– В памятке написано, что мы можем, как общинники, пользоваться услугами по стирке, чистке и починке белья, верхней одежды и обуви. Здесь в прихожей, в этом ящике, полно нейлоновых сеток с номером дома и квартиры. Я положил в одну свои сорочки, в другую – старые шлепанцы. Посмотрим, какой у них сервис… И вы сдайте костюм и рубашку… Если нет смены, я одолжу куртку и брюки, роста мы почти одинакового…
Еще сумерки витали, а группа уже собралась перед домом. Рассказывали друг другу, как спали, и выходило, что все спали превосходно, только госпожа Лундстрем спала скверно – «из‑за щемящей тишины».
Появилась Люся, и все пошли к столовой.
– Ну, а если проливной дождь? – спросила госпожа Лундстрем. – Или метель? Или сильный мороз? Опять топать по дороге? А у меня воскресный день, я хочу полежать в постели. Или прихоть и демократия не совместимы?
– Иная прихоть только и считает себя демократией, – сказала Люся. – Вся беда, господа‑товарищи, что вы судите об общинниках, не живя их жизнью, не чувствуя их чувствами, не думая их думой. Поверьте, у нас несколько иное восприятие жизни. Мы убеждены, что мудрость начинается с умения человека управлять своими желаниями, постоянно выбирая между прихотью и пользой. Это значит, что никто не дает себе послабления, все строго следят, как бы послабление себе не обернулось стеснениями для другого… Мы выработали особый стиль жизни. Вездесущей взвинченности и постоянным беспокойствам противопоставили душевное равновесие, уверенность и глубокую убежденность в правильности своего выбора. Никому из нас не нужно делать карьеру, выслуживаться, мучительно мозговать над проблемами личного быта. Размеренная, насыщенная жизнь гарантирована прочностью нашего коллективизма, посильным, честным трудом и непрерывным развитием потенциала личности. Вот главное ристалище нашего самолюбия – совершенство… Я хорошо помню об иной жизни и все еще несу на себе многие ее пороки. Я чувствую себя уютно только в общине, и, если честно, меня тяготят объяснения с людьми, которые не понимают меня с полуслова… Не сердитесь, я отношусь ко всем вам с полной искренностью, со всем дружелюбием, не подстраиваясь и не подлаживаясь, но мне смешны многие ваши вопросы… Знаете ли вы о том, что такое любовь к сотоварищу, что такое ритм повседневной жизни? Ритм – это предпосылка совершенства, основа здоровья и непрерывности развития… Наш уклад жизни, конечно же, пока не идеален, но он нами принят, устраивает подавляющее большинство, не готовое к более высокому ладу. Да и экономические возможности общины, сами условия ее существования среди иных структур социальной жизни не позволяют сделать новые радикальные шаги… Доказано, что небольшая прогулка перед приемом пищи чрезвычайно благотворна. Мы все привыкли к прогулке и без нее не садимся за стол… Если на улице дождь, мы пользуемся плащами и велосипедами. Если снег, мороз или туман, непременно ходим парами. Если же кто‑либо недомогает, но не хочет оставаться дома, за ним присылают электромобиль. Надо только заблаговременно сообщить о желании… А вообще полежать в постели никому не возбраняется. Существует дюжина способов отсрочить и перенести завтрак, обед или ужин. Но обычно все придерживаются общего распорядка.
– Как я понял, распределение работы, питание, организация досуга регулируются при помощи электронно‑вычислительных машин, – сказал ученый из Владивостока. – Не ущемляет ли вашей свободы эта механическая воля?
– Нет, – ответила Люся. – Не машина нам приказывает, сама машина работает по программам, подготовленным очень душевными, очень щепетильными людьми. Принципы этих программ были приняты всей общиной… Машиной мы пользуемся только оттого, что человек не в состоянии быстро и безошибочно разрешить множество громоздких технических проблем.
Да в этом и нет необходимости. Человеческий мозг нужен для решения нестандартных задач. Если машина говорит мне, что в шестнадцать сорок я могу поиграть в теннис, это значит только то, что в шестнадцать сорок корт будет свободен, и никто не станет, ожидая своей очереди, действовать мне на нервы…
– Использование компьютеров в технических целях – это меня не волнует, – вмешался Фриц, сосед Иосифа, – но вот попытки заменить диалектику живого ума набором технических приемов – это уже тревожит… Я принципиальный противник так называемой «художественной литературы», которую создают ныне с помощью машин. Там все бизнес, моральное мародерство, все заимствовано, все чужое – мысли, ситуации, словарный запас, нет озарения, нет личных переживаний автора, которые бы передавались читателю. «Произведения», создаваемые посредством технологических операций, – чистое мошенничество.
– Но почему мошенничество? – возразила шведка. – И прежде так или иначе в рукописях использовались мысли, запомнившиеся из чужих книг. Где тут принципиальное различие?
– Весьма существенное. Если чужая мысль или образ вошли составной частью в личность художника, это одно. Если же чужие озарения – средства для монтажа таких «произведений», это другое. Это профанация искусства… Я видел книжонки типа «Живые души», «Анти‑Фауст» и так далее. Некий ловкач переписывает знаменитые произведения с помощью машины «наоборот», заменяя героев и сюжетные ходы на противоположные.
– Занятно! – воскликнул коротышка‑американец. – В этом что‑то есть!
– Ничего, кроме нахальства, – возразил Фриц. – Пошлая игра, а в литературе значит только подлинность чувства. Если в словах нет истинного страдания, они мертвы…
После завтрака споры возобновились. Иосиф слушал лишь краем уха. Он не допускал, что его ночной визит к диспетчеру остался вовсе без последствий, но шло время, а ситуацией как будто никто не интересовался.
«Куда девался врач? Отчего мой рассказ не произвел должного впечатления? Не состоит ли диспетчер в сговоре с двойником?..»
– …Я принимаю все, что видел, – напористо говорил коротышка‑американец. – Я не принимаю одного, которое опрокидывает все: я не вижу оппонентов вашей общинной системы. Почему нет возражающих, критикующих, предлагающих нововведения? Нужна решительная революционизация всего дела! Парманентная перестройка, как выразился один из гениальнейших людей вашего первого настоящего парламента!
– Не толкайте нас к крайностям, мы уже хорошо знаем, что за этим стоит, – погрозила пальцем Люся. – История нашей страны пестрит примерами странного «усердия», обращавшего все благие замыслы в свою полную противоположность… Вы напрасно ищете формальную зацепку. Возможностей для критики и инициативы у нас не меньше, чем у вас. Пожалуй, несравненно больше: в общине есть институты, которых не знает остальной мир. «Коллегия мудрецов» у нас занимается еще и детальной проработкой постоянно предлагаемых изменений. Ее задача – дать заключение о всех возможных последствиях новаций. Для автора заключение имеет консультативный характер. Зато позволяет ему наращивать свой политический потенциал, не только продумывать, но и просчитывать экономические, экологические, социальные и духовные последствия своих предложений… Кстати сказать, тщательнейшей и многосторонней экспертизе, способной учесть динамику любого числа переменных, подвергаются все решения общего собрания. Нередки случаи повторного рассмотрения проблем. Цель: не допустить бесполезных или вредных решений. Метод проб и ошибок, которым некогда пользовались, признан преступным невежеством…
– Сколько голосов нужно, чтобы внести вопрос на рассмотрение общего собрания?
– Один.