Благодаря и хорошей реакции в том числе, Гроулер
удерживал столько лет звание капитана команды «Молот Тора».
А вот сегодня профессиональная реакция сыграла со мной отвратительную шутку. Я уже застегивал ширинку, когда в доме напротив —
стилизованном под старину особняке — из маленького оконца под крышей мне в глаза блеснул солнечный зайчик. Точно такой же зайчик, что
отбрасывали на ретро-турнирах оптические приделы неопытных снайперов, занимавших позиции лицом к солнцу.
Это уже потом до меня, пьяного, дошло, что я не на полигоне стадиума «Сибирь» и что причина появления солнечных бликов в окне соседского
дома наверняка кроется в другом. Это потом я от души посмеялся над собой и своей хронической нервозностью. Но едва мои глаза уловили
световые всполохи, исходящие с характерной для снайперской засады позиции, как, не успев опомниться, я ничком бросился на землю и, как был
с расстегнутой ширинкой, перекатом ретировался за ближайшее укрытие — постамент ландшафт-проектора. И только после этого разразился
потоками ругательств, но не в адрес соседей, а в свой собственный. Смысл моей самоуничижительной тирады сводился к одному: Гроулеру надо
пить не пиво, а успокоительное. Причем такими же бочонками.
Продолжая браниться, я застегнул ширинку и, хмуро косясь на злополучное окно, поднялся на ноги. Даже когда на последнем турнире моя команда
не вошла в тройку финалистов, я не испытывал столь глубокого стыда. Хотелось порвать мерзавца-соседа пополам и долго-долго втаптывать в
землю его внутренности. Хотелось причинить ему еще много страданий, но в действительности я не мог даже плюнуть в его сторону. Не только
потому, что считал себя культурным человеком (о вышеупомянутом инциденте умолчим — зов природы, исключительный случай) Просто сосед был в
моем позоре совершенно не виноват. Что бы ни сверкало в его окне, это мои поступки выглядели по-идиотски, а оправдания им звучали бы еще
глупее.
Существовал, правда, малоутешительный шанс, что вытворяемые мной глупости остались незамеченными в доме напротив. Но надежда на это
растаяла уже через несколько секунд Я с огорчением наблюдал, как окно, в котором только что сверкали блики, отворяется. Старинное
двустворчатое окно с открывающейся вручную рамой! Меня это заинтриговало: я был наслышан историй о чокнутых любителях пыльного
антиквариата, но вживую они мне пока не попадались. А тут вдруг выяснилось, что один из них проживает у меня прямо под боком.
Вот ведь как порой случается отгороженные от Привычного Старого Мира ландшафт-проекторами и силовыми куполами, мы практически ничего не
знали о тех людях, кто прятался даже под ближайшим пузырем Общаясь посредством «Серебряных Врат» и Транс-сети с друзьями и знакомыми,
проживающими от нас за тысячи километров, мы порой не считали нужным пройти сотню шагов от собственного дома, дабы познакомиться с
соседями. Если предшествующую эру тотальных войн принято называть эрой Сепаратизма, то наше время потомки будут именовать не иначе как эра
Парадоксов. Парадоксов во всем, но прежде всего — в человеческих взаимоотношениях.
Что я знал о своем ближайшем соседе? Да ничего. Ни его имени, ни имен членов его семьи. Я даже лиц их никогда не видел, хотя с большинством
живущих в округе сограждан так или иначе сталкивался по пути к инскону. К примеру, Гертруда Линдстром встретилась мне сегодня не впервые,
правда, вспомнил я об этом не сразу. Виделись мы уже, госпожа Линдстром Год или два назад, но виделись, так что мое лицо знакомо вам не
только по скандальным репортажам о жестокостях современного спорта
Окно соседнего дома распахнулось, и в нем нарисовался низкорослый, в меру упитанный человечек, коему на вид можно было дать лет шестьдесят
Мне сразу бросилось в глаза, что пожилое лицо человечка выглядело непривычно естественным: морщинки, красноватые пятна на лбу и щеках,
маленький второй подбородочек, свалявшиеся волосы, только по этому признаку выказывающие свою натуральность — искусственные имплантанты
никогда бы не спутались в таком беспорядке.
Сосед явно пренебрегал многочисленными услугами по омоложению внешности, какими в наш век не
пользовался лишь самый недалекий и ленивый пенсионер. Был ли мой сосед ленивым и недалеким, я пока не ведал, но то. что он — человек со
странностями, я догадался еще до того, как он произнес первую фразу. Когда же он заговорил, я лишь укрепился в своих догадках.
— Добрый день, капитан Гроулер! — выкрикнул сосед, зачем-то отвесив мне полупоклон, от которого, как мне показалось, едва не выпал из
окна, — Извините, что поставил вас в неловкое положение! Надеюсь, вы не держите обид на глупого старика?
— Издеваетесь: «добрый день»! — прорычал я, все еще чувствуя в душе неприятный осадок. — Я таких добрых дней в жизни не видел!
— Что вы, что вы! Никоим образом не издеваюсь! И в мыслях не держал! — испуганно замахал руками сосед, честно говоря, еще далеко не
старик. — Желать кому-то доброго дня — это… э-э… такая древняя традиция. Знаете, в те века, когда люди не обладали персон-маркерами, так
они обращались друг к другу при встрече Замечательная традиция, смею заметить, молодой человек. К сожалению, давно утрачена. И не только
она. Была и такая, согласно которой каждый воспитанный человек обязан желать другому при встрече здоровья…
И впрямь странный субъект. Во-первых, зачем-то натыкал меня носом в незнание древних традиций. Кому они нужны? Тем более сейчас?.. Ладно,
забудем; меня вон сегодня уже и географом обозвали, и этим… как его… троглодитом. Ничего, стерпел.
Во-вторых, этот велеречивый говорун не стал по распространенной привычке целиться в меня из инфоресивера. Сосед вообще не держал его в
руках, что было само по себе любопытно — значит, не я один в этом бедламе успел смириться с утратой своих искусственных ушей, глаз и
памяти. Впрочем, кое-какая вещица у соседа в руках все же имелась. Это было непонятное приспособление, отдаленно похожее на дистанционный
анализатор… или даже на спаренный прицел все той же снайперской винтовки. Очевидно, что вогнавшие меня в панику солнечные зайчики исходили
как раз от него.
Интересный субъект проживает у меня по соседству. Странный, но, кажется, вполне безобидный. И все-таки я решил пока не приглашать его на
пиво — не было интереса выслушивать нудную лекцию о давно изживших себя традициях
— Вы тоже видели это, капитан? — полюбопытствовал сосед, указав на затянутый дымом горизонт. — Какой ужас!.. Я таки просто в жутком шоке!
— И не говорите, — согласился я, думая о том, как бы поскорее закончить разговор. — Кому-то завтра придется ответить за этот бардак. Не
завидую тому, кто окажется крайним. Ладно, не переживайте, контролеры и маршалы скоро во всем разберутся…
Сосед вдруг спохватился, хлопнул себя по лбу и снова рассыпался в извинениях.
— О, любезный капитан, вынужден снова просить у вас прощения, я ведь не представился: Наум Исаакович Кауфман Конечно же, для вас, как для
друга, — дядя Наум. К сожалению, не имею чести знать ваше полное имя..
— По закону мне не положено носить отцовскую фамилию, — признался я. — Я — незаконнорожденный.
— Вот оно как!.. — Теперь настала очередь Наума Исааковича ощущать неловкость
«Сам напросился», — злорадно подумал я, зевая в ожидании извинений, которые, как и предполагалось, последовали незамедлительно
Кауфман мог бы и не извиняться, поскольку, говоря начистоту, обидного в статусе незаконнорожденного было мало.