Видите?.. Завтра, на рассвете, корабль будет захвачен пиратами алжирского эмира Барбароссы. Я уполномочен сообщить, что вы окружены… Человек храбрый, верный долгу, вы постараетесь сражаться, не зная, что половина команды уже вам изменила…
– Не может быть! – вскричал потрясенный капитан. – Барбаросса – жалкий самозванец, негодяй, которого терпит господь только в наказание за наши грехи! Его место на виселице! Если он посмеет напасть на меня даже тремя кораблями, я сумею отбиться!.. Он и его челядь, разбойники из бывших ростовщиков и лавочников, погубили десятки тысяч европейцев. Они топили в море и резали на части самых благородных испанцев, мстя за изгнание гнусного племени обманщиков и фарисеев из пределов нашей земли. Барбаросса собственноручно задушил Салима, законного алжирского эмира. И я ему уступлю? О нет, господа! Вы пришли с негодной миссией, и вам придется оправдать себя по суду за угрозы!
Капитан, видимо, вскочил со своего места и схватился за оружие.
– Остановитесь, безумец! – испугался рыжебородый. – Я не сомневаюсь в вашем личном благородстве. Но вот здесь мой товарищ – он подтвердит каждое мое слово… В славном городе Толедо живет ваша единственная дочь‑вдова с двумя очаровательными внуками. Так вот, если вы сейчас же не дадите слово сдать корабль, к тому же почти не приспособленный к битве, – что значит дюжина солдат и три пушки, которыми вы располагаете? – если решитесь на сумасбродное сражение, донья Тереза и ее крошки будут зарезаны, как каплуны, и ни один ангел не спасет их…
– Негодяй! – взорвался капитан, но следом застонал, как раненый, получивший удар кинжалом.
Сердце у Иосифа забилось, будто он сам в эти минуты выбирал между честью и жизнью близких людей. Не устрашенный черной чумой, старый капитан содрогнулся, подумав о судьбе невинных младенцев.
Иосиф догадывался, что рыжебородый блефует, иначе говоря, беспардонно лжет, запугивает вымышленной опасностью. Но ему было легко так думать, потому что речь шла не о его близких и еще потому, что он не представлял себе реально жизни людей, которых на каждом шагу подкарауливали несправедливость и предательство.
– И все же я буду сражаться, – помолчав, твердо сказал капитан. – Я жил честно и хочу умереть, не замарав чести. И если господу будет угодно отнять у меня дочь и внуков, что ж, я готов принести на алтарь любви к нему и эту великую жертву!
– Никаких жертв не надо, – вкрадчиво сказал рыжебородый. – Мы объявим о вашей болезни и отпустим вас домой без всякого выкупа! Вы столько лет безупречно служили испанской короне и своей чести, что имеете право пожалеть тех немногих, кто непременно погибнет в неравной борьбе с пиратами!.. А чтобы совесть не мучила ваше сердце, мы теперь – до утра – закроем вас в вашей каюте, дав честное слово исполнить все по уговору…
Бедный капитан сломился, когда рыжебородый огласил по бумажке длинный список заговорщиков.
Они быстро закрыли каюту на замок, который предусмотрительно захватили с собой, а затем захлопнули и железные ставни единственного окна.
– Плачет дурачок… А мы положили начало делу, – потирая руки, довольно сказал рыжебородый. – Он перепугался, услыхав о своей дочери. Старик напрочь забыл, что сам же рассказывал о ней венецианскому графу, надутому индюку, которому еще предстоит заплатить нам за себя и свой выводок!.. Ненавижу, всех ненавижу!.. Да, они знатны и богаты, но я умнее и хитрее их, их титулы и денежки должны перекочевать ко мне – это будет высшей справедливостью! Свобода и равенство – наш лозунг!
– Скажи, где ты взял список заговорщиков? – спросил носатый.
– Купил у юнги за горсть медяков!.
.
Негодяи удалились к нижней палубе, где, сложив весла, отдыхали гребцы. Надсмотрщик с коробом обходил ряды, давая каждому по лепешке и куску солонины. Старший гребной команды наливал из ведра по ковшу воды.
Рыжебородый кликнул старшего.
– Эй ты, слушай внимательно, если дорожишь своей шкурой! Корабль окружен пиратами. Здесь, на корабле, повсюду их люди! Капитан сдался, его заперли в каюте…
Не давая опомниться, рыжебородый добавил, что сейчас будет отдан приказ расковать гребцов, и они, конечно же, прежде всего расправятся со старшим команды и надсмотрщиком.
– Если не хочешь повиснуть на рее, тотчас, но тихо, не поднимая шума, возьми двух‑трех человек, в которых уверен, спускайте шлюпку и убирайтесь с корабля. Вот вам на расходы, и поминайте мое благочестие! – Рыжебородый сунул ошеломленному человеку кошелек с деньгами.
– Верных людей нет, я поплыву вдвоем с надсмотрщиком, – заикаясь, промолвил старший гребной команды. – Собачья должность всегда предполагает одинокую конуру.
– Освободи трех‑четырех гребцов, которые помогут со шлюпкой, – подмигнув, сказал рыжебородый. – Да живей‑живей, пока я не передумал!
Четверо наиболее покладистых каторжников были немедленно раскованы. Они и составили затем главную силу заговорщиков, которые до той минуты, кроме наглости и нахальства, вообще никакой реальной силой не располагали.
– Эй вы, живая дохлятина, – рыжебородый пальцем подозвал к себе каторжников. – Бог с моей помощью дарует вам свободу. Поклянитесь же, что не упустите ее, повинуясь моим приказам! Завтра каждый из вас получит за дело свою долю! Жизнь улыбнулась вам, к черту сомненья!
И приказал спускать шлюпку. Вахтенный матрос, видя вопиющее нарушение, подскочил и поднял крик, но рыжебородый велел немедленно связать его и бросить за борт, что и было исполнено. Другие матросы, увидев жуткую смерть своего товарища и узнав от рыжебородого, что капитан уже сдал пиратам корабль, растерянно и недоуменно созерцали происходящее.
– Не вмешивайтесь, все вы получите свободу и свою долю серебра, достаточную, чтобы провести остаток жизни без всякой заботы!..
Шлюпка была спущена, старший и надсмотрщик перебрались в нее.
– Эй, – приглушенно закричал старший рыжебородому уже из шлюпки. – Передайте бочонок пресной воды! И кошелек, черт возьми, где кошелек, который вы мне дали? Он исчез из моего кармана!
– Отваливай поскорее, сукин сын! – перегнувшись через борт, зарычал рыжебородый. – Еще минута, и тебе придется разделить участь вахтенного!
Испуганные люди взялись за весла. Над морем уже витала вечерняя заря.
Рыжебородый приказал освободить еще несколько гребцов и тут же приобрел их доверие, «разрешив» воспользоваться припасами корабельной кухни. Заартачившийся кок получил удар ножом в живот и скончался на месте.
– Двух человек приставить к каюте капитана! – уверенно гремел уже рыжебородый. – Остальные за мной! Разоружим офицерскую сволочь, главных врагов нашей общей свободы!..
Перепуганный не на шутку, Иосиф понесся к своему патрону.
На настойчивый стук дверь каюты открыл слуга графа, человек ленивый и мрачный.
– Чего тебе?
– Пропусти к хозяину!
– Хозяин помолился и уже лег почивать. Приходи завтра!
– Мне надо немедля!..
– Кто там вопит? – раздался из каюты ворчливый голос графа. – Это ты, что ли? Приплелся, чтобы морочить мне голову подцепленными где‑то историями?
– Хозяин, на корабле бунт! Если не принять меры, к утру все мы станем пленниками пиратов!..
Иосиф был допущен к койке – настолько короткой, что граф вынужден был поджимать ноги.