- Мне очень жаль, сэр, - быстро откликнулся рободворецкий.
- Тебе жаль? - Фирмен с любопытством взглянул на механизм. - Почему?
- Я, естественно, заинтересован в вашем благополучии, сэр, - заявил рободворецкий. - Так же как и Спид, в меру своего понимания. Письмо от миссис Фирмен способствовало бы подъему вашего морального состояния. Нам жаль, что оно не пришло.
Спид тихо гавкнул и склонил морду набок. Сочувствие машины, жалость животного, подумал Фирмен. И все-таки он был благодарен обоим.
- Я ее ни в чем не виню, - сказал он. - Нельзя было полагать, что она станет терпеть меня вечно. - Он выждал, надеясь, что робот посулит ему возвращение жены и скорое выздоровление. Однако рободворецкий молча стоял возле Спида, который тем временем успел снова заснуть.
Фирмен еще раз просмотрел корреспонденцию. Там было несколько счетов, какое-то объявление и маленький негнущийся конверт. На нем значился обратный адрес Академии, поэтому Фирмен торопливо вскрыл его.
Внутри конверта была открытка с надписью:
«Дорогой мистер Фирмен, Ваше прошение о приеме рассмотрено и удовлетворено. Мы будем рады принять Вас в любое время. С благодарностью, дирекция».
Фирмен покосился на открытку. У него в мыслях не было добиваться приема в Академию. Ни к чему в мире душа у него не лежала меньше.
- Это жена придумала? - спросил он.
- Не знаю, сэр, - отозвался рободворецкий. Фирмен повертел в руках открытку. Он, конечно, всегда имел смутное представление о том, что существует Академия. О ней невозможно было не знать, так как она оказывала влияние на все сферы жизни. На самом же деле об этом важнейшем учреждении он знал очень мало - на редкость мало.
- Что такое Академия? - спросил он.
- Большое и приземистое серое здание, - ответил рободворецкий. - Расположено в юго-западной части города. До него можно добраться самыми различными видами общественного транспорта.
- Но что она собой представляет?
- Государственная лечебница, - пояснил рободворецкий, - доступная каждому, кто изъявит желание письменно или устно. Более того, Академия существует как место добровольного пребывания всех людей, у которых показания измерителя превышают десять, - на выбор, взамен хирургического изменения личности.
Фирмен в изнеможении вздохнул.
- Все это мне известно. Но какова ее система? Что там за лечение?
- Не знаю, сэр, - сказал рободворецкий.
- Какой процент выздоравливающих?
- Сто процентов, - без запинки ответил рободворецкий.
Фирмен припомнил нечто, показавшееся ему странным.
- Постой-ка, - сказал он. - Из Академии никто не возвращается. Так ведь?
- Нет никаких сведений о лицах, которые вышли бы из Академии, после того как очутились в ее стенах, - ответил рободворецкий.
- Почему?
- Не знаю, сэр.
Фирмен смял открытку и бросил в пепельницу. Все это было весьма странно. Академия так хорошо известна, все с ней так свыклись, что никому и в голову не приходит расспрашивать. В его воображении это место всегда рисовалось каким-то расплывчатым пятном, далеким и нереальным. То было заведение, в которое отправляешься, перевалив за цифру «десять», так как не хочешь подвергаться лоботомии, топэктомии и прочим операциям, ведущим к необратимой утрате личности.
Но, разумеется, стараешься не думать о том, что можешь перевалить за десять, так как самая эта мысль не что иное, как признание своей душевной неуравновешенности, и потому не размышляешь о том, какой выбор тебе предоставят, если это случится.
Впервые в жизни Фирмен пришел к выводу, что ему не нравится вся система. Придется навести кое-какие справки. Почему из Академии никто не выходит? Почему так мало известно о тамошних методах лечения, если они действительно эффективны на сто процентов?
- Пожалуй, пойду на работу, - сказал Фирмен. - Приготовь мне что-нибудь на ужин.
- Слушаю, сэр. Всего хорошего, сэр. Спид вскочил с кушетки и проводил его до двери.
Фирмен опустился на колени и погладил лоснящуюся черную голову.
- Нет, парень, ты оставайся дома. Сегодня не придется зарывать в землю кости.
- Спид никогда не зарывает костей, - вмешался рободворецкий.
- Это верно.
Нынешние собаки, так же как их хозяева, не испытывают неуверенности в завтрашнем дне. Нынче никто не прячет костей.
- Пока.
Он прошмыгнул мимо хозяйской двери и выскочил на улицу.
Фирмен опоздал на работу почти на двадцать минут. Войдя в двери, он позабыл предъявить обследующему механику удостоверение о прохождении испытательного срока. Гигантский стационарный измеритель вменяемости обследовал Фирмена, стрелка скакнула выше семи, зажглись красные сигнальные лампы. Резкий металлический голос из громкоговорителя прогремел: «Сэр! Сэр! Ваше отклонение от нормы вышло за пределы безопасности! Вам следует безотлагательно обратиться к врачу!»
Фирмен быстро выхватил из бумажника испытательное удостоверение. Однако и после этого машина продолжала добрых десять секунд упрямо рявкать на него. Все в холле пялили на него глаза. Мальчишки-рассыльные застыли, довольные, что оказались свидетелями скандала. Бизнесмены и конторские девушки начали перешептываться, а два полисмена из Охраны вменяемости многозначительно переглянулись. Рубашка Фирмена пропиталась потом и прилипла к спине. Он подавил желание броситься вон и подошел к лифту. Лифт был почти полон, и Фирмен не мог заставить себя войти.
Он взбежал по лестнице на второй этаж и вызвал лифт. К тому времени как Фирмен попал в агентство Моргана, ему удалось овладеть собой. Он показал удостоверение измерителю вменяемости, стоящему у самой двери, платком вытер с лица пот и прошел внутрь.
В агентстве все уже знали о происшествии. Это было видно по общему молчанию, по тому, как отворачивались все лица. Фирмен быстрым шагом прошел в свой кабинет, закрыл дверь и повесил шляпу.
Он уселся за письменный стол, все еще слегка взбудораженный, исполненный негодования против измерителя вменяемости. Если бы только можно было расколотить эти проклятые штуки! Вечно суют нос в чужие дела, оглушительно гудят прямо в уши, выводят из равновесия...
Тут Фирмен поспешно оборвал собственную мысль. В измерителях нет ничего плохого. Мысль о них как о сознательных преследователях - одно из проявлений паранойи и, возможно, симптом его, Фирмена, нынешнего патологического состояния. Измерители - это всего лишь орудия человеческой воли. Общество в целом, напомнил он себе, нуждается в защите от личности, точно так же как человеческое тело нуждается в защите от дисфункции любой из его частей.
При самой нежной привязанности к своему желчному пузырю ты без сожаления пожертвуешь им, если он способен причинить вред всему организму.
Фирмен смутно сознавал шаткость подобной аналогии, но решил не думать над этим.