- По этой, - сказала Гарриет.
Блейн повернул голову и вгляделся в ее профиль. Нет, она не похожа на хладнокровную, практичную журналистку, хотя такая она на самом деле. И пишет не сентиментальные статейки, не заметки в колонку светских сплетен, а вместе с дюжиной других репортеров, составляющих элиту своей профессии, дает гигантскую панораму "Фишхука" для одной из крупнейших газет Северной Америки.
И несмотря на это, шикарна, словно сошла с обложки модного журнала.
Шикарна, но без вычурности, и полна спокойной уверенности в себе, которая в любой другой женщине выглядела бы высокомерием.
Он был уверен, что все, что только можно знать о "Фишхуке", она знает. Ее статьи отличались странной объективностью, можно сказать, даже беспристрастностью, однако и этот необычный для журналиста суховатый стиль она ухитрялась смягчить, добавить в него человеческой теплоты.
Но что из всего этого следует? Зачем она вмешалась в эту историю?
В том, что Гарриет друг, он не сомневался. Он познакомился с ней давно, вскоре после ее приезда в "Фишхук". В маленьком ресторанчике, куда в тот день они пошли обедать, слепая старушка продавала розы. Блейн вспомнил, как купил ей розу, и Гарриет, вдруг почувствовав себя одинокой и оторванной от родного дома, слегка всплакнула.
Странно. Хотя что теперь не странно, продолжал размышлять Блейн.
Взять тот же "Фишхук", кошмар современности, за сто лет так и не принятый до конца остальным человечеством.
Он попытался представить, как все происходило тогда, эти сто лет назад, когда ученые в конце концов признали, что космос Человеку не под силу, и сдались. Кучка упрямых, самых упорных в своей мечте пошла другой дорогой - дорогой, которой Человек отказался идти или, что одно и то же, с которой он свернул много лет назад и с тех пор неустанно глумился над ней, заклеймив ее словом "колдовство".
Ведь что такое колдовство - чепуха из книжек для детей, бабушкины сказки.
Но всегда были упрямцы, которые верили, по крайней мере, в основной принцип того, что люди называли колдовством, поскольку это не было колдовством в том смысле, который за долгие века приобрело это слово.
Скорее, это был закон, такой же непреложный, как и законы, лежащие в основе всех естественных наук. Но, в отличие от них, это была наука, которая изучала возможности человеческого разума и стремилась достичь далеких планет не физически, а лишь силой разума.
Из этой веры, надежды и упорства и родился "Фишхук", названный так потому, что это был рыболовный крючок, заброшенный в космос, давший возможность разуму совершать путешествия туда, куда никогда не попасть телу.
Дорога впереди делала крутой поворот направо, затем снова сворачивала влево, возвращалась обратно и замыкала круг.
- Держись, - бросила Гарриет.
Она резко свернула с дороги и направила машину вверх по пересохшему руслу ручья на одной из стен каньона. Из реактивных сопел с ревом било пламя, надсадно визжал мотор, по колпаку крыши скрежетали ветви деревьев.
- Это еще ничего, - сообщила Гарриет. - Дальше будет пара местечек похуже.
- Это и есть тот самый путь к отступлению?
- Совершенно верно.
А зачем, подумал он, мог Гарриет Квимби понадобиться путь к отступлению?
Она осторожно вела машину по пересохшему руслу, прижимаясь к скале, которая каменной стеной уходила ввысь, в темноту.
Из кустов испуганно разлетались птицы, трещали ветви, царапая автомобиль.
Фары осветили крутой поворот, как бы зажатый с одной стороны каменной стеной, а с другой - огромным, размером с сарай, валуном. Машина втиснула капот в пространство между скалой и валуном, развернула задние колеса и медленно, почти ползком, преодолела проход.
Гарриет убрала реактивную тягу, и машина со скрежетом опустилась на гравий.
Двигатель замолчал, и над ними сомкнулась тишина.
- Отсюда пойдем пешком? - спросил Блейн.
- Нет, немного переждем. Они ведь начнут охоту за нами и подъедут сюда. И по шуму двигателя поймут, в какой стороне мы скрылись.
- Мы поедем прямо на вершину?
- Прямо на вершину, - подтвердила она.
- Ты уже здесь ездила? - поинтересовался Блейн.
- Много раз. Я знала, что если когда-нибудь понадобится воспользоваться этой дорогой, то делать это придется быстро. Не останется времени раздумывать или возвращаться назад.
- Но объясни мне, ради бога...
- Послушай, Шеп. Ты попал в переплет. Я тебе помогаю выпутаться.
Может быть, этого достаточно?
- Конечно, если ты так хочешь. Но ты рискуешь собственной головой. А это не обязательно.
- Мне уже приходилось рисковать ею. Хороший журналист должен быть готов рискнуть головой, когда надо.
Может быть, подумал он, но не до такой степени. В "Фишхуке" полно газетчиков, и почти с каждым из них мне доводилось выпивать. Очень немногих я мог бы считать своими приятелями. И никто - никто, кроме Гарриет, - не стал бы делать для меня того, что делает она.
Чисто журналистским интересом это не объяснишь. И одной дружбой тоже.
Тут что-то большее, чем и то и другое вместе.
А если Гарриет не только журналистка?
Она не может быть только репортером. Ее поступками движет что-то другое. Очень любопытно, что?
- В прошлый раз, когда ты рисковала головой, ты рисковала ею для Стоуна?
- Нет, - ответила она. - О нем я знаю только понаслышке.
Далеко, на дне каньона, послышался слабый гул двигателей. Они сели в машину и прислушались. Гул быстро приближался, и Блейн попытался сосчитать по звуку мчащиеся по дороге автомобили. Ему показалось, что их было три, хотя он не был уверен полностью.
Машины подъехали к повороту и остановились. Послышались треск кустов, мужские голоса.
Гарриет взяла Блейна за руку и крепко сжала ее.
- Шеп, что ты сделал с Фредди? Изображение ухмыляющегося черепа.
- Нет, всего лишь нокаут.
- У него был револьвер?
- Теперь револьвер у меня. Фредди в гробу, на нарумяненном лице застывшая улыбка, в сложенных на груди руках - громадная лилия.
- Нет, не так. Фредди с разбитым носом и крестами пластыря на самодовольном прыщавом лице.
Они тихо сидели, прислушиваясь к каждому звуку.
Смолкли голоса, и машины двинулись обратно, вниз по дороге.
- Все?
- Погоди, - остановила его Гарриет. - Они приехали на трех машинах.
Уехала только две. Одна еще ждет. Множество вытянувшихся от напряжения подслушивающих ушей.