По Сети расползался новый вирус, вызывающий слепоту оператора.
Производители антивирусных программ спешно разрабатывали защиту против него и считали будущие прибыли.
Отвлек Семена от новостей звонок. Компак завибрировал и поинтересовался голосом Иржи:
– Привет. Ты готов?
– Утро доброе. Выхожу.
Радлов вышел из номера и спустился к выходу. Закрылась за спиной прозрачная дверь «Красной розы». С противоположной стороны улицы помахал
припарковавшийся у «На сламнику» Чапек.
– Давай, залазь! – крикнул он бодро. – Шеф ждать не будет! А просто уволит всех без выходного пособия!
Они залезли в машину, «Шкода» двинулась с места. Отель скрылся за углом, замелькали одинаковые, точно клонированные улочки. Когда въехали в
Градчаны, под колесами зарокотала брусчатка. Стал виден Град с громадой собора Святого Вита, ярко-желтой в лучах пробившегося через облака
утреннего солнца.
– Эх, скоро каштаны зацветут, тогда в Праге будет лучше всего на свете, – мечтательно протянул Иржи.
Они проехали мимо памятника двум астрономам – Тихо Браге и Иоганну Кеплеру. А когда повернули с Кеплеровой улицы на Длобачев, машина едва
не врезалась в толпу, занявшую не только тротуары, но и проезжую часть. Взвизгнули тормоза, Семена мотнуло так, что ремни безопасности
негромко скрипнули.
– Этого еще не хватало, – пробормотал Чапек, переходя на ручное управление, – проклятые воздержанки…
Толпа состояла лишь из женщин, в основном молодых. Многие несли плакаты, другие тащили кукол, изображавших младенцев, и яростно кололи их
спицами, резали ножами.
– Э… кто? – спросил Радлов. – Последнее слово я не понял.
– Женщины, борющиеся за право не иметь детей. У вас они, я уверен, тоже есть.
– Да, но не столько же.
Начав принудительную депортацию мигрантов, Евросоюз столкнулся с проблемой резкого спада рождаемости. И бороться с ней решили
насильственными методами. Был принят «Закон о материнстве», обязавший всех женщин до тридцати пяти лет произвести на свет не менее чем
двоих детей. Да еще сдать яйцеклетки в центр репродукции, где младенцев выращивали практически «в пробирках».
Закон породил волнения, но постепенно к нему привыкли, благо государство хорошо обеспечивало рожениц. Женщины Швеции, Испании, Бельгии и
других частей Евросоюза вновь стали больше внимания уделять отпрыскам, и меньше – карьере. Численность населения медленно, но верно начала
расти.
Но кое-где остались вот такие, непримиримые, считающие, что свобода выбора для женщины важнее блага Европы.
– Ничего, их быстро разгонят, – сказал Иржи, когда они окольным путем через несколько переулков заехали за спины протестующим женщинам.
Подтверждая его слова, над улицей промчался полицейский вертолет, черно-белый, как ласточка, и такой же стремительный. Повис на одном
месте, а затем резко пошел вниз, из брюха повалил белый дым. Чем закончилось дело, Семен не увидел, поскольку машина свернула в узкий
переулок и остановилась перед кубическим зданием, сооруженным на первый взгляд из одного стекла.
– Давно я тут не был, – проговорил Радлов, выбираясь из салона. – Как, порядки у вас не изменились?
– Нет. Для начала в службу безопасности – оформим тебе допуск.
Они поднялись по ступенькам, ведущим ко главному входу в Институт Второй Мировой Войны.
Они поднялись по ступенькам, ведущим ко главному входу в Институт Второй Мировой Войны. Попавшаяся навстречу женщина поздоровалась с Иржи и
бросила на Семена любопытный взгляд. Внутри, за прозрачными дверями оказалось неожиданно прохладно.
Семен в первый момент даже поежился.
Вестибюль напоминал лежащую на боку бутылку с узким горлышком-проходной, но Иржи повел спутника не к ней, а к неприметной двери в правой
стене. Блеснули буквы, сложившиеся в надпись «Служба безопасности», и Семен оказался в небольшом офисе. Расположившийся за узким столом
круглолицый чех в серо-белой униформе улыбнулся и осведомился:
– Чем могу служить?
В институте с интернациональным коллективом разговаривали по-английски. Семен владел этим языком в совершенстве, как и немецким, и
средневековой латынью.
– Надо бы допуск оформить, – сказал Иржи. – По форме «А». Вот на него.
– Что же, нет проблем, – сотрудник службы безопасности повел рукой, указывая на стул рядом со своим столом. – Прошу вас, пан…, – он на
мгновение замялся, бросил взгляд на монитор, где отразилась информация с размещенного над дверью сканера, – …Радлов. Сейчас проведем
стандартные процедуры и выдадим вам метку.
Семен опустился на стул.
– Так, минуточку посидите неподвижно, и дайте мне правую руку, – проговорил сотрудник службы безопасности.
Указательный палец слегка кольнуло, когда тонкий щуп снял с него крохотный клочок кожи, достаточный для определения главных параметров ДНК.
Мгновением позже в глаз будто попал солнечный зайчик – узконаправленный сканер зафиксировал рисунок радужки.
И то и другое попадет в базу данных иска института, и послужит в качестве ключа, открывающего двери в любые, даже самые секретные
лаборатории.
– Вот ваш пропуск.
Семен получил такую же микросхему, как и в отеле, только красную. Сунул ее в еще один паз на боку компака, благо там их оставалось
достаточно.
– Э… Я могу идти?
– Конечно.
– Благодарю, – Радлов поднялся и вслед за Иржи вышел из комнаты. Они миновали проходную и оказались на крошечном пятачке, откуда начинались
три коридора.
Один напоминал вырубленный в скале тоннель и уходил чуть вниз. Второй, с гладкими белыми стенами, был ярко освещен, а в третьем царила
полутьма, а стены бугрились многочисленными выступами. Ригеровский институт строил Роберт Мак-Клеон, архитектор, исповедующий убеждения
антирационализма. И его детище эти принципы воплощало в полной мере.
Чапек свернул в первый коридор.
– Еще с прошлого раза не пойму, как вы тут ориентируетесь? – Семен невольно пригнулся, опасаясь, что заденет низкий потолок.
– Наоборот, очень удобно, – отозвался Иржи. – Внутри здания свой собственный рельеф и одну часть никогда не спутаешь с другой. Ведь ты не
ошибешься, что перед тобой – лес или степь?
– Как сказать… – протянул Радлов, не желая признаваться, что и то и другое видел только по телевизору.
Коридор закончился лифтовой площадкой. На громыхающем лифте, похожем на железную корзину, спустились на несколько этажей и оказались перед
овальной дверью. На ней вспыхнула надпись «Лаборатория первичного анализа № 2».
– Сейчас проверим, на что годится твой допуск, – ухмыльнулся Чапек.