– А он, он чем‑то со мной связан, – сказал: Юрий Васильевич. – Вооружен… А впрочем, все это чепуха…
– Чем черт не шутит, – сказал Козлов, – попробуйте описать подробнее, где именно находится этот человек. Попробуйте, Юрий Васильевич.
Козлов раскрыл блокнот и сжал карандаш в руке так, что побелели пальцы.
– Он сейчас на палубе… Ага, это подводная лодка. Это, знаете где? – я, кажется, могу показать на карте.
Два дня спустя в Москве сотрудник военно‑научной экспертизы вошел в знакомый уже нам кабинет и попросил позволения воспользоваться графином с водой, стоящим на отдельном столе. Он достал из портфеля прямоугольную ванночку из органического стекла и напил в нее воды. Стараясь не расплескать, он поставил ванночку на письменный стол и погрузил в воду белый прямоугольник накрахмаленной ткани. Через секунду, когда ткань намокла, на ней ясно проступили очертания лица. Это было то же лицо, что возникло на фоне горящих самолетов, только на этот раз улыбающееся и довольное. Раны на лбу не было.
– Вот все данные, – сказал сотрудник военно‑научной экспертизы и протянул запечатанный конверт. – Распишитесь в получении. Можно прямо на конверте.
Руководитель группы вскрыл конверт и пробежал глазами содержание листа. В нем заключалось следующее:
«Кусок ткани, изъятый из подкладки пиджака, принадлежавшего нарушителю границы в районе Приморска. Личность нарушителя неидентифицирована. Убит во время перестрелки. Легководолазный костюм и остальное снаряжение обращают на себя внимание высоким качеством изготовления и продуманностью деталей. Фирменных знаков и клейм не обнаружено». На обороте была приписка рукой Козлова: «Нарушитель высадился в квадрате, указанном Д».
Белый прямоугольник медленно вытащили из воды. Изображение на ткани стало бледнеть и вскоре бесследно исчезло.
Но вернемся вновь в прошлое. Ведь Юрий Васильевич должен был присутствовать на лекции первокурсников и помогать при физических демонстрациях…
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– А теперь, товарищи будущие медики, – сказал заведующий кафедрой физики, обращаясь к аудитории в белых халатах, – наш ассистент докажет вам, что механическая работа способна перейти в тепло. Прошу вас, Юрий Васильевич.
Юрий Васильевич вышел из‑за доски и взялся за молоток. Под озорные выкрики аудитории он нанес кусочку свинца два десятка сильных ударов и положил сплющенный кусочек металла на донышко перевернутой колбы, соединенной с U‑образным манометром. Подкрашенная перекисью марганца жидкость тотчас же сместилась, показав тем самым увеличение давления в колбе. Софрон Григорьевич окинул аудиторию торжествующим взглядом. Лицо Юрия Васильевича тоже приняло выражение сосредоточенное и серьезное.
– Встать! – раздался вдруг голос старосты курса, здоровенного парня в клешах, выглядывавших из‑под халата. Юрий Васильевич уже знал, что Фомин служил боцманом на Тихом океане и был намечен в старосты курса еще до сдачи всех экзаменов. – Эй, на полубаке! – продолжал громогласно Фомин. – Кому сказано?
В аудиторию вошел декан, правой рукой сделав знак, чтобы садились, а левой, ладонью вверх, к Софрону Григорьевичу – извинительно.
Вымуштрованный Фоминым курс продолжал стоять.
– Первый курс Рубежанского медицинского института в полном составе присутствует на лекции по физике! – отрапортовал староста. – Больных нет. Отсутствует один Селезнев.
– У меня несколько объявлемий, – сказал декан Софрону Григорьевичу. И – строго Фомину: – Так что же с Селезневым?
– Сачкует, товарищ декан. Говорит, ему сперэа жениться нужно, в потом уж учиться.
Говорит, ему сперэа жениться нужно, в потом уж учиться.
В аудитории засмеялись.
– А тебе дело? – выкрикнул кто‑то из заднего ряда. – Унтер Пришибеев.
– Я те покажу унтера! – прорычал Фомин вполголоса. – А ну, выдь, выйди говорю!
– Фомин, Фомин, успокойтесь, – сказал декан, поднявшись на помост. – Вы не на крейсере, здесь совсем другой том нужен, – и вдруг закричал сам каким‑то чужим голосом: – Почему без шапочек! Сколько я буду напоминать! Куда смотрит староста курса? Безобразие!
Аудитория завозилась, и на головах студентов сразу же оказались беленькие шапочки. Фомин восторженно глядел на декана. Сейчас он был снова в родной стихии.
– Девушка из Новинска, встаньте, – нараспев сказал декан.
Поднялись в разных концах аудитории две девушки.
– Вы сядьте, – сказал одной из них декан. – Вы в Новинске школу окончили, но родились в Барнауле. А вот с этом товарищем у меня будет серьезнейший разговор… Девушка из Новинска, ваша фамилия Лапина?
– Да, Лапина, – едва слышно сказала девушка.
– Лапина, где ваш череп?
Лапина опустила голову.
– Разрешите, товарищ декан. – прервал молчание Фомин, – Ом у ней на голове, череп.
Юрий Васильевич не выдержал и громко хмыкнул, за ним расхохоталась вся аудитория. А когда смех прекратился, Лапина тихо сказала:
– У меня… у меня череп украли…
Теперь уже засмеялся и декан. А девушка навзрыд расплакалась.
Фомин одним прыжком бросился к ней. Уголком шапочки смахнул с девичьей щеки слезинку и, обернувшись к аудитории:
– Говори, кто?
В наступившей тишине яростно застучал звонок.
Дверь тотчас же отворилась. В палату вошел доктор Пасхин. И это как бы подтвердило, что все остальное только привиделось Афанасию в каком‑то сне. Но доктор Пасхин был совершенно сед, а тогда – нет, тогда он не был седым.
– Лежи, лежи, – сказал Пасхин и, повернувшись на пороге, сказал кому‑то за дверью: – Заходите, товарищи.
Первым за Пасхиным вошел Сергей Иванович, директор института. За ним сразу же вошли еще человек семь. Шествие замыкал Федор Никанорович Чернышев.
– Здравствуйте, – сказал Афанасий Петрович и попытался привстать.
– Ну, ну, без глупостей, – сказал Сергей Иванович.
Пасхин присел на табуретку возле Афанасия и взял его руку.
– Семьдесят два, – сказал он через некоторое время, пряча в жилетный карман часы, и столпившиеся у кровати врачи переглянулись.
– Что со мной? – спросил Афанасий. – Почему я здесь?
Директор наклонил голову.
– Почему вы не отвечаете? Мне даже показалось, что это все мне снится. В этой самой палате я уже лежал и вдруг опять. Постойте, я вспомнил… Да, да, я все вспомнил… Я вошел к себе на кафедру. И меня что‑то сильно ударило. Не пойму даже что… Вот сюда.
Афанасий Петрович медленно поднял руку и показал куда‑то за голову.
– Вот сюда.
– Правильно, правильно, кровоподтек есть, – сказал Пасхин,
– И это все, что вы помните? – быстро спросил Федор Никанорович, выглянув на мгновение из‑за чьего‑то плеча.