– Это же значит, что у вас видимы все существующие объекты, они лишь уменьшаются с отдалением, а не пропадают. Где бы вы ни находились, перед вами одна и та же картина звёзд и планет, – до чего же надоедлив облик вашего мира! Великое многообразие вещей не раскрывается по мере приближения, а всегда на глазах. Как это вытерпеть? Сколько же многообразнее наша Вселенная! Вокруг только окружение, а что подальше – за границами видимости. Любой шаг порождает иные картины, мы непрерывно открываем новое в своём мире, а не тупо вращаемся среди неизменных вещей – разве это не в тысячу раз прекрасней? Мне кажется, ваш мир – царство иллюзий, – закончил Правый. – Вы сами говорите, что ему присущи движения и звуки, свет, силовые поля… Но на эту изменчивую внутреннюю сущность натянута маска внешней закоснелости. Никакой вариал не согласился бы жить в вашем унылом мире!
– Дело вкуса, а о вкусах у нас не спорят, – примирительно ответил Жак.
8
За порогом резиденции Правого нас повстречали сопровождавшие вариалы – торжественный кортеж сверкал всеми цветами радуги. На меня так резво бросался Иа, что даже хаоса в его движении на этот раз особенно не замечалось. Он радовался моему возвращению, словно я избежал опасности. Дружок Николая Иу вёл себя гораздо сдержанней. Николай сказал мне:
– Я раньше думал, что влечение Иа к тебе той же природы, что земная любовь. Но Правый мудро разъяснил, что у них семиполость, а каждый вариал наделён однополостью, то есть светится только в одном цвете, а не полной радугой. Чем же объяснить привязанность Иа к тебе, капитан «Пегаса» Казимеж Полинг?
– Именно этим – семиполостью, – хладнокровно отпарировал я. – Во мне все цвета спектра, кроме зеленого. Зелёным юнцом я перестал быть ещё в первом путешествии в космосе, а всего путешествий было шесть – четыре совершил с тобой. Совпадение – не правда ли? – если каждому путешествию присвоить особый цвет? Иа просто чувствует мою многоцветность. – Я обратился к Артуру: – Беседа с Правым была занятна, но в ней есть странность. Говорили я и Николай, несколько реплик подал Жак, а ты выдержанно молчал. Почему, Артур Хирота? Хотел бы услышать ответ не в статической логике, а по земному шаблону, когда каждый ответ адекватен вопросу.
Он засмеялся. Я уже упоминал, что это с ним бывало не часто. Но после открытия дзета–логики – так мы потом стали называть её – и сам он переменился, и стало иным наше отношение к нему, во всяком случае, моё. Он меньше сторонился разговоров, не хмурился, не выглядел высокомерным, а я теперь понимал, что раньше он казался надменным и неприветливым от непрерывного углубления в трудные проблемы, а не от дурного характера.
– С Левым разговаривать буду я, – заверил он. – И даже попрошу права первым задавать вопросы. Правый так хорошо разъяснил формы жизни в их мире, что принципиально нового уже не ждать. Хочу уточнить уже известное, а не вторгаться в неведомое.
Это тоже была важная особенность характера Артура, и она тоже не сразу стала мне ясна. Все новое, конечно, интересовало его, но он охотно предоставлял нам – мне особенно – роль перводознавателя. Зато размышлять о том, что увидели, находить суть в уже открытых явлениях он брал на себя – и делал это лучше нас. Он был больше мыслителем, чем разведчиком. Чем глубже я узнавал его, тем меньше задевало меня то, что вначале казалось неприятным.
Внешне Левый мало отличался от Правого – такой же угрюмый мощный голос, такая же эмоциональность, важный тон внезапно прерывался сварливым, негодующим, такой же ящик и пульсирующий на нем брусок. Различие было, в ходе беседы мы это поняли, но внутреннее, а не внешнее. Беседу вёл в основном Артур, мы лишь подавали реплики.
Внешне Левый мало отличался от Правого – такой же угрюмый мощный голос, такая же эмоциональность, важный тон внезапно прерывался сварливым, негодующим, такой же ящик и пульсирующий на нем брусок. Различие было, в ходе беседы мы это поняли, но внутреннее, а не внешнее. Беседу вёл в основном Артур, мы лишь подавали реплики. После взаимного обмена мнениями Артур сказал:
– Попрошу вас сосредоточить внимание. Я строю рассуждение: все вариалы смертны…
– Вариалы бессмертны, – величаво ответствовал Левый. – Каждый, рождая потомство, сам нарождается вновь. Единственное исключение – световые ураганы из обиталища лукарей или нападение ладарей. Но и тогда вариалы гибнут, а не умирают – уловили разницу?
– Хорошо, не вариалы, а люди! Все люди смертны. Некто Кай – человек. Какой вы сделаете отсюда вывод?
– А что за человек этот Кай? Одному надо отдохнуть, другому повеселиться. Вот какие выводы я делаю из того, что люди смертны, а Кай – человек.
– Но ведь это бессмыслица! – не выдержал Жак.
Артур укоризненно покосился на него.
– Вывод один: Кай тоже смертен.
– И такой вывод возможен. Но он не единственный. – Левый, как и его собрат, рассуждал без логических шумов, без отвлечений, но от этого его логика не становилась похожей на нашу.
Артур воспринимал объяснения Левого хладнокровно, и мы с Николаем уже не видели в Левом только опытного софиста, ошеломляющего парадоксами.
– Мне кажется, у вас отсутствует понятие о причине и следствии. Вы делаете выводы, не содержащиеся в посылках.
– У людей примитивное понимание причины и следствия. Вы логически бедны! – важно объявил Левый. – Вывод следует из посылок – кроме этого, вы ничего не видите. А у нас посылка может определяться собственным выводом – что здесь странного? Если у вас, как говорите, мать рождает ребёнка, то ведь и ребёнок рождает мать, ибо лишь с его появлением она становится матерью. Следовательно, они друг друга рождают! У вас линейная, а не объёмная логика, логика частностей, а не целого.
И Левый указал, что в их мире противоположности создаются сразу и ни одна не может считаться следствием другой – например, низ и верх, правое и левое, толстое и тонкое, прошлое и настоящее, дети и родители, два конца палки, две стороны листа. Причина лишь повод, а не основание, что‑то вроде выстрела, обрушивающего лавину переплетённых противоположностей.
– И у нас распад на две противоположности – естественная черта развития, – вставил Артур в быструю речь Левого.
Левый разъяснил, что в дзета–мире противоположностей всегда больше двух. У него, среднего Левого, пять сопряжённых противостояний – нижний Левый, верхний Левый, средний, нижний и верхний Правые, а всего их шесть, и достаточно уничтожить одного, как погибают все. В их городе из шести право‑левых обитают лишь два, остальные в других городах, но это не мешает им быть единством.
Артур, снова вторгнувшись в словоизлияние среднего Левого отца города, учтиво поинтересовался, распространяется ли такое многообразие противоположностей на рядовых вариалов или составляет привилегию правителей. Левый подтвердил, что противостояния – всеобщий закон. Гибель одного вариала, например зеленого И, вызывает гибель сопряжённых с ним О, Е, Я, Ю, У…
Жак прервал Левого:
– Не понимаю сопряжения объектов! У людей простой закон: А всегда А. И другой закон: если А есть В, то оно не может быть одновременно – не‑В. Если это стена, то стена, а не озеро и не туча. А если каменная, то не может быть также некаменной.
– Не нравится мне ваш мир, люди! У него косная логика. Он однотонный, однолинейный!
И Левый запальчиво объявил, что если А есть А, то оно непременно – не‑А.