– Грекам продался! Сын рабыни!
– Бей его! Бей!
Донесся дружный рев, лицо князя исказилось…
Видение исчезло.
Игорь обнаружил, что стоит на том же берегу озера перед широкими воротами, чьи деревянные створки окованы стальными полосами. По сторонам
от них были башни, дальше тянулась стена, сложенная из здоровенных, кое-где поросших мхом бревен. Над ней торчала маковка церкви, ярко
сверкал под солнцем крест.
– Вот и он, – сказал Сергей. – Град Китеж.
Вновь заскрипело, и ворота начали открываться. Створки неторопливо поползли в стороны, стали видны тянувшие их мужики, потные, голые по
пояс, в шароварах из серой ткани. Открылась уходившая в глубь города улица, дома – старинного облика избы, цветные наличники на них, коньки
на крышах.
Дорогу загораживали трое стариков.
Средний был высок и широкоплеч, но сутулился, точно на его плечах лежала невидимая тяжесть. Темные глаза смотрели вопрошающе, седая борода
падала на грудь. Из-под нее виднелся повешенный на веревку большой железный крест. Поверх белого балахона старик носил ленту из ткани,
вроде тех, в какие облачаются священники, на ногах его красовались лапти.
Тот, что справа, был одет в залатанную рубаху и драные штаны. Он выглядел настолько худым, словно не ел много дней. Взгляд притягивал
высокий лоб и очень светлые глаза.
Третий был голым, грязные спутанные волосы падали на плечи, а лицо кривилось и подергивалось.
– Пусть не сладились, пусть не сбылись эти помыслы розовых дней, – пробормотал Сергей негромко, – но коль черти в душе гнездились – значит,
ангелы жили в ней…
– Да упасет нас Матерь Божия от таких гостей, – сказал средний старик и перекрестился.
Его жест повторили двое других.
– Был бы удивлен, обрадуйся вы мне, – сказал Олег.
– Не сотрясай воздух зря, чадо, – мягко заметил худой старик. – Милостью Господа нашего Иисуса Христа знаешь ты дорогу сюда, и я искренне
верую, что не злые помыслы привели тебя к вратам Китежа. Открой же нам их.
– Вы помните того, кто сказал «греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер»? – спросил
Олег.
– Само собой, – кивнул средний старик. – Старший собрат сего беспутного чада матери нашей, церкви, – он сердито глянул на Сергея. – Да
простит Матерь Божия грехи того и другого…
– Он мертв. Его убили. Как убили и Донского, и Дениса Давыдова. В последние дни, одного за другим.
Голый старик перестал подергиваться, худой горестно вздохнул, а средний покачал головой.
– Воистину дурные вести, – сказал он. – И что ты хочешь от нас?
– Помощи. Нужно созвать синклит. А без вас это невозможно.
– Да, чадо, тут ты прав, – заметил худой старик. – Заходите, дети мои. Хоть вас и нельзя назвать добрыми христианами, всякий, кто достиг
ворот града Китежа, имеет право войти.
Олег и Сергей пошли в ворота, Игорь двинулся следом. Под взглядами обитателей Китежа чувствовал себя неловко, казалось, что они, словно
рентгеновские лучи, проходят насквозь.
Когда оказались внутри города, широкоплечий старик в балахоне кивнул. Мужики надавили на створки, заскрипели петли.
Мужики надавили на створки, заскрипели петли.
– Э, тяжело твое горе, – сказал голый старик, глянув на Игоря ярко-синими детскими глазами. – Но ничего, можно ему помочь…
Он подошел ближе, Игорь ощутил запахи мочи, пота, давно не мытого тела. Потом неожиданно увидел Московский кремль, Красную площадь и собор
Василия Блаженного на ней.
Когда пришел в себя, обнаружил, что голый старик держит его за руку и шепчет на ухо:
– …поверуй во богородичен схват… оставь это… восприми силу животворящего… Ибо аминь, аминь… трижды три раза…
Игорь покачнулся, тупая игла боли, сидевшая в сердце с того момента, как он узнал о смерти жены, зашевелилась. Из глаз полились слезы, а
тело стало мягким и теплым, как воск растаявшей свечи.
А потом боль ушла, исчезла без следа, и он смог вдохнуть полной грудью, вобрать в себя сладкий воздух Китежа.
– Оставь мертвое мертвому, – сказал голый старик и улыбнулся, открыв гнилые черные зубы. – А сам живи.
Он перекрестил Игоря, и тот ощутил сильное желание упасть на колени. С трудом удержался, стал вытирать мокрое лицо.
– Так гораздо лучше, – проговорил широкоплечий старик. – Пойдемте, гости дорогие. Мы с братом Сергием послушаем вас…
Двинулись прочь от ворот, впереди старики, за ними гости, а позади двое мужиков, что открывали ворота. Они выглядели вполне обычно, да и
разговаривали о делах земных – о том, что надо бы трактор починить.
Игорь глядел по сторонам, на добротно сложенные избы, на видневшиеся вдали церкви – тоже деревянные, с большими куполами, выкрашенными в
синий цвет. В душе росло странное чувство – все казалось ненастоящим, нарисованным, словно он угодил в мультик про Добрыню Никитича…
Наконец не выдержал, догнал Сергея и вполголоса спросил:
– Что это за место? И кто они такие?
– Ты до сих пор не понял? – Сергей наклонил голову, тряхнул волосами. – Они – такие же осколки прошлого, как и мы. Только в них до сих пор
верят миллионы, им молятся и даже приносят жертвы. Ставят свечки в церквах от Бреста до Владивостока. Поэтому сила их велика. В пределы
Китежа, что бы вовне ни случилось, хода не будет никому. Поэтому в этом городе может скрыться любой из нас, кто устал от мира. Много живет
их здесь, тех, кто был князьями и императорами, святыми и писателями, а стал ожившим фрагментом памяти…
И он горько улыбнулся.
Игорь завертел головой, пытаясь увидеть хоть кого-то из обитателей Китежа. Но город выглядел сонным и пустынным, словно был вовсе ненаселен
или на самом деле только что поднялся со дна озера. Не было собак, не кричали петухи, даже воробьи не кувыркались в пыли.
Улица привела к одной из церквей, необычно большой, о пяти главах, с золотыми крестами. Рядом с ней обнаружилось вытянутое, напоминавшее
сарай здание с плоской крышей.
В отличие от остальных строений Китежа, оно выглядело бедно, даже убого.
– Вам сюда, – сказал широкоплечий старик, прихрамывавший на ходу. – Здесь, во имя Божией Матери, мы принимаем гостей.
Внутри оказалось полутемно и мрачно, нос пощекотал запах свежеструганых досок. Гостей провели по коридору, и они оказались в просторной
комнате, где стояли дощатые столы и лавки.
– Трапезная, – с улыбкой сказал худой старик. – Садитесь, чада. Покушайте, чего Бог послал.