Беспрестанное выяснение отношений. Если, конечно, все люди как ты.
– Все люди, в общем, как я, – заверил Бах. – Мы существа общественные, взаимные контакты для нас очень важны.
– Ты сказал, что ты учёный археолог и что вся жизнь твоя – служение науке. По воспоминаниям, которые всего прочней, такой вывод не сделать.
– Дай резонанс посильней, тогда увидишь, чем была заполнена моя жизнь. Память капризна…
– Много ещё прогнозируешь воспоминаний на малом резонансе? – спросил Ватута министра.
Тот сверился с аппаратурой.
– Две‑три картинки, Властитель.
– Две‑три картинки вытерплю.
На экране появилась небольшая комнатка – стол, три кресла, диван. На диване сидели Кнудсен и Аркадий. Бах у окна любовался пейзажем.
– Замечательная планетка эта Латона, – сказал Бах. – Идеальное место для отдыха и научных экспериментов, которые нельзя проводить поблизости от Земли. Но для чего обустроили Уранию – та ведь хуже.
– Хуже для отдыха, лучше для работы, – возразил Кнудсен. – Если бы заводы и лаборатории Урании были размещены на Латоне, ты не говорил бы, что Латона – идеальное место для отдыха. На Урании сосредоточены предприятия, которые опасно размещать в окрестностях Земли.
– В том числе и твоя хронолаборатория? А чем она опасна?
– Ничем, пока исследования идут нормально.
– Всё, что ненормально, опасно. Разве не так?
– Не так, Миша. На Урании однажды произошёл взрыв двух миллионов тонн сгущённой воды. Случись он на Латоне, добрая треть планеты лежала бы в развалинах. Урания защищена путаницей гор – пострадали лишь несколько зданий. И если хронотрансформаторы на Урании выйдут из строя… Конечно, и там радости не будет, но соседи уцелеют – горы вокруг Института Гриценко послужат щитом от катаклизмов с временем. Камню безразличны скачки в тысячу лет назад или вперёд, а люди не выдерживают больших хроноперебросов. Между прочим, ещё в моё стажерство один из хронистов лаборатории погиб от разрыва внутреннего времени в организме. Гриценко тогда очень усилил защиту, не столько нашу собственную, сколько соседей – от нас.
– Почему ты посматриваешь на дверь, Анатолий?
– Мария должна была быть уже десять минут назад.
– Женщины неточны, разве ты этого не знаешь?
– Только не Мария. Она женщина, но точней тебя.
– Может, ты перестал её понимать? Ты думал, что она откажется от экспедиции, а она согласилась сразу.
В комнату вошла женщина. Она остановилась на пороге, оглядела троих мужчин. На её лице возникло удивление, когда она увидела Аркадия. Бах и Кнудсен обменялись быстрыми взглядами. Если женщину что и поразило, то справилась она быстро.
– Здравствуйте, друзья! – Она обратилась к Баху: – Знаменитый Бах, автор открытия, которое всех нас скоро бросит в океан иновременности? Столько раз видела твои стереопортреты, что узнала бы при встрече на улице. А юноша – Аркадий Никитин? О тебе у меня не было предварительного представления, но рада видеть. – Только теперь она повернулась к молчаливому Кнудсену, на лице её высветилась улыбка. – Ты не меняешься, Анатолий. Такой же могучий, серьёзный, лохматый. Говорят, что ты внешность скопировал с Зевса, но, думаю, твоим прототипом был отец Зевса, бог времени Хронос – и по его узкой божественной специальности он тебе больше походит.
Кнудсен ответил без улыбки:
– Учту, Мария, схожесть с Хроносом. Непременно раздобуду его изображение. Жалко, что древние греки не удосужились фотографировать своих богов. Большое упущение, по‑моему.
Мария Вильсон‑Ясуко опустилась в кресло.
Мария Вильсон‑Ясуко опустилась в кресло. Высокая, широкоплечая, худая, с нервным и резким лицом, она могла сойти за мужчину, одевшись в мужское, – лишь красные губы на бледном лице да очень женские глаза выдали бы её. Голос у неё был звучный и сильный.
– Ты, наверно, сердился, что я опаздываю, Анатолий, – сказала она, все так же дружески улыбаясь. – Помню, ты выходил из себя, если кто опаздывал на минуту. Не сомневаюсь, что ты сохранил вызывающую привычку быть педантично точным.
– Просто точным, Мария, без вызова.
– Так вот – ради точности… Хочу предупредить, друзья, что в нашей встрече примет участие мой друг и помощник. Он явится точно в двадцать один час. У него есть хорошее имя, внесённое в паспорт астронавта, но он охотно откликается на дружеское прозвище Асмодей. Я бы хотела взять Асмодея в нашу хроноэкспедицию. Он будет полезен и вам, а я просто не мыслю себя без него.
Бах и Аркадий посмотрели на Кнудсена. Кнудсен нахмурился.
– Ты ставишь предварительное условие своего участия?
– Нет. Если не возьмёшь моего друга, я от экспедиции не откажусь. И можешь дать ответ после того, как посмотришь на Асмодея. Уверена, что он всем вам понравится. Теперь задавайте вопросы.
– Пока один. Давая согласие на участие в экспедиции, ты, естественно, ознакомилась с её задачами?
– В самых общих чертах, Анатолий. Знаю о находке в Скандинавии и о гипотезе, что высокоразвитые антропоиды посещали Землю уже три миллиарда лет назад. И о том, что в нашей Вселенной не обнаружено и следов такой цивилизации. И что вы надумали искать её во Вселенной с иным течением времени. И что для этого снаряжён хронолет «Гермес», в члены экипажа которого пригласили и меня. Этими скудными сведениями и ограничивается моё знание программы хронорейса.
– Но ведь это самое существенное! – воскликнул Бах. – Что‑либо добавить не берусь.
– Ты не берёшься, другие возьмутся, – сказал Кнудсен. – Не знаю, будет ли верна добавка, но что существенна – ручаюсь.
– Надумали менять программу рейса? – удивился Бах.
– Не я, а наш общий друг Никитин. – И Кнудсен с улыбкой показал на покрасневшего Аркадия.
– Лучше в другой раз, я не подготовился, – попросил Аркадий.
– Рассказывай, как придёт в голову. А чтобы помочь тебе, я изложу вкратце твою концепцию – доказательства представишь сам. Так вот, друзья, Аркадий считает, что наша основная цель – отыскать в иных мирах человекообразную цивилизацию, представители которой миллиарды лет назад посетили Землю, – в принципе своём ошибочна, ибо такая цивилизация невозможна и потому не существует. Я правильно излагаю, Аркадий?
– Правильно. Но это…
– Понимаю. Только вступление к идее, а не сама идея. А вот и идея. Человек не естественное создание природы, а искусственная конструкция, продукт какого‑то эксперимента. Поэтому надо искать не другую антропоидную цивилизацию, а того экспериментатора, который пустил в биологическое существование человека… Но где гарантии, что экспериментатор конструировал человека по своему образу и подобию? Тот неизвестный конструктор разрабатывал не только человека, но и все биологические формы. Какая – его подобие? Амёба, рыба, бык, обезьяна?
– Новый вариант Высшего Разума? Чепуха! – воскликнул Бах.
Аркадий, вспыхнув, с обидой сказал:
– Не мешало бы раньше выслушать мои аргументы, а потом говорить, чепуха или не чепуха.
– Для чего? Идея, что человек – искусственник, отнюдь не нова. Почти во всех религиях людей порождают субъекты, именуемые богами, то есть существа со сверхъестественной мощью и волшебной способностью не считаться с законами природы.