Кстати, скоро будет такая трапеза. Трое нибов, приготовленных к закланию, уже проходят ритуальное очищение. Старшины приглашают нас присутствовать при их поедании. Разумеется, в роли зрителей.
– Я хочу посмотреть, – быстро сказала Ирина.
– Не советую. Я однажды присутствовал при нибоедении. Отвратительное зрелище.
– Мне надо, – настаивала Ирина. – Я этнолог, я должна досконально знать народ, который изучаю.
Мальгрем отрицательно покачал головой. Ирина обратилась ко мне:
– Штилике, не прощу ни себе, ни вам, если улечу с Ниобеи, не изучив всех обычаев нибов.
– Слишком сильный аргумент – не прощу! – сказал я. – Впрочем, если Мальгрем гарантирует безопасность… Я и сам не прочь взглянуть на ритуал трапезы. Нам ведь надо найти способ ликвидировать нибоедение, а для этого следует предварительно узнать, что оно собой представляет.
– Что оно представляет, вы видели и на картинах,хмуро сказал Мальгрем. – Что до безопасности, то есть только одна гарантия: вести себя осторожно.
– Я поговорю с ней. Приказывать не буду, уговорить попытаюсь.
Ирина Миядзимо вошла, готовая к спору. Она ни секунды не сомневалась, что я передумал, и твёрдо решила не дать мне использовать свои права.
Она ни секунды не сомневалась, что я передумал, и твёрдо решила не дать мне использовать свои права. Я это понял сразу же, как увидел её раскрасневшееся лицо, её блестящие глаза. Ирина хорошела, когда сердилась. Она знала это о себе. Это было её силой, неоднократно проверенной в спорах, но и её слабостью, о чем она ещё не подозревала. И я думал превратить её силу в слабость. Однако и она заранее оценивала, какие доводы я могу ей привести, и собиралась пробить в них брешь именно там, где я был послабей.
– Мне не нравится, как вы ведёте себя, Ирина,сказал я. – Простите за откровенность, но вы порождаете среди сотрудников станции нежелательные чувства.
Она не ожидала такого начала и смутилась.
– Я бы простила вас за откровенность, Василий‑Альберт, но пока не услышала ничего откровенного. Нельзя ли расшифровать намёк?
– Сейчас расшифрую. Сознательно вы, конечно, не стремитесь стимулировать у нас… у некоторых работников… чувства… В общем, ненужные и вредные. Но ваше объективное поведение…
– Уж не хотите ли вы сказать, что я заигрываю с сотрудниками станции?
– Ирина, я не давал вам повода считать меня глупцом. Намеренно вы ни с кем не заигрываете. Но ведёте себя так, что у сотрудников невольно возникает стремление опекать вас. Знаете единственный способ заставить соседей забыть о том, что вы женщина? Помнить самой всегда, что вы женщина.
– Вы считаете парадокс объяснением?
– Никакого парадокса! Вам непосильно многое, что могут только мужчины. Значит, следует сознательно избегать всего слишком трудного для женской натуры. И тогда никому не придёт на ум, что он должен спешить вам на помощь. Он будет чувствовать себя лишь вашим сослуживцем, а не представителем сильного пола.
– Этот разговор имеет отношение к завтрашней церемонии?
– Самое прямое. Мальгрем побаивается пускать вас на сборище нибов. Он убеждён, что женщине не место на их пиршестве. Женщине, Ирина, а не косморазведчику, космоэтнологу, моему секретарю, наконец. При мысли о грозящей вам опасности он вспомнил, что как мужчина обязан уберечь вас от беды.
– Он сказал, какая беда грозит мне, если я пойду?
– Не сказал. Возможно, и сам толком не знает. Но он тревожится. За меня или за себя он и не думает опасаться.
– Вы берете назад своё разрешение?
– Просто прошу вас отказаться от завтрашнего выхода. Мальгрем передал мне своё беспокойство, я разделю все его чувства.
– Все его чувства? – Ирина подошла поближе, раздражённая и решительная. Она стояла прямо передо мной в своём комбинезоне косморазведчика, с вызовом откинув голову, волосы рассыпались по плечам… – Но что значит – разделяете все его чувства? А если он влюблён в меня? Стало быть, и вы влюбились?
Она издевалась и дразнила меня. Она вызывала меня на резкость. Я сделал усилие, чтобы сохранить невозмутимость.
– Нет, Ирина, я не влюблён в вас. Я не из тех, кто нарушает правила поведения в коллективе. И не строю себе иллюзий.
Она так сморщилась, словно проглотила что‑то невкусное.
– Понятно: рыцарь служебной добропорядочности. Я это поняла ещё на Платее. Очень скучно, но добродетельно. А как понять утверждение насчёт иллюзий?
– В самом прямом смысле, Ирина. – Я старался говорить спокойно, только такой тон сейчас годился. – Отлично понимаю, кто я и кто вы. С меня этого достаточно, чтобы ни здесь, ни на Земле не влюбиться в вас.
– Вы совершённый образец косморазведчика, это уже установлено!
Я хотел запротестовать, она не дала.
– Я буду осторожна, – сказала она умоляюще,Очень, очень осторожна! И, учитывая наши объективные различия, ну, просто чтобы польстить хвастающемуся своими преимуществами Мальгрему, буду всюду рядом с ним и с вами и охотно приму вашу помощь, если понадобится.