На кладбище
Фрол не сказал ни слова, и Келюс заметил, что дхара все время мучает какая-то
мысль. Он даже спросил Фрола об этом, но тот не ответил.
Лунин докуривал сигарету, а некурящий дхар немного смущенно переступал с ноги на
ногу.
- Один остаешься, Француз, - сказал он наконец. - Только Лидка... - и он
вздохнул.
- Да, - кивнул Келюс, - один...
Накануне позвонил Тургул, сообщив, что они с поручиком Ухтомским покидают
Столицу. Генерал поблагодарил Келюса за помощь и гостеприимство и просил
передать привет от Виктора Ухтомского. По голосу генерала трудно было понять,
доволен ли он своим визитом. Николай пожалел, что не сможет снова встретиться с
Тургулом. Он был бы не прочь закончить тот странный разговор, который они с
генералом вели в поминальный вечер, но теперь не знал, представится ли такая
возможность...
- Я тебе напишу, - пообещал Фрол. - Правда, елы, попозже. Мне ж работу искать
надо! Гуляю, елы, с июля...
- Найдешь, - пообещал Келюс. - Ты же гегемон! Револьвер спрячь подальше, фрейшюц
вятский...
- Да чего я, маленький, - обиделся дхар. - Это ты тут не задирайся, Француз. Ну
ладно, пора...
Фрол внезапно стал очень серьезным, поднял правую руку и медленно произнес: -
Эннах, Николай! Квэр аг-эсх ахусо эйсор аг эрво мвэри! Квэр аг-лах мгхути-цотх!
- И тебе того же, полиглот! - вздохнул Келюс, пожимая широкую руку Фрола.
- Может, переведешь?
- Это наше старое пожелание: "Будь счастлив! Да будет с тобой Великий Свет и
Высокое Небо! Да минует тебя тьма!" Ну, Француз, будь!
Он взял свою сумку и, повернувшись, не спеша пошел к вагону, но внезапно
остановился, постоял секунду-другую и резко повернулся. Келюс, вдруг
почувствовав тревогу, поспешил подойти.
- Француз... Николай... - нерешительно начал Фрол. - Вот, елы, не знаю, как и
сказать...
- Что-нибудь случилось? - осторожно спросил Келюс, уже понимая, что Фрол
волнуется не зря.
- Я еще на похоронах почувствовал. Я ведь на расстоянии чую... Я тебе еще тогда
сказать пытался, да как раз Ухтомский помешал... А сегодня, как мы на кладбище
были...
Поезд засвистел и задергался, но Фрол не обратил на это ни малейшего внимания.
- В общем, Француз. Не знаю, елы, почему, но в гробу Михаила не было. Как? -
Келюс мог ожидать всякого, но не такого. По крайней мере, все это время утешала
мысль, что барон все-таки упокоился в родной земле. - Не было, - мотнул головой
дхар, - там вообще никого не было...
Землей набили, что ли... Знаешь, как в Афгане бывало... Я и сам, елы, поверить
не мог, но сегодня, когда на кладбище были...
Тут поезд дернулся и начал медленно отходить. Фрол, махнув рукой, схватил сумку
и вскочил на подножку уходящего вагона. Колеса стучали, поезд ускорял ход, а
растерянный и пораженный Келюс стоял на грязном асфальте перрона, не в силах
двинуться с места. Он не хотел верить тому, что сказал Фрол, но в глубине души
понимал: дхар не ошибается. Но что бы это ни означало, теперь все решать
придется самому. Фрол уехал, и Лунин оставался один в гигантском городе. Ему
внезапно стало совсем плохо, к горлу подкатил ком, и все окружающее стало
казаться чем-то жутким и нереальным.
- Не падай духом, воин Николай, - услыхал он внезапно знакомый голос. Все еще не
веря, Келюс резко обернулся. Варфоломей Кириллович стоял рядом и смотрел вслед
уходящему поезду.
- Здравствуйте, Варфоломей Кириллович! - вздохнул Келюс, которого появление
старика отчего-то совсем не удивило. - Жаль, что вы опоздали. Фрол так хотел вас
увидеть...
- Я не опоздал, воин Николай, - Варфоломей Кириллович все еще глядел вдаль, где
за красными семафорами исчезал поезд, увозящий дхара в его Вятку.
- С воином
Фроатом мы еще увидимся. Ему сейчас домой ехать, к батюшке и матушке. А тебе,
воин Николай, здесь оставаться.
- Да, - кивнул Келюс. - Мик умотал куда-то, теперь Фрол... Да вы, наверное, как
всегда, все знаете.
- Знаю...
- Жалею, что скантр отдал, - вздохнул Лунин. - Разобраться бы с ним!
Да что было делать? Они же... А если его отдавать было нельзя? Даже если бы всех
нас из автоматов покрошили? Что же теперь делать?
- Тебе решать, воин. Многое еще тебе решать должно. И за себя, и за других.
Хорошо ли сие, худо, да так, видать, судилось.
Они помолчали. Келюс с детства не любил принимать решения, даже в самых мелких
вопросах. Но теперь понял, что Варфоломей Кириллович прав.
- Да какой из меня командир, - сказал он наконец, - Фрол бы в сто раз лучше меня
командовал!
- Воину Фроату предстоит сие. Помолись о нем. И о себе помолись, воин. Хрупок
человек, как сосуд стеклянный в руце Божьей. Однажды защитила она тебя. Но будет
и другой раз.
- Да кому я, бином, нужен!
Ответа не было. Николай оглянулся: Варфоломей Кириллович исчез. Перрон был пуст,
только холодный осенний ветер шевелил каким-то чудом попавший сюда кленовый
лист.
3. ОЛЬГА
В небесах царила Черная Обезьяна, деревья в столичных парках покрыла молодая
листва, над городом уже прогремели первые грозы. Стоял май года от Рождества
Христова 1992-го...
Эти шесть месяцев прошли для Келюса почти незаметно. Порой он даже начинал
сомневаться в реальности того, что случилось с ним за несколько недель после
страшной ночи у баррикад Белого Дома. Жизнь постепенно входила в колею, и
прошлое редко напоминало о себе.
Через несколько дней после отъезда Фрола Николаю позвонили из одного крупного
издательства, и уже на следующий день Келюс работал в отделе исторической
литературы на третьем этаже большого здания недалеко от метро "Новослободская".
Работа не особо нравилась, но выбирать не приходилось, и Лунин постепенно
втянулся, вычитывая толстые рукописи о делах давно ушедших в вечность вождей и
героев. Келюс по-прежнему жил один, и зарплаты вполне хватало даже в эти трудные
месяцы. Его, похоже, оставили в покое. Ни разу Николай не чувствовал за собой
слежки, никто не звонил по телефону, и даже следствие по поводу гибели Корфа
прекратилось как-то само собой. Во всяком случае, вызовы к следователю
прекратились, несмотря на то что дело было явно не кончено.
Лишь один раз прошлое напомнило о себе. В январе, когда город был бел от первых
метелей, Келюса пригласили в Белый Дом и вручили орден. Получить орден было
приятно, но Лунина удивило то, что орден ему вручили в канцелярии под расписку
и, естественно, без всякой торжественности. Торжественное вручение состоялось
через неделю, но на этой церемонии, которую возглавил сам Президент и освещал
целый табун журналистов, Келюса, естественно, не пригласили. Зато туда попал
Фрол. Он был вызван в Столицу, получил из рук Президента награду и заодно попал
на первые страницы центральных газет: из всех награждаемых фоторепортер выбрал
для снимка отчего-то именно его.
Фрол находился в Столице всего два дня. Он был весел, казалось выкинув из головы
все, что случилось с ним и с Келюсом. Все это время он работал в строительном
кооперативе, обзавелся курткой "Аляска" и смотрел на жизнь достаточно
оптимистично. Дхар сразу же поинтересовался вестями от Мика, но Келюс мог
сообщить лишь то, что сам узнал у его родителей: Мик жив, здоров и преуспевает,
однако в Столице появится не скоро. Фрол уехал, и жизнь Лунина потянулась так же
спокойно и монотонно до самой весны.
Все эти месяцы Келюс виделся только с Лидой.