкерами в город на поиски лекарств... Пока
однажды во время одной из таких вылазок их всех не растерзали мутанты. Моя мать могла бросить рюкзак с собранными лекарствами и бежать, но не
сделала этого, потому что думала об оставшихся внизу людях, для которых эти лекарства были последней надеждой. А ты хотела их просто присвоить.
Украсть. Тем не менее, я считаю, что ты должна жить.
– Почему?! – крикнула ему в лицо воровка.
– Потому что ни один человек не заслуживает смерти.
Девушка отвернулся и замолкла. Потом посмотрела на Сергея снова – и улыбнулась, на этот раз грустно и уже без всякой издевки.
– Если ты останешься жив, то скоро переменишь свое мнение, – вздохнула она. – Мне тебя жаль. Твоя мать глупо воспитывала тебя и глупо погибла. Ей
надо было бросать все лишнее и бежать, раз у нее была такая возможность. Ради кого она погибла? Ради кучки жалких людишек, которые даже не подумали
прийти ей на помощь.
– Они не могли, – возразил Сергей. – Да и не успели бы. Нападение произошло на поверхности.
Прежде это не приходило ему в голову, но сейчас он вдруг увидел все случившееся в тот роковой день другими глазами. Никто в Роще не знал, когда
отправившиеся в город сталкеры должны вернуться. Да они и сами этого не знали. Мать сказала «до темноты». Но что это значит: на закате, за час или
за два до захода солнца? Монстры могли напасть на ее группу в любой момент. Значит, когда он уговаривал отца отправиться на поиски матери, и она, и
ушедшие с ней сталкеры, скорее всего, уже были мертвы. И отец это понимал. Он отказался ночью идти на поверхность, потому что знал: поиски в темноте
ничего не дадут, и не хотел подвергать напрасному риску себя и остальных спасателей. Хотя о себе он, скорее всего, не думал. Нет, думал! Ведь он
понимал, что с этого дня они остались вдвоем и что кроме него больше никто не позаботится о его ребенке. Он чувствовал свою ответственность за
судьбу сына, поэтому не пошел ночью в город, а не потому что струсил, побоявшись нарушить станционный устав, запрещающий в темноте вылазки на
поверхность. Сергею стало стыдно. Все эти годы он носил в душе обиду, а ведь отец, если разобраться, поступил тогда единственно правильным образом.
Так ведь? Или он все же должен был, бросив все, подняться наверх и искать мать, пока не найдет ее – живой или мертвой?..
Сергей взглянул в глаза стоящей перед ним девушке: поняла ли она его? Но она ничего не поняла.
– А если бы нападение произошло в туннеле, думаешь, что-то изменилось? – ехидно переспросила воровка. – Черта с два!
Она замолчала, а потом снова заговорила, но уже совсем другим голосом:
– Моя мать умерла, когда меня рожала, и я даже не знаю, как она выглядела. Зато помню, как умирал мой отец. Он умер у меня на глазах, после того как
один мерзавец выстрелил ему в живот. Мой отец был сильным человеком, он умирал долго. Если бы те, кто оставался на станции, помогли ему, его, может,
удалось бы спасти. Они слышали мои крики, но никто из них даже не подумал помочь нам, хотя им и нужно-то было пройти по туннелю каких-то пятьдесят
метров. Я тоже должна была умереть. Когда пятнадцатилетнюю девчонку насилуют четверо амбалов, это нормальный исход.