— Не знаю, госпожа Линдстром. — Я озадаченно почесал макушку. — Инфоресиверы умерли, поэтому вряд ли вы сумели бы связаться с контролером…
— То есть как это умерли? — выпучила глаза Гертруда — Вы в своем уме? Да, мой паучок сегодня ведет себя немного странно: он не захотел
общаться и рассказывать мне о вас. Но я подумала, что он просто скучает по Лауре, моей горничной, и потому капризничает… — Госпожа
Линдстром трогательно погладила пальчиком сенсоры-лапки инфоресивера, после чего презрительно сощурилась и холодно произнесла: — Мой паучок
жив! А ваш, возможно, и впрямь умер! И я не удивлюсь, если вы сами прикончили его! О ваших животных наклонностях знает весь мир. Наверняка
вы едите сырое мясо, а вместо воды пьете кровь! Троглодит!
— Прошу прощения, кто? — удивился я, собираясь уточнить, следует ли мне оскорбляться, и если да, то насколько глубоко. Таким экзотическим
прозвищем меня еще не награждали, но звучало не менее грозно, чем Живоглот.
Гертруда не ответила, поскольку ее внимание привлекло что-то у меня за спиной
— А, вот и контролер! Я знала, что он появится! — Она подпрыгнула от восторга и, небрежно оттолкнув меня плечом, припустила к инстант-
коннектору. Я проследил за ней до самой стоянки и навострил слух, поскольку приблизительно догадывался, что сейчас услышу. Такую любопытную
сцену не следовало пропускать.
— Замри на месте! Замри, кому сказал! Стой, где стоишь! — вскоре раздались оттуда вопли уже знакомого мне фиаскера, застившего глаза
глюкомазью
— Кто вы такой? Вы контролер? — вопрошала госпожа Линдстром, неопознанная заплутавшим кочевником.
— Я что, похож на контролера? Нет, я не контролер! Проваливай отсюда, ненормальная! — отбивался от нее фиаскер.
— А где контролер? — продолжала атаковать Гертруда. — Он уже должен быть здесь!
— Не видел я твоего контролера!
— Куда же он делся?
— Проваливай!..
«Мир сошел с ума», — думал я, стоя посреди пустынной улицы и слушая далекую перебранку двух вполне обычных граждан, которые еще вчера даже
не посмотрели бы друг на друга при встрече. Возможно, были правы те, кто называл Гроулера зверем. Однако в данный момент под это
определение подпадал не только он. Все мы в большей или меньшей степени обычные животные, отгородившиеся от дикой природы искусственной
преградой из плодов собственною, не в меру развившегося разума. Животное плюс высокие технологии — вот и получился человек в современном
его понимании. Отними от суммы второе слагаемое, что остается? Не больно-то сложная арифметика, даже для не блещущего интеллектом реалера.
Я давно усвоил, что мне противопоказано заниматься философскими рассуждениями — голова начинает пухнуть от переизбытка мыслей, а настроение
неизбежно ухудшается. К тому же после этого утомительного занятия всегда хочется перекусить.
Я с тоской посмотрел на выбитое окно спальни: действительно, пора бы задуматься не о философских вопросах, а о хлебе насущном, до которого
требуется еще добраться. Второй этаж — это для реалера в «форсбоди» один легкий прыжок, а для обычного человека — приличная высота. Взять
такую не получится даже с разбега. Поэтому придется поискать что-нибудь, что можно приставить к стене. Ландшафт-проектор? Маловат, да и
хрупок — раздавлю, как пить дать.
Взять
такую не получится даже с разбега. Поэтому придется поискать что-нибудь, что можно приставить к стене. Ландшафт-проектор? Маловат, да и
хрупок — раздавлю, как пить дать. Вот мраморная тумба-подставка от него подойдет. Правда, тяжелая; лень ворочать ее, но зато сооружение
будет возведено для многократного использования — неизвестно, сколько еще раз предстоит хаживать этой рискованной тропой. Тут уж волей-
неволей улучшишь свою прыжковую технику — как говорится, не было счастья, так несчастье помогло.
Прежде чем хвататься за тумбу и корячить ее к стене, мне требовалось некоторая подготовка. Не в смысле разминка, а в смысле — такая, что
была необходима перед физической работой человеку, выпившему много пива. В общем, кому знакома подобная ситуация, тот понимает.
И не припомню, когда в последний раз справлял малую нужду вне туалетной комнаты. Постыдный, откровенно варварский поступок, но с природой
не поспоришь. Оглядевшись по сторонам и опасаясь не столько свидетелей, сколько их инфоресиверов, которые по закону подлости могли именно в
эту минуту включиться и запечатлеть легендарного реалера за столь непотребным занятием (Сабрина бы душу Дьяволу продала за такую голографию
для своего будущего музея), я пристроился за углом особняка и приступил к делу. Угрызения совести, что испытывал я при вписывании угла,
словами были неописуемы… уж извините за вульгарный каламбур.
***
Самыми опасными, однако и самыми захватывающими турнирами по реал-технофайтингу считались турниры категории «ретро». В них всегда
использовалось оружие последних столетий эры Сепаратизма: оружие примитивное, неточное, стреляющее свинцовыми пулями посредством энергии
сгорающего пороха. Меркуриевые «форсбоди» надежно оберегали игроков от попаданий кусков свинца, но сила пулевых ударов была такова, что
сбивала с ног и оглушала даже закованного в бронированные доспехи человека. Само собой, что на ретро-турнирах нам, игрокам, приходилось
быть особенно осторожными.
О ядерных ракетах и водородных бомбах мощностью в сотни килотонн я знал лишь понаслышке, поэтому коварнейшим оружием эры Сепаратизма считал
не их, а длинноствольное, оснащенное оптическим прицелом приспособление для дистанционного убийства под названием «снайперская винтовка».
Этот смертоносный агрегат, в отличие от большинства видов древнего вооружения, имел чертовски медленную скорострельность, зато обладал
непревзойденной точностью Попадание в голову из снайперской винтовки почти всегда оканчивалось травмой — тяжелым сотрясением мозга и
растянутыми мышцами шеи — и надолго выводило игрока из строя. Я выстрадал это на собственной шкуре. Вовек не забуду проклятого снайпера
Флинта из «Веселого Роджера», помявшего мой новенький меркуриевый шлем и испортившего впечатление от позапрошлогодних весенних турниров.
Такие хитрые игроки, как Флинт, никогда не лезли в гущу сражения, но бывало, что зарабатывали за игру для команды куда больше очков, чем
самые отчаянные штурмовики.
Реалера спасало от снайперских выстрелов только одно качество.
«Не надежда умирает последней, а реакция, — любил говаривать мой друг и наставник, ныне ушедший на покой ветеран реал-технофайтинга
Ганнибал, и всегда уточнял — Можешь похоронить все свои надежды, но если тебя даже за секунду до смерти уколоть иглой, ты вздрогнешь.
Реакция — вот на что турнирный боец должен полагаться прежде всего».
Я накрепко усвоил совет Ганнибала и впоследствии убедился, что мой наставник был прав.