Внезапно меня прижало к твердому. Мысли вспорхнули, как испуганные воробьи. Ага, я
уже сижу в машине, Володя вырулил на магистраль и несётся, как и все, превышая скорость.
Машину занесло потому, что слева пронёсся лихач на потрепанном жигулёнке. Как и нас,
подрезал ещё одного, другого обогнал, на большой скорости пошёл вперёд, ловко переходя из
ряда в ряд, обгоняя сверкающие иномарки. Нарушает, конечно, но красиво нарушает... Даже
жаль, что такого вскоре остановят, оштрафуют, а то и вовсе отберут права. Когда все
становятся стадом, плохо даже для стада...
Ближе к центру движение стало ещё напряжённее, скорость снизилась. Перед
перекрёстками возникали пробки. Володя покосился на меня сердито, выставил на крышу
маячок, начал протискиваться вперед. Обычно я не разрешаю пользоваться подобными
штуками, правительство должно жить той же жизнью, что и все, но с другой стороны как будто
я не насмотрелся этих пробок с балкона?
Массивные сталинские дома узких центральных улиц уплывали назад нехотя, медленно.
Взамен тяжело выдвигались такие же массивные, угрюмые, несмотря на кокетливые рекламы.
Затем как удар по нервам: заблистало, словно сверкающая под солнцем глыба чистейшего
льда. Я ощутил прохладу - исполинская мечеть, от каменных глыб площади и до самого верха
изукрашенная изразцами небесного цвета, смотрится как межгалактический корабль
инопланетян.
Москвичи к ней привыкли в первые же дни, свойство русского характера всё принимать и
всё переваривать, но зеваки из провинции ходят стадами, их видно по разинутым ртам и
вытаращенным глазам.
Володя перестраивался из ряда в ряд, обгонял, а я все не мог оторвать глаз от мечети.
Огромная и блистающая, поднимается по-восточному гордо и возвышенно, без всякого
раболепия перед Аллахом. Красочная, стены в изразцах, устремлённая к небу, полная
противоположность храму Василия Блаженного или Христа Спасителя, которые скорее походят
на танки, вросшие гусеницами в родную землю, приземистые, массивные.
Володя косился неприязненно.
Не понимаю, пробурчал он сердито, всё равно это чужое. А чужое, значит, не наше.
Со мной можно поболтать в дороге, я разглагольствую охотно, всегда "в общем", никаких
тайн не выболтаю, да и не знаю. Для меня разговор с шофером, как и с Хрюкой, всего лишь
огранивание мыслей, смутных идей, что в процессе повторения обретают форму, теряют
лишние слова, становятся острее и действеннее. Я ленив на переписку, там всё за счёт основной
работы, но вот так, в быстро мчащейся машине, когда всё равно заняться нечем, я могу выдать в
сыром виде шоферу то, что вдалбливаю правительству уже не первый год.
А что чужое? поинтересовался я. Мухаммад? Что еврей, что араб какая тебе разница?
Христос... К нему хотя бы привыкли. Да и заповеди его наши заповеди.
Я покачал головой:
Все заповеди, которые Христос повторял, взяты из иудейского Ветхого Завета. А его
единственная заповедь, у него на неё копирайт, это "Если тебя ударят по правой щеке, подставь
левую"... нет, есть ещё одна, такая же нереальная: "Возлюби врага своего". Скажи, хоть кто-то
руководствуется этой заповедью в реальной жизни?.. Не юродивый, не пациент дома
сумасшедших, а нормальный человек?.. То-то. Этот Христос сам бы помер от сердца, узри все
то, что делалось его именем: крестовые походы, обращение в христианство огнем и мечом,
сожжение ведьм, брунов и янгусов, давление на коперников и галилеев.
..
А Магомет?
Мухаммад сам придумал Коран, сам и воплотил его в жизнь. Сейчас треть населения
земного шара живёт по законам, которые создал Мухаммад. А эти законы, если честно,
совпадают с нашими человеческими устремлениями. В этом и есть сила ислама: у него слово с
делом не расходятся! Это не "Возлюби врага своего"... Понимаешь, Володя, в нашей России
сейчас столько навоза, что мы ходим в нём по колено. Накопилось даже не со времён Советской
власти, а с куда более дальних... Вот мы сейчас и решились разгребать. Никто не решался, а мы
решились. Это дерьмо ложь. Судьи выносят приговоры по статьям, в которые не верят,
родители и учителя учат детей истинам, которым сами не следуют... а дети, что, слепые? Сила
ислама в том, что ему в самом деле можно следовать!
Пока говорил про судей и учителей, он кивал, но едва упомянул про ислам, челюсти
стиснул, под кожей вздулись кастеты желваков.
Всё равно... поворот слишком крут! Как бы во что не врезаться.
А у нас когда иначе? спросил я горько. Либо спим, либо догоняем, нарушая все правила...
Глава 4
Восемь крупных мужчин в добротно скроенных костюмах сидели за огромным
подковообразным столом. Глаза нацелены в экраны сверхплоских ноутбуков, в огромном
кабинете напряженная тишина. Секретные службы многих стран отдали бы горы золота, только
бы добраться до содержимого этих хардов. Даже консервативный Коломиец, министр
культуры, преодолел страх перед техникой, с удивлённо-радостным лицом тыкает в клавиши,
всякий раз приятно изумляясь, что ничего не взрывается. Зато телеэкраны на стенах тёмные,
только на одном мелькает что-то пёстрое, мне отсюда не видно, да и звук приглушен до
невозможности.
А, Виктор Александрович, произнес Коломиец задушевно, здравствуйте! Чёрт, дёрнуло
же меня на министра согласиться! Надо бы в футурологи... Спал бы до обеда.
Я взглянул на огромные настенные часы. Не знаю, что за аппаратура там еще, помимо
самого механизма часов, но часы работают исправно, всё ещё утро. Правда, для кого-то десять
часов разгар рабочего дня. К примеру, для нашего президента Кречета.
У меня нет за столом постоянного места, я и есть министр без портфеля, а также без
постоянного кресла или хотя бы стульчика. Или даже не министр, а чёрт-те что. То ли
консультант, то ли советник, всегда называют по-разному.
-А где наш железный диктатор?
Платон Тарасович, сказал подчёркнуто уважительно Коган, министр финансов, изволят
быть на встрече с делегацией ООН. Точнее, они изволят принимать этот непонятный ООН.
Значит, сказал Сказбуш, скоро будет.
Пошто так?
Ну, была бы ООН не филиалом ЦРУ, задержался бы дольше... А то они сейчас приехали
на похороны академика Михлакина, видите ли! Памятник ему требуют. Как академика его мало
кто знал, зато смрада правозащитника было на всю Россию...
Подошел Яузов, прислушался, пробурчал с небрежной напористостью унтера
Пришибеева.
Да плюньте на его труды. Ничего умного не написал. А что сам был хорошим человеком,
так разве это такая уж заслуга? В России пока что хороших людей хватает. Вот на меня
посмотрите!
Он захохотал, довольный, краснорожий, настоящий министр обороны, словно сошёл с
антимилитаристского плаката.
Коломиец поморщился, сказал укоризненно, с оскорбленным достоинством:
Павел Викторович, вы нарушаете исконную русскую традицию.