Прохождение Немезиды - Георгий Гуревич 6 стр.


Между тем мое правительство и Советский межпланетный комитет поручили мне

сообщить вам итоги последнего совещания, которое состоялось в Москве. На

этом совещании обсуждены результаты исследований по отысканию активных и

действенных мер.

Советский Союз обладает реальной возможностью изменить орбиту

Немезиды...

Изменить орбиту! Какой поднялся тут шум! Корреспонденты вскочили,

готовясь записывать каждое слово.

- Уверены ли вы в успехе? - крикнул с места голландский делегат. -

Можно ли прекратить наращивание плотин?

Трегубов терпеливо дождался, пока улеглось волнение.

- Господа, я не хочу возбуждать необоснованных надежд. Меры

предосторожности не следует отменять. Мы подготовили сложный опыт... Но

нет гарантий против неожиданных осложнений... Я уполномочен пригласить

делегатов на совещание в Москву, где вопрос об этом опыте будет решен

окончательно...

4

...Возможность изменить орбиту! Чтобы разъяснить слова Трегубова, нам

нужно вернуться назад на полгода, когда впервые появилось сообщение об

открытии Немезиды. Это случилось в декабре месяце. Трегубова срочно

вызвали тогда в Межпланетный комитет.

Расстояние в то время уже не было препятствием. Три часа на вертолете

до Алма-Аты, еще три часа от Алма-Аты до Москвы на сверхзвуковом самолете,

и к концу рабочего дня Трегубов входил в кабинет председателя комитета

Виталия Григорьевича Хоменко.

Описывать Хоменко нет необходимости. Весь мир знает его высокий лоб,

мохнатые брови, раздвоенный подбородок. Это тот самый Хоменко, который

руководил первым полетом на Луну и сам летал туда со второй и третьей

экспедициями.

Кроме Хоменко, в кабинете был еще один незнакомый Трегубову человек -

коренастый, с бритой головой и пышными усами. Он сидел в сторонке, не

вмешиваясь в разговор, и поглаживал усы.

- Нам хотелось посоветоваться с вами, Анатолий Борисович, - сказал

Хоменко, протягивая руку.

- Я изложил свое мнение в докладе, - ответил Трегубов. - О столкновении

незачем и думать - один шанс против ста тысяч.

- Ну, а если он выпадет все же? - спросил Хоменко. - Что можно

предпринять тогда? Не сумеем ли мы... отклонить Немезиду? Взрывами,

например?

Трегубов подсел к столу, набросал несколько цифр на бумаге.

- К сожалению, тут обсуждать нечего, - сказал он. - Снежную лавину не

остановишь, стреляя в нее из ружья. Какие взрывы сильнее всего? Атомные. И

вот расчет: одна атомная бомба может уменьшить или увеличить скорость

Немезиды на одну десятимиллиардную долю миллимикрона в секунду. Ударив

заблаговременно, недели за две, вы накопите разницу побольше - толщину

одного электрона. Сколько вы сделаете бомб? Тысячу? Десять, сто тысяч? Ну,

так вы сдвинете планету на один атом. А нужно маневрировать десятками

тысяч километров.

- Какую бомбу вы имеете в виду?

- Урановую. У них определенный размер. Но и водородная не облегчает

дело.

Вам придется забрасывать на Немезиду запасы тяжелого водорода. Вы же

сами межпланетчик, вы знаете, что каждая ракета строится годами, а

поднимает десятки тонн...

Здесь усатый человек впервые раскрыл рот.

- А есть на Немезиде лед? - спросил он.

Трегубов удивился. С недоумением взглянул на Хоменко.

- Мы не так беспомощны, как вы думаете, Анатолий Борисович, - улыбнулся

Хоменко. - Вот товарищ Лобанов берется, если мы захотим, отшвырнуть

Немезиду с нашего пути.

- Вот товарищ Лобанов берется, если мы захотим, отшвырнуть

Немезиду с нашего пути.

Весь декабрь Трегубов провел в разъездах: Памир, Москва, заграничная

конференция, опять Москва и опять Памир, где Лобанов проводил решающие

испытания.

Инженер Лобанов оказался трудным собеседником. На все вопросы он

отвечал одно и то же: "Увидите, оцените". Чтобы увидеть и оценить,

Трегубов пролетел 4 тысячи километров на самолете, проехал 200 километров

по горной дороге, где пассажиров укачивало от обилия поворотов, и

несколько часов просидел в подземном убежище, любуясь горами через

перископ.

Пять снежных хребтов вздымались перед ним один выше другого. Ближайший

- черно-бурый, с рыжеватыми пятнами голых рощ, выпуклый, бугристый,

тяжеловесный. За ним виднелся сине-лиловый хребет, третий казался синим,

четвертый - голубым, пятый, самый отдаленный, как бы парил, оторвавшись от

Земли. В час восхода он был нежно-розовым, потом стал сиреневатым,

дымчатым.

Он был почти прозрачен, невесом. Казалось, ветер дунет, солнце взойдет

повыше, и вершины его растают в синем небе, как сахар в теплой воде.

Горы вселяли в Трегубова спокойствие. Десятки миллионов лет стоят эти

каменные волны, стоят и будут стоять. Все на своем месте: на небе звезды,

на Земле горы - устойчиво, непоколебимо.

Наконец настал час испытания. "Смотрите!" - сказал Лобанов и нажал

кнопку с красной буквой "О" - огонь...

И тогда над дальним хребтом встало второе Солнце, ослепительно яркое,

гораздо ярче небесного. Дымчатый кряж приобрел форму и вес, он стал виден

отчетливо, словно обведенный тушью. Трегубов разглядел и черные зигзаги

ущелий, и тени под скалами, и два пика над перевалом, и ледник между ними.

По леднику сверху вниз полз огонь, давая белые и цветные вспышки. Потом

полыхнуло красное пламя... и тогда произошло чудо: горы сошли с места. Они

не взлетели, нет, это было бы несолидно для горных пиков. Они медленно

поднялись и неторопливо опрокинулись, показывая раскаленные подошвы. А

затем, уже в воздухе, безмолвно рассыпались на обломки.

Это продолжалось около минуты. Затем с четвертого "голубого хребта"

поднялась радужная мгла и скрыла летящие горы. Еще минуту спустя белая

мгла с третьего хребта поглотила радужную. Взрывная волна неслась к

убежищу, срывая снежные лавины со всех попутных хребтов.

И вот примчалась. Ударила с ревом, грохотом, присвистом. Стены

вздрогнули, перископы ослепли... Погас свет, черная ватная тишина

навалилась на людей.

Робкий огонек спички вспыхнул в углу, осветил усы.

- Вы целы, Анатолий Борисович?

- А вы, товарищ Лобанов?

- Непредвиденное осложнение. Кажется, нас завалила лавина. Впрочем,

Хоменко знает, где находится убежище, нас откопают со временем. Наберитесь

терпения, придется посидеть в темноте.

Трегубов был потрясен. Он не думал о собственных неудобствах.

- Великолепно! Грандиозно! - восхищался он. - Скажите же, наконец, что

это такое?

- Лед.

- Обыкновенный лед?

- Ну да, лед, соединение водорода с кислородом. Вы же знаете, по

Эйнштейну каждое вещество может быть источником атомной энергии. Уран

взрывается сам собой, тяжелый водород "зажигается" урановым взрывом. Лед,

оказывается, можно запалить антильдом. Реакция получается очень сложная,

мы не разобрались во всех подробностях.

Назад Дальше