Браун ни разу не перебил его. Птица тоже.
5
Мула стрелок купил в Прайстауне и, когда добрался до Талла,животное
еще было полно сил. Солнце уже часкаксело,однакострелокпродолжал
идти, ориентируясь сперва на зарево огней в небе над поселком, апосле-
на разухабистые аккорды пианино, игравшего "Эй, Джуд" так чисто, чтожуть
брала. Дорога расширялась, вбирая в себя притоки.
Лесадавносменилисьунылым,однообразнымсельскимпейзажем:
бесконечные покинутые поля, заросшиетимофеевкойинизкимкустарником;
лачуги; жуткие заброшенные поместья, где несли стражу мрачные, погруженные
в тень особняки - в них, несомненно, бродили демоны;покосившиесяпустые
хибарки, обитатели которыхтолисамидвинулисьдальше,толибыли
вынуждены сняться сместа;редкиеземлянкипоселенцев-ночьютакую
землянку выдавала мигающая во тьмеогненнаяточка,аднем-угрюмая,
замкнутая, вырождающаяся семья, молча трудившаяся на своемполе.Главные
урожаи давала кукуруза, но встречались и бобы, игорох.Изредкастрелок
ловил на себе долгий тупой взгляд какой-нибудь тощей коровы,глядевшейв
промежуток между ольховыми жердями в клочьях отслаивающейсякоры.Четыре
раза он разминулся с дилижансами: два ехали емунавстречу,дваобогнали
его.Обогнавшиебылипочтипусты;втех,чтодержалипутьв
противоположную сторону, к северным лесам, пассажиров было больше.
Это был уродливый край. С тех пор,какстрелокпокинулПрайстаун,
дважды, оба раза неохотно, принимался дождь. Даже тимофеева трава казалась
желтой и унылой. Безобразный пейзаж. Никаких признаков человекавчерном
стрелок не замечал. Возможно, тот подсел в дилижанс.
Дорога повернула. За поворотом стрелок щелкнулязыком,останавливая
мула, и посмотрел вниз, на Талл. Талл располагался на дне круглой впадины,
формой напоминавшей миску - поддельный самоцвет в дешевойоправе.Горели
немногочисленные огни, лепившиеся по большей части там, откудадоносилась
музыка. Улиц на глазок было четыре: три,иподпрямымугломкним-
широкаядорога,служившаяглавнойулицейпоселка.Можетбыть,там
отыскалась бы харчевня. Стрелок сомневался в этом, новдруг...Онснова
щелкнул языком.
Вдоль дороги опятьначалипопадатьсяотдельныедома,заредкими
исключениями по-прежнему заброшенные. Стрелок миновал крохотныйпогостс
покосившимися,заплесневелымидеревяннымиплитами,заросшимии
заглушенными буйной порослью бес-травы. Через каких-нибудьпятьсотфутов
он прошел мимо изжеванного щита с надписью "ТАЛЛ".
Краска так облупилась, что разобрать надпись былопочтиневозможно.
Поодаль виднелся другой указатель, но что былонаписанотам,стрелоки
вовсе не сумел прочесть.
Когда он вошел в черту собственно города,шутовскойхорполупьяных
голосов поднялся в последнемпротяжномлирическомкуплете"Эй,Джуд":
"Наа-наа-наа... на-на-на-на... Эй, Джуд..." Звук был мертвым, какгудение
ветра в дупле гнилого дерева,илишьпрозаическоебренчаниекабацкого
пианино уберегло стрелка от серьезных раздумий о том, не вызвал ли человек
в черном призраков заселить необитаемый поселок. От этоймыслиегогубы
тронула едва заметная улыбка.
На улицах попадались прохожие -немного,нопопадались.Навстречу
стрелку по противоположному тротуару, с нескрываемымлюбопытствомотводя
глаза, прошли три дамы в черных просторных брюках и одинаковыхпросторных
блузах. Казалось,ихлицаплывутнадедвазаметнымителами,словно
огромные,глазастые,мертвенно-бледныебейсбольныемячи.Соступеней
заколоченной досками бакалейнойлавкизанимследилхмурыйстарикв
соломенной шляпе,решительнонахлобученнойнамакушку.Когдастрелок
проходил мимо сухопарого портного, занимавшегося с позднимклиентом,тот
прервался, проводил его глазами и подняллампузасвоимокномповыше,
чтобы лучше видеть. Стрелок кивнул. Ни портной, ни его клиент не ответили.
Их взглядыощутимойтяжестьюлеглинаприжимавшиесякбедрамнизко
подвешенные кобуры. Кварталомдальшекакой-топаренеклеттринадцати,
загребая ногами, переходил вместе со своей девчонкойдорогу.Откаждого
шага в воздух поднималось и зависало облачко пыли. По одной сторонеулицы
тянулась цепочка фонарей, но почти все они были разбиты, а у тех немногих,
что горели, стеклянные бока были мутными от загустевшего керосина. Былаи
платная конюшня - ее шансы на выживание, вероятно,зависелиотрейсовых
дилижансов. Сбоку от зияющейутробыконюшни,надпрочерченнымвпыли
кругом для игры в шарики, дымя самокрутками из кукурузных султанов,молча
сидели трое мальчишек. Их длинные тени падали во двор.
Стрелок провел мула мимо них и заглянул всумрачныеглубинысарая.
Там, в будто бы пробивавшемся сквозь толщу водысветеодной-единственной
лампы, подпрыгивала и трепеталатеньдолговязогостарикавфартуке-
покряхтывая, он подхватывал вилами рыхлое сено, тимофеевку,иразмашисто
переносил на сеновал.
- Эй! - позвал стрелок.
Вилы дрогнули, и конюх раздраженно обернулся.
- Себе поэйкай!
- Я тут с мулом.
- С чем вас и поздравляем.
Стрелок бросилвполутьмуувесистую,неровнообточеннуюзолотую
монету. Звякнувостарые,засыпанныесеннойтрухойдоски,онаярко
блеснула.
Конюх подошел, нагнулся, подобралзолотойиприщурился,глядяна
стрелка. Ему на глаза попались портупеи, и он кисло кивнул.