Сабрина жила в Баварии, и хоть добираться туда по межконтинентальному хайвэю было от силы полчаса,
подруга дожидалась моего пробуждения только по выходным. В остальные дни наше прощание всегда происходило так, как сегодня.
Сабрине было двадцать четыре года, и она спешила на Службу. До отставки ей оставалось еще шесть лет, а потом, как и все отставники, она
собиралась всецело отдаться любимому делу, посвятив ему остаток жизни. Так по крайней мере она мне пообещала. В свободное от Службы время
Сабрина возглавляла ассоциацию болельщиц команды реалеров «Молот Тора», а в будущем намеревалась создать музей своих кумиров, дабы сберечь
память о них на века. Мне, как капитану «Молотов», идея подруги импонировала. Я не сомневался, что у Сабрины все получится — она была
чертовски целеустремленной девушкой. Она даже периодически выпрашивала у меня для будущего музея кое-какие личные вещи. Впрочем, в
последнее время меня терзали смутные сомнения, что все эти отслужившие свой срок бытовые мелочи не приберегались Сабриной для музея, а
расходились по рукам ее многочисленных подруг — таких же, как она, ярых фанаток реал-технофайтинга и его героев.
Традиционный прощальный поцелуй Сабрины в то утро оказался символичным. Словно не она, а целый мир попрощался со мной и исчез в никуда,
оставив меня досматривать сладкий предрассветный сон в полном неведении относительно происходящего наяву.
— До завтра, Гроу, — промурлыкала Сабрина, нежно кусая меня за ухо. — И будь другом, смени себе окрестности. Альпы — это такая скука…
«Прощай, Гроулер! — злобно оскалился Привычный Старый Мир. — Прощай, жалкий капитан аутсайдеров! Отныне игры кончились, добро пожаловать в
реальность!»
Его циничной усмешки я не разглядел…
Межсезонье в турнирах я любил прежде всего за возможность отоспаться, поэтому редко когда просыпался в эти месяцы раньше полудня. Можно
было, конечно, нежиться в постели и дольше, но срабатывал своеобразный инстинкт — едва наступал полдень, меня начинали мучить беспричинные
угрызения совести. Находясь в блаженной полудреме, я обзывал себя безвольным слабаком, лежебокой, лентяем и другими справедливыми
эпитетами. Средство для успокоения капризной совести существовало — скорейший подъем, тонизирующая камера, полчаса пробежки по
кольцеобразному климат-полигону при смоделированном внутри него встречном ветре (спасибо нашему арбитру — он распорядился оборудовать этим
дорогостоящим тренажером дом каждого реалера, дабы мы заботились о поддержании турнирной формы и в межсезонье), затем снова тонизирующая
камера в сочетании с классическим водяным душем… В общем, через час нытье совести прекращалось и не давало о себе знать вплоть до
следующего утра.
Не открывая глаз, я потрогал уже остывшую вторую половину кровати и убедился, что чуда не произошло — Сабрина не осталась. После этого я с
некоторым огорчением разомкнул веки и, как обычно, приказал:
— Бэримор, время.
Произошло другое чудо. Бэримор — мой бессменный виртуальный дворецкий, обитавший в системе жизнеобеспечения особняка со дня его
постройки, — молчал, словно был живым человеком и по какой-то причине сильно на меня обиделся.
— Бэримор, время! — уже громче повторил я.
Бэримор не реагировал. Уж не умер ли он там случайно у себя в виртомире? Что делать в случае смерти бестелесного дворецкого, я понятия не
имел.
Оставалась надежда, что виртоличность отключила войс-командер в связи с самопрофилактикой, но раньше Бэримор этим в присутствии
хозяина никогда не занимался.
— Бэримор!.. — сострожился я, рывком усаживаясь на кровати. Остатки сна улетучились. — Бэримор, время! Бэримор, свет! Бэримор, сектор
новостей! Бэримор, в режим голо-проекции!.. Бэримор, да проснись же наконец!
Совершенный идиотизм — приказывать проснуться тому, кто никогда не спит, однако от растерянности я даже не замечал, что за ерунду
выкрикиваю.
Одетый в доисторический сюртук, невозмутимый старик с орлиным носом и окладистой седой бородой — привычная оболочка-скин виртоличности
Бэримора, — так и не материализовался передо мной в голо-проекции, хотя, совершенно сбитый с толку, я даже пригрозил заменить его на
длинноногую грудастую горничную Матильду — самый популярный скин прислуги в этом году. Мне давно рекомендовали сексапильную Матильду, но я
почему-то жалел старину Бэримора и не собирался менять проверенного временем служаку на броскую новинку. Однако теперь, кажется, для этого
настал подходящий момент.
Инфоресивер лежал под рукой, в стенной нише. Ничего страшного, сейчас подключусь к «Серебряным Вратам», вызову Контрольную Службу и, если
ей не удастся вернуть к жизни Бэримора, потребую заменить старика на Матильду. Знать бы еще, как это делается — раньше по поводу всех
возникающих проблем беспокоился сам виртуальный дворецкий. Он следил за порядком, оплачивал счета, закупал пищу, управлял кухонным
комбайном и добросовестно выполнял прочие свои обязанности.
Проклиная так некстати почившего в бозе Бэримора, я привычным движением прилепил к виску биомагнит инфоресивера и постарался не моргать,
ожидая, когда сенсор считает с радужной оболочки глаза данные моего персон-маркера. После чего «Серебряные Врата» гостеприимно распахнутся
для капитана Гроулера, а в ушах зазвучит музыка заставки-приветствия; в нынешнем году это был Бетховен. Затем перед глазами, как обычно,
возникнет полупрозрачная вуаль пикчерз-креатора — пикра, — предоставив в мое пользование суфлер войс-командера. На нем — полный перечень
дозволенных мне в Открытой зоне виртомира команд. Останется лишь выбрать нужную и ждать помощи…
Меня подстерегал второй сюрприз, тоже не из приятных, — ничего из ожидаемого не произошло. Инфоресивер, он же ключ от «Серебряных Врат»,
наотрез отказался крепиться к виску и окоченевшим пауком упал рядом со мной на кровать, беспомощно задрав вверх три биомагнитные «лапки» и
рамку пикра. Я смотрел на инфоресивер, открыв рот от изумления, ибо, прожив на белом свете тридцать с лишним лет, просто не помнил случая,
чтобы ключ когда-либо вел себя подобным образом. Для меня это было равносильно тому, как если бы он не упал на кровать, а взлетел в воздух
и прилип к потолку. Возможно, на антигравитационных аттракционах такие фокусы считались в порядке вещей, но только не в моем доме.
Я с опаской переложил ключ на ладонь, будто он и впрямь был впавшим в анабиоз ядовитым тарантулом. Обычно подсвеченные зелеными
микролайтерами, сейчас биомагниты ключа были матово-черными, словно покрытыми копотью. Я коснулся их пальцем, все еще не веря в
происходящее. Только теперь на меня повеяло холодом первого предчувствия грядущей трагедии: ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО В
ПРИНЦИПЕ. Солнце не восходит на западе, а люди не имеют перьев — это аксиома. Инфоресивер работает всегда — это тоже аксиома.