– Потому что на их планете много болот, рек и озер, населенных лягушками. Было бы глупо куда‑то бежать от такого богатства…
– Да!
– Правильно!
– Теперь нам понятен их интерес! – выкрикивали сенаторы с места. Адмирал Пинкван поднял лапу, призывая всех к тишине.
– Это еще не все новости, уважаемые сенаторы. Самым удивительным является то, что сами люди лягушками не питаются…
– Что?!!
– Как?! Почему?! – снова заволновалось собрание. Нормальному дунтосвинту трудно было представить, что можно жить рядом с озерными лягушками и не кушать их.
– У меня вопрос, – поднял руку влиятельный сенатор округа Лубандия. – У меня вопрос, а являются ли эти земляне белковой формой жизни? Может, они какие‑нибудь метаноиды или коксохимисты? Иначе почему они не кушают… э‑э… озерных лягушечек?!
– Отвечу и на этот вопрос, господа сенаторы. Судя по донесениям агентов Имперской разведки, земляне отнюдь не метаноиды. Некоторые из них кушают лягушек. Делают это, во‑первых, змеи‑ужи, во‑вторых, птицы‑цапли и, в‑третьих, человеки‑французы.
– То есть ужи, цапли и французы – наши прямые конкуренты? – уточнил сенатор от Лубандии.
– Так точно, господа сенаторы. Злейшие наши враги. Однако и остальные земляне не сахар – они отнимают у наших лягушечек жизненное пространство, осушая болота и строя плотины.
– Смерть им! Смерть! – закричали сенаторы.
Все повскакивали со своих мест, поднялся шум и гвалт.
– Вот именно, вот именно, господа сенаторы, – с улыбкой произнес Пинкван, пользуясь тем, что может усилить свой голос с помощью микрофона.
Собрание немного успокоилось.
Сенатор от округа Лубандия снова подал голос:
– Каковы будут ваши рекомендации, адмирал? Что мы можем сделать, чтобы как можно скорее завоевать Землю? Вы пришли к каким‑то выводам?
– Выводы, конечно, сложились, – согласился Пинкван. – И выводы вполне определенные. Благодаря деятельности Имперской разведки Земля, а в частности Россия, наполнена нашими агентами. И надо сказать, большинству из них удалось забраться на руководящие посты. Осталось совсем немного. Подвести к Земле самый большой флот Его Императорского Величества во главе с флагманом «Су‑перквак» и заменить всех землян на наших дунтосвинтов или на сочувствующих нам человеков.
– А что, есть и такие? – удивился один из сенаторов.
– Представьте себе, господа сенаторы, такие есть. Президент самой большой и мощной страны сочувствует дун‑тосвинтской программе – об этом свидетельствуют записи бесед с ним наших агентов.
– Удивительно! Предлагаю обеспечить ему и его семье неприкосновенность, а также принять их в дунтосвинты! – восторженно воскликнул сенатор от округа Лубандия. – Надеюсь, он не уж, не цапля и не француз?
– Нет, с этим все в порядке. Он – американец.
– Но послушайте! – подал голос с верхних рядов сенатор Торчкван. – Где же в Квакбурге можно достать клей «Момент»?
– Вы уже всех достали, господин сенатор Торчкван! – рассердился Председатель. – Лучше бы попросили уважаемого докладчика адмирала Пинквана рассказать нам о России. Что это такое, адмирал?
Услышав знакомое слово, Пинкван посерьезнел и задумчиво проговорил:
– Говорить о России можно долго, господа. Но одно могу сказать вам вполне определенно – умом Россию не, понять…
20
«Деревня Горелково», – было написано на указателе белым по синему.
Но одно могу сказать вам вполне определенно – умом Россию не, понять…
– Да мы ненадолго. Только заскочим, спросим у това‑ща Ежова, где этот его товарищ обитает, и сразу назад – в столицу.
Серега чувствовал, что этим все не закончится, однако мысль о половинке чекушки заслонила собой всю его природную осторожность.
Друзья вернулись в машину, и «запорожец», бодро взревев, рванул с места так, будто всю свою запорожскую жизнь мечтал попасть в деревню Горелково, расположенную, между прочим, в радиальной системе координат.
Проскакав по ухабам километра полтора, машина выкатилась на главную улицу Горелкова, которая привела на площадь с домом культуры, памятником вождю пролетариата и магазином с вывеской «Хозяйственный бутик».
– И где здесь может жить товарищ Ежов? – размышлял Сергей, вертя головой. – Нужно у кого‑нибудь спросить.
– А вон, смотри, рефрижератор стоит. Сейчас подъедем и спросим.
Окуркин направил машину к длинной голубоватой фуре, на которой было написано: «Аэрофлот – первые пять минут бесплатно!»
Неожиданно внутренний голос шепнул Окуркину что‑то такое, от чего он, резко повернув руль, загнал «запорожец» в запаршивевший куст сирени, откуда выскочила парочка влюбленных кошек.
– Ты чего, сдурел? – возмутился Тютюнин. ‑Ты бы хоть предупреждал.
– Как тут предупредишь, – развел руками Окуркин. Он и сам не понимал, почему так поступил. – Наверное, я опасность почувствовал, – добавил он. – Давай дальше пешком…
– Ну давай пешком. – Тютюнин пожал плечами и, выбравшись из машины, сразу наступил в дерьмо. – Ой! – воскликнул он.
– Чего такое?
– Да вляпался я…
Окуркин, лучше Сереги понимавший в деревенской жизни, обежал машину кругом и, посмотрев на подошву пострадавшего, с видом знатока произнес:
– Гусиное…
– Что гусиное?
– Как что? Гуси‑гуси, га‑га‑га, есть хотите – да‑да‑да… Вспомнил? Ладно, это пустяк. Двинули дальше – не зря же мы в это Горелково приперлись.
– А по‑моему, зря… – негромко обронил Сергей, следуя за приятелем Лехой.
Перебегая от укрытия к укрытию, словно застигнутые дневным светом крысы, друзья подобрались к фуре и, забравшись под нее, стали прислушиваться к тому, что говорили стоявшие неподалеку люди.
Собственно, разговаривали только двое, а остальные лишь негромко матерились, подавая в приоткрытую створку рефрижератора какие‑то ящики.
– Ну что, сколько я тебе должен?
– Шесть сотен…
– Откуда такие деньги, Лохматый? Всегда было пятьсот…
– Сегодня товар особый – ты посмотри, какие крупные.