Они слышали мои крики, но никто из них даже не подумал помочь нам, хотя им и нужно-то было пройти по туннелю каких-то пятьдесят
метров. Я тоже должна была умереть. Когда пятнадцатилетнюю девчонку насилуют четверо амбалов, это нормальный исход. Но я выжила. А когда собрала
последние силы и подползла к отцу, он был уже холодным. Те четверо давно ушли. Они получили, что хотели, и никто из нас им больше не был нужен.
Сейчас они, наверное, уже забыли нескладную девчонку, которую четыре года назад трахнули в темном туннеле. Но я все помню. И единственное, о чем
жалею, так это о том, что не сумела добраться до них, чтобы заставить испытать ту же боль, что перед смертью чувствовал мой отец. Пока не сумела.
Думала, доберусь до них, если пойду в воры... Но...
Что-то перевернулось в душе девушки. У нее на глазах выступили слезы. И она, словно испугавшись этого, стиснула зубы и резко тряхнула головой,
отгоняя их от себя.
– Все! Хватит! Уходи. Я хочу остаться одна.
Но Сергей не послушал ее.
– Ты ищешь убийц своего отца – и для этого связалась с ворами?..
– Какая тебе разница?! – Подскочив к Сергею, девушка сильно толкнула его в грудь обеими руками. – Что ты мне в душу лезешь?! Вали отсюда! Слышишь?!
Вали!
Сергей отлетел к двери и выдохнул. Неужели он прав?
Но это значит, что несчастная девчонка – не только преступница, но и жертва. Как можно казнить ее? Как можно оборвать жизнь, искалеченную людским
равнодушием, бессмысленной жестокостью и чудовищной несправедливостью, которую никто никогда не попытается исправить?
Когда его отец вернется на станцию, он должен это услышать. И он простит девчонку.
Глава 3
Приговор
Разведотряд уверенно продвигался вперед по темному туннелю. Здесь почти не бывало чужих. Челноки-торговцы крайне редко забредали на дальнюю станцию
Союза, а монстры, которые, несмотря на тщательно запечатанные технологические колодцы, иногда непостижимым образом проникали в туннель, немедленно
истреблялись дозорами с обеих сторон.
Правда, несколько обширных радиоактивных пятен не позволяли назвать перегон между Рощей и Маршальской полностью безопасным. Разведотряд только что
благополучно миновал последнюю зону радиационной угрозы, скоро впереди должны были показаться сигнальные огни Маршальской, и бойцы воспряли духом. К
тому же, идущая за ними по пятам бригада электриков не обнаружила повреждений проложенного по туннелю электрического кабеля. Словом, все было
чудесно.
И только одного полковника Касарина одолевали тревожные предчувствия.
Он привык доверять своим предчувствиям. Двадцать с гаком лет жизни в подземелье, проведенные в непрестанных схватках с чудовищами и человеческим
отребьем, научили его предугадывать опасность, чуять ее загривком. И худшие опасения зачастую сбывались.
До Катастрофы он был совсем другим. Касарин до сих пор помнил, как шел по улицам Новосибирска, буквально ощущая на своих плечах новенькие
лейтенантские погоны. В кармане лежало полученное при выпуске из военного училища командировочное предписание с номером части, где ему предстояло
служить. Но молодой лейтенант не думал о своей будущей службе, потому что рядом с ним рука об руку шла самая прекрасная девушка на свете, решившая
связать с ним свою судьбу. Они поженились сразу после его выпуска. Он – новоиспеченный армейский лейтенант и она – ученица последнего курса
Новосибирского медицинского университета. Стоял жаркий летний лень, светило яркое со.
Это был последний день человечества, и до конца света оставалось всего несколько минут.
Они пошли гулять, но жена натерла ногу новыми босоножками, пришлось спуститься в метро, чтобы добраться до дома побыстрее.
На конечной станции,
которая в прежнем мире называлась куда красивее: «Березовая роща», женский голос, как положено, объявил из динамиков, что поезд дальше не идет, и
попросил освободить вагоны. Вместе с остальными пассажирами Касарины вышли на платформу, где уже бурлила разноголосая толпа, осаждающая дежурного по
станции.
Поезда больше никуда не шли – никогда. И вернуться домой ни Касариным, ни кому другому дежурный не позволил. Их дома больше не существовало.
Люди, придавленные невероятным известием о начавшейся ядерной войне, сначала притихли – но на третий день, когда подошли к концу скудные запасы
питьевой воды и запасенного на станции продовольствия, грянул бунт. Обезумевшая от страха перед неизвестностью толпа растерзала пожилого дежурного и
двух постовых милиционеров, пытавшихся подавить начавшиеся беспорядки. Всего в тот день погибло восемнадцать человек. А могло погибнуть гораздо
больше, если бы лейтенант Касарин с группой добровольцев не сумел восстановить порядок. Потом были схватки с мародерами и расплодившимися, как грибы
после дождя, шайками бандитов, пытавшимися установить в метро свои порядки. В этих боях, порой отчаянно жестоких и кровавых, Касарин и завоевал
уважение окружающих. Через год его выбрали в избранный Совет независимой станции Роща и он принял от Коменданта капитанское звание. Еще через год
возглавил службу безопасности и вырезал из консервной банки жестяные майорские звездочки. Звания в метро присваивались куда быстрее, чем на
поверхности раньше, – но и жизнь тут была куда короче.
Тогда же у них родился сын. Роды проходили тяжело, жена чудом выжила. Больше она не могла иметь детей и сама объявила об этом мужу. Касарин ее за
это не корил, не расстраивался: нет, так нет – слишком сильно он боялся потерять ее при следующих родах. В его силах было устроить супругу на
безопасную работу и добиться для нее щадящего режима, но она наотрез отказалась оставить медицинскую службу и, несмотря на все его протесты, просьбы
и запреты, продолжала свои вылазки на поверхность ради поиска лекарств и других медикаментов. Они крепко ругались из-за этого, однако все, чего он
сумел добиться от нее, это обещания быть осторожной.
Но какая может быть осторожность в кишащем чудовищами мертвом городе? Касарин боялся, что когда-нибудь она не вернется из своей очередной вылазки. И
однажды это случилось.
Сейчас Касарин испытывал схожие ощущения, что и в тот роковой день, когда его жена отправилась в свою последнюю экспедицию. На этот раз тревога была
связана с сыном, оставшимся в Роще, и с давно ставшей ему родной станцией. Причем угроза исходила именно со стороны Маршальской, к которой с каждым
шагом приближался его отряд. И чем ближе становилась конечная цель пути, тем сильнее Касарину хотелось развернуть отряд и немедленно возвращаться в
Рощу. Но логика и служебный долг требовали определить источник угрозы, поэтому Касарин продолжал шагать вперед. Так или иначе, через сто–двести
метров все выяснится...
Но и через сто, и через двести метров разведчиков окружала все та же темнота, разрезаемая лишь лучами фонарей идущего впереди дозора. Наконец и
дозорным стало тревожно. Их шаги замедлились, а еще через пару десятков метров дозор и вовсе остановился.
– Командир, а где станция-то? – растерянно спросил один из них.
По расчетам Касарина, они давно уже должны были выйти к Маршальской. Приказав отряду остановиться, полковник подошел к дозорным и включил
собственный ручной фонарь с тяжелой аккумуляторной батареей и мощным световым лучом. Конус яркого света вытянулся вперед и уперся в густую вязкую
темноту.