На этот раз убитый ее оставить не мог, значит, можно сделать предположение, что в обоих случаях ампулы оставлялись убийцей.
– Логично, – согласился Щеглов, – но не очевидно. Вполне возможно, что ампулы обронил кто‑то другой. Но мы все же примем твою версию за рабочую, так как она на сегодняшний день больше всего отвечает имеющимся у нас фактам. Пойдем дальше. Из трех ночей, проведенных тобой здесь, две оказались богатыми на находки, третья же только что минула. Уборщицы еще вчера слегли, значит, в туалете никто не убирал…
– Понял! – вскочил я. – Подождите, я мигом!..
Я вылетел из номера и ринулся в туалет. Но поиски мои, несмотря на всю их тщательность, не принесли успеха: третьей ампулы не было. Покопавшись в урне, я обнаружил там ту, что бросил в первую, роковую ночь, и на всякий случай прихватил ее с собой. Не доходя двух шагов до своего номера, я увидел, как из соседней двери, оттуда, где некогда обитал Хомяков, пыхтя и отдуваясь, выплыл грузный мужчина с тремя подбородками и внушительным брюхом, подозрительно покосился на меня и вдруг хриплым, свистящим басом спросил:
– А по какой это причине вы номер сменили, а, молодой человек? Следы заметаете?
Я настолько опешил, что дал этому гражданину уйти, так и не удостоив его ответом. Во‑первых, для меня был полной неожиданностью тот факт, что номер Хомякова уже заселен, а во‑вторых, откуда он знал, что я переехал? Откуда такая наблюдательность и такой интерес к моей особе? Кто он? И что означают его последние слова о следах, которые я якобы заметаю? Осаждаемый этими мыслями, я вернулся к Щеглову. Не откладывая в долгий ящик, я рассказал ему все, начиная с неудавшейся попытки найти третью ампулу и кончая странной встречей у дверей номера.
– М‑да, – задумчиво произнес он, – все это действительно очень странно. – Он повертел в руках ту, первую, ампулу и спрятал ее в карман. – Что ж, пора подводить итоги. В ночь совершения преступления неизвестный мужчина, пристрастный к наркотикам, случайно или по предварительной договоренности встретился с Мартыновым и смертельно ранил его ножом в сердце. Экспертиза установила, что удар был нанесен снизу острым длинным колющим предметом, от которого пострадавший скончался через десять минут после удара. То ли до, то ли после трагедии предполагаемый преступник ввел в свой организм наркотическое средство. После нанесения раны он скрылся, унеся с собой орудие преступления. Теперь о самом преступнике. Логика подсказывает, что, употребив наркотик в первые две ночи, он должен был произвести ту же процедуру и в третью, то есть минувшую, ночь. Наверняка он так и сделал, но, – Щеглов многозначительно поднял указательный палец кверху, – судя по отсутствию следов там, где им надлежало бы быть, можно смело предположить, что преступник либо нашел себе более удобное место для своих инъекций, либо от него съехал сосед, – впрочем, одно следует из другого.
Тень какой‑то ужасной мысли занозой вонзилась было в мое сознание, но я тут же с негодованием отбросил ее, так окончательно и не поняв, что же это была за мысль. Следом на ум пришло нечто иное.
– Вчера увезли Хомякова, – в раздумье сказал я, – а сегодня в его номере уже обитает новый жилец. Правда, тут еще была какая‑то женщина, делившая номер с Хомяковым, но о ней нам пока ничего не известно. С этим Хомяковым вообще какая‑то путаница. Зато тип, сменивший Хомякова, наверняка поможет распутать этот клубок. Нужно только узнать, кто был его соседом по прежнему номеру, и как следует потрясти обоих.
– Возможно, возможно, – рассеянно произнес Щеглов, как‑то странно глядя мне в глаза, – возможно, ты и прав. Поскольку же работа с людьми – дело деликатное и требует определенного навыка и опыта, позволь мне самому заняться выяснением этого вопроса.
А тебе, Максим, я бы порекомендовал найти доктора и поговорить с ним по душам, тем более что вы с ним, по‑моему, уже нашли общий язык. Кстати, – как бы невзначай спросил он, – ты рассказывал Григорию Адамовичу о своих находках? Я имею в виду ампулы.
– Нет, – покачал я головой.
– Почему? – спросил Щеглов и прищурился.
Я пожал плечами:
– Просто не придал им значения.
Щеглов кивнул:
– Ясно. Ладно, я сам ему сообщу. Будь добр, сходи за ним, нужно кое‑что обсудить всем вместе. Впрочем, не надо…
Он трижды стукнул в стену, отделяющую наш номер от мячиковского, и буквально через сорок секунд на пороге возник сияющий Мячиков собственной персоной.
– Я к вашим услугам, господа, – весело произнес он.
Что меня больше всего поражало в капитане Щеглове, так это его способность круто менять тему разговора либо начинать новый в таком необычном ракурсе и с таких каверзных вопросов, что любой человек, попавший в лапы к гениальному сыщику, тут же пасовал перед ним и порой выкладывал такое, о чем даже сам Щеглов помыслить не смел. Как раз таким вот вопросом и встретил Щеглов вошедшего Мячикова.
– А скажите‑ка, Григорий Адамович, какой калибр у вашего «Вальтера»?
Мячиков, все также продолжая улыбаться, пожал плечами.
– Понятия не имею. Честно признаюсь, никогда не задавался этим вопросом.
Он вынул из бокового кармана пиджака свой пистолет и протянул его Щеглову. Тот взял его в руки и принялся внимательно рассматривать.
– Ба! Да это вовсе не «Вальтер», а самый обыкновенный «Макаров»! И с чего это я взял, что у вас «Вальтер»?
Он вернул пистолет владельцу и какое‑то время хранил молчание.
– Зачем он вам, Григорий Адамович? – спросил он наконец. – Ведь стрелять вы не умеете, и даже, как я понял, боитесь его. Может быть, отдадите мне?
Мячиков снова полез в карман.
– Если это приказ, – отчеканил он уже без тени улыбки, – то я готов беспрекословно подчиниться. Возьмите, Семен Кондратьевич, вы вправе требовать это от меня. Но, по правде говоря, с ним я чувствую себя спокойнее.
– Нет‑нет, что вы! – остановил его Щеглов. – Какой там приказ! Это просто дружеский совет, не более чем рекомендация. Оставьте его у себя, раз вам так удобнее, только будьте осторожнее, и если уж придется вам применить оружие, то старайтесь делать это лишь в самых крайних обстоятельствах, когда другого выхода не будет.
– Разумеется, – снова расцвел Мячиков. – В лучшем случае я припугну им кого следует, а так – Боже упаси вообще к нему прикасаться.
В течение следующих десяти минут Щеглов вводил Мячикова в курс дела, вкратце изложив ему результаты своей утренней рекогносцировки. Мячиков внимательно слушал, весь подавшись вперед: глаза его жадно светились, придавая луноподобному лицу какое‑то фантастическое выражение. Затем Щеглов остановился на ампулах, найденных мною в предыдущие ночи, но наши совместные с ним умозаключения оставил пока при себе. Реакция Мячикова на рассказ об ампулах была весьма бурной.
– Чушь какая‑то! – воскликнул он, недоверчиво качая головой. – Не может такого быть! Посудите сами, Семен Кондратьевич: наркотики – и в эдакой дыре! Где же здесь логика? Что он, спрашивается, здесь забыл? Нет, нет, что‑то здесь не так…
– Однако, – строго произнес Щеглов, в упор глядя на Мячикова, – ампулы существуют, и этот факт со счетов уже не сбросишь. Вот взгляните, одна из них, – и Щеглов протянул ему мою ночную находку.
Но Мячиков не взял ее и даже, как мне показалось, слегка отшатнулся от Щеглова.